Смородина и бублик

Звали его Бубликом. Безобидный такой увалень. Питался - исключительно смородиной или же другой подобной ягодой, какая в лапу попадёт на худой-то конец. Летом в основном по посадкам сиживал, которые вдоль дорог или между полями. Бывало, идёт кто-нибудь возле посадок и видит, как кусты вроде сами собой шевелятся: «Так это ж Бу-у-ублик!»
Ну, тут сразу у любого рот до ушей, - и не стерпит же, непременно подзывать начнёт:«Бублик, Бублик! Фюить, фюить, фюить!» А тот и рад радёшенек: тут же из кустов вываливается, лапами машет, попой крутит, одним словом – вылитый артист.
Кем он был для всей округи – теперь точно никто не скажет: вроде и медведь – не медведь, и человек – не человек, и барсук – не барсук, ну, что не птичка и не собака – это понятно. Одним словом Бублик – он и есть бублик.
  Как-то ночевали у нас заезжие ученые : то ли биологи, то ли геологи или филологи какие-то, уж, не знаю, но люди очень солидные городские а, главное, умными книжками разными начитанные до изнеможения. Уважаемые, в общем, со всех сторон.
Долго они нашего Бублика выслеживали, всякие западни ему устраивали, физику-химию применить пытались. Куда там! Бесполезное это дело против нашего Бублика. Он как издали их учуял так сразу будто сквозь землю провалился куда-то. Ищут, ищут, а нет его нигде. Грузовик смородины пригнали, профессора-умники, подзывали его, подзывали, - напрасно горлышки свои намучили. Не купился Бублик на ихнюю смородину. Привозная она была, не нашенская. А он такие дела сразу смекает. На своей ведь вырос, на природной, которая от земли-матушки. Гости погостевали, погорюнились да и уехали назад в город не солоно-то хлебавши. А там на радио-телевидении своём так на весь мир и объявили, что раз он не зверь и не человек и поймать его тоже нет никакой возможности, то никакого такого Бублика и нет, не было и быть не может. Ну, вот и ладно, им виднее.
А мы Бублика и не ловили никогда, он к нам всегда по свей воле приходил. Особенно, как холода начинались, так он тут же и являлся из смородиновых кустов, а потом у кого-нибудь из наших жил в сенях. Недолго, правда, чтоб никого не обидеть, не пропустить. Так и переходил всю зиму из дома в дом. Шерсть у него к зиме становилась гуще, вот ему в сенях жить и было в самый раз. А уж смородину для гостя дорогого каждый заранее заготавливал. Ведро, а то и два. У кого Бублик заночует, у того всё в доме спорится, прибыток сплошной: и куры лучше несутся, и корова телится, и молоко – рекой, ни мышей, ни нечисти какой в избе напрочь нет. Да, цены ему не было, по правде-то говоря!
А Бублик знай себе, смородинку наяривает и урчит про себя от удовольствия. На дворе метель, ветры ночные завывают, бельё от мороза колом на веревках висит, а нам весело, мы Бублика слушаем. Шебуршит кормилец наш в сенях, позвякивает чем-то или напевает тихонько, или ворчит себе под нос, а сам спать пристраивается. Занятно ребятишкам в избе, лежат, под одеялами крутятся, всё не угомонятся, пока Бублик совсем не затихнет.
Всего тяжелее Бублику приходилось весной, когда запасы свежемороженой ягоды подходили к концу. Но мы все, как могли, помогали бедолаге. Он, простая душа, редко от чего отказывался. Порой и старое забродившее смородиновое варенье в ход шло. Животом мучился от него, морщился, но что поделаешь на безрыбье-то… Чай смородиновый любил без устали. Особенно тот, который уже подостыл маленько. От самого Бублика часто исходил тонкий смородиновый аромат. Как говорится: что ем, тем и пахну, что пью, то и источаю.
И вот однажды в нашей округе появился новый человек. Откуда он появился и какого роду-племени – вроде как и рассказывал между делом, но в том-то и закавыка, что мы после всего случившегося теперь даже имени его - пыжимся, дуемся, да так и не припомним. Вроде говорил, вроде слышали, но всё как-то вскользь прошло. Друзей у него никаких не было, но и не мешал он вроде никому. А народ у нас добродушный, в охотку доверчивый, пожалели одинокого, дом помогли отстроить. Хоть и не дворец, конечно, но изба получилась справная, с печкой, с подполом, ну, и, само собой, с сенями .
Как явилась опять зима, так и пошел Бублик сызнова по нашим сеням ночевать, а нового жителя вроде как тоже мимоходом обижать нельзя. Тот ажно три ведра свежей смородины заготовил, соседи беспечные, дай Бог им здоровья, сами ему про то подсказали. К тому же Бублик по природе своей тоже ведь никого никогда не обижал, ко всем подряд ходил. А тут ещё нате – не каких-то одно-два, нет же, целых три ведра за постой предлагают!
Прошел день. Потом второй, неделя миновала, загостился что-то Бублик у приветливого хозяина. Через две недели терпенье у нас кончилось. Собрались мы всем обществом и пошли в новую избу нашего Бублика попроведать. Стучимся в дом, никто нам двери не отворяет. Внутрь заходим – никого! Одни только сквозняки гуляют по избе. Пропал пришлый человек вместе с Бубликом. Что случилось, украл ли он его, погубил ли - никто не знает. Вот мы думаем, что жадность человека одолела, что захотел он единовластно бубликовыми чудесами пользоваться. Заманил того, заневолил и сбежал с ним за тридевять земель. А, может, и не так всё было. Кто ж теперь скажет?
Как не стало Бублика, так и смородина в наших краях хиреть начала. Вся - где повысохла, где повымерзла, где сгнила на корню. Будто мор на неё напал. И не слышно теперь крепкого смородинового запаха в нашей стороне. Многие до сих пор Бублика вспоминают. Не зверь он был и не человек, вечно лопотал что-то губами своими смешными. Не всякий его всерьёз воспринимал. Но как не стало его, как смородиновый аромат повыветрился - у многих в сердце защемило. И сейчас щемит. Будто и не ягоды смородины, а родины нашей меньше стало на земле.…
Всякий раз, как проходит кто-то из наших мимо чахлых кустиков, торчащих вдоль дороги, так нет-нет, да и поклонится, позовёт как раньше: «Бу-ублик! Фюить, фюить, фюить! Миленький! Возвращайся!»