Море ветров

ГОРОДСКОЙ СУМАСШЕДШИЙ


----------------------------------------
Маза
-------------------------------------
0.

и теперь в ледяной страсти
мир на части
стал расколот
апологией печали
той что черти накачали
и звучали песнопеньем
слуховых галлюцинаций
и синдром неврастении
нитку вкладывает в ушко
что логично то двояко
выпадает только решка
если это суть единства
то листва что под ногами
трётся осенью о гравий
мне нужней любых учений
а для умопомраченья
почесотка каждой мысли
и разгул крученье трели
во вселенской колыбели

если мир теперь расколот
без причины в чистогане
и слезой искрится
гогот
топчет слово под ногами
В слог вложить любое слово
а выходит их четыре
но то Сталин отрицает
и звучат шаги в квартире
под микитки забирают
и выводят в чисто поле
где конечно расстреляют
и хоть этим обезболят.

если мир теперь расколот
рот и ухо есть увечья
и мелькают за окошком
человечки человечки
пробегают и зевают
утра раннего каноны
раздаются по подъездам
стоны
осени ритмичной
и вы знаете комично
то что кажется трагичным
потому что мы ошиблись
от рожденья чёт и нечет
разве мир что так расколот
мог быть этим обеспечен?

я не вечен
и отмечен
меткой тех кто не согласен
и поэтому страдаю
от того что безопасен
мир прекрасен
небо свыше
не услышит
и никто того не слышит
что и я сейчас не слышу
но тогда не запишу
никуда не поспешу

если мир во мне раздроблен
я комкаю лист отваги
и наверное преступно
не ищу в снегу бумаги
а смотрю на снег осенний
в дуновении тоскливом
примеряю как мартышка
все словечки черносливом
вдруг какое не пройдёт
вдруг ко мне в квартиру тоже
кто-то осенью придёт
и итог тому что больно
в чистом поле подведёт
и тогда синдром мой минет
в пасторали паранойи
вместе с слухом
стану духом
над замёрзшую страною

1.

вчера приснились злые крысы
и парк сгорел сегодня утром
и из волшебных грусти тропок
не отыскать покоя в страхе
как твёрдость в свойстве старых тряпок
и как опрятности в рубахе
того кто ночью спит в одежде
вчера и нынче как и прежде

зимой поля как черти лысы
и нет ни волка ни лисы
и жгёт мой ум волна горенья
средь вечно вправленной в красу
безумной мути наважденья
без почвы для преображенья:

всегда и всё я не спасу

смертельным приступом заражен
до омерзительных ужимок
болезнь - религия сомненья
и каждый горд что тоже инок

я распущу вокзала свитер
и нить оставлю чтоб вернуться
и будет дуть прохладный ветер
и страшно будет обернуться
верней подумать - возвращенье
вновь в сон где крысы предстоит
и в голове поёт вращенье
а окна дарят тот же вид

на мрачный мир где путеводных
никто не ставит статуй нам
лицо сейчас маскоподобно
за ним совсем увы не звёздно
за ним скорей всего я сам

а окна дарят вид кирпичный
гудят заводом, что с трубой
зачем же парк сгорел вторично
зачем он мне, а я с собой
хотел бы тихо говорить
но лучше с зеркалом припить
и в том найти самоанализ
патологично опьянеть
чтобы забыть
что нить
порвалась
и путеводной стала сыпь
и насыпь
полотно двойное
и гноем небо пролилось
и видеть крыс и парка ужас
мне в самом деле довелось

2.

откуда кто меня позвал?
по имени и очень громко
но ничего не приказал
мне стало, право, так неловко

Откуда шёпот по весне
откуда шёлка написанье
откуда образы во сне
внушают новые терзанья
откуда фобии борей
сметает хрупкие остатки
и хочется скорей скорей
куда-то скрыться без остатка

забыть предмет
какой не вспомнить
стать слабоумным
и простым
чтобы отчизны внеугольной
был угол пятым
сладким дым

3.

В этот час, удержав неприличие всяких разладов,
не скатившись до громких сомнительных слов -
остаюсь, - поражён непонятной природы досадой,
в степень галика света на грязном стекле возведён.

Люди в Данте кидали камнями при жизни,
потому что поверили в то, что он был в настоящем Аду, -
а он был там и правду, иначе откуда все песни,
а иначе откуда знакомое это Ду-Ду?

А в Аду - так никто не желает уйти добровольно из Ада,
лучше пусть уж синдром только свой и родной и такой,
словно черти поют для Вергилия там серенады,
а Вергилий их слушает, даже находит покой.

В этот час, отсекая как странно болит голова,
и бессонница просит спуститься навстречу словам,
я смотрю - из слогов непонятных устроены наши слова,
и читаю я Данте, теперь уже лишь по слогам.

Треснет в шее: «Хай! Данте! Вергилий, привет старина,
что эклоги твои, что георгики - много ли проку?»
Ад большая - большая спиральная наша страна:
ни чистилища нет, ни исхода, ни срока.

В этот час - удержавшись, помявшись немного в проходе,
просто так заглянул передать вам сердечный привет.
Ночь прошла, мир звенит и дрожит на восходе.
Только чёрным в аду также видится каждый рассвет.

4.

я там теперь не живу
где воздух не носит своих треуголок
не от величия - от страха
что если все дышат именно им
то он на виду
на слуху
и пухообильный июнь
проглотит его - весь в пуху

я там теперь не пишу
где летом однажды
увидел как черная гладь реки
стала белой от пуха
но было так тихо
и тишина лопалась рамками слуха
от подлости и от страха
и это было не плохо

я там теперь не дружу
со своим отражением в лужах
где простудился
и прижимался к стволам
и навсегда пропитался
отвращением
ко всяким словам
а больше ещё - так к делам

и дуновение ветерка
не подоспело
и странным июньским снегом
занесло меня
в отражение
и это было не плохо
но оглушило. оглох
ещё бы чуть-чуть и сдох

я там теперь не читаю
где луна утонула в сгущёнке
любопытная как ребёнок
а гребешок сломался
и сделался мнительным ветер
ему я признался
и этого испугался
а ветер мне не ответил

и июнь задушил меня пухом
а жить невозможно страхом



----------------------------------------
Жизнь по ту сторону
----------------------------------------
Жизнь по ту сторону будет свежа-свежа,
как газировка - за три копейки стакан,
и облака будут в небе бежать и бежать,
словно вода, потому что сломался кран.

Жизнь по ту сторону будет - да сам уют,
словно в метро прислонился, и с книгой стоишь,
или заснул, и тебе всё поют-поют,
или в осеннем парке присел, и на парк глядишь.

Жизнь по ту сторону, или - с другой стороны…
Там - на окраине, где все гуляют собак,
или собаки спят, да и смотрят сны,
где так волнителен каждый щенку пустяк.

Жизнь на подобии жизни с другой из сторон, -
там где звучит дурацкий мотив «ностальжи»,
где пробирает, как будто бы ты влюблён,
но бьёт озноб, словно точат "шик-шик" ножи.

Жизнь за межой, за линией, за чертой,
Жизнь, будто смерть есть рождение, но твоё.
Ты понимаешь: ни бога, ни чёрта с тобой,
и произносишь звук, что похож на "Ё".

Или на свист снаряда - снаряд летит,
ты видишь старенький двор и забор, голубей,
а так же потерянный напрочь шикарный вид.
Тебя там окликнут - значит - не заробей.

Ты обернёшься – садик, котята, «Москвич»,
и инвалид ворчливый куда-то тащит свой крест.
Ты обернёшься – газета, на ней Ильич,
и снова мечтаешь о сказке далёких мест.

Время кончается - вот и черта, а ты
лишь чертыхаясь, ангела призовёшь,
выпьешь стакан неземной на земле красоты,
словно к барьеру на сходку с судьбой идёшь.

Выстрел. Он падает и - пистолетом вверх,
но умирает от бедности - нет на укол деньжат,
галок вспугнув, упадёт - упадёт на снег,
ибо убитые все на снегу лежат.

Смотришь на небо, и костенеет взгляд:
нет революций, нет кутерьмы сует,
а присмотреться - ты в общем-то даже рад,
а если подумать - то рады вокруг все мы.

Там за чертой - не то чтобы боли нет:
там нет вины, а вина достала давно.
Ты улыбаешься там - значит - был поэт.
Мы тут немного – пиво, коньяк, вино.

… и газировки с утра – той, что в нос так бьёт.
Видимо - души именно есть пузырьки,
и с пузырьками каждый внутри живёт,
тут прославляя те за чертой ларьки.

Мы из подъездов выходим - и тут уже мы
смотрим на сизых, коричневых, чёрных в пух
птиц разодетых, кто сами увы не вольны,
но им даются за так и язык и испуг.

И говорить нет смысла, а промолчать
трудно таким - вот гусиный дворовый крик.
Там за чертой лебединую песнь урча -
это урчанье - в каждый стакан и стих.

Нет для отечества пользы, а вред - то да.
Польза в другом - за чертой, там и гусь пророк.
И полетят стрижи, чтобы уж навсегда
вышел для рока срок ради двух трёх строк.

Жизнь по ту сторону – будет, но не твоя -
жизнь то там есть - но не именно чья-то жизнь.
И без названия стих, а воды моря,
и денег не нужно и хочется «зашибись!»

крикнуть, но горло уже мертво.
Стая уселась, облюбовав столбы.
Пуля свистит, и из снега торчат стволы,
и журавли молчат, доведённые до мольбы.



----------------------------------------
Русский киберпанк
----------------------------------------
Всюду нас окружает только фикция, и мы сами откровенно фиктивны. При этом справа и слева от нас всегда что-то происходит: то изучение философии в нежном возрасте, то невооружённым глазом видно, что они ошибаются. Мы не делаем каких-то иллюзий, и полностью уверены в том, что ничего собой не обозначаем.
Думаете нам трудно было расстаться со своими комплексами? Зря. Мы не стали с ними расставаться, и попали в Эльдорадо прямо такими, какими были до этого.
Приходится признать, что никого нет. Совсем ещё недавно поговаривали про А.Тюрина. Потом как-то утряслось. Таким образом, нас снова двое – сперва я думаю, потом – не думаю. Пишу, говорю – постоянно, но теория не расходится с практикой: нет ни какой-то теории, ни практики, а стихи нравятся – короткие, писать легко.
Не знаю, кто это выдумал, что киберпанку всё лень. Глупости. Ничего не лень, но можно совершенно всё, поэтому часто ничего не делать – самая активная форма творчества.
Ещё пять лет назад считали, что киберпанк – это вызов всему. Кибернетика де делает вызов природе, а панк – обществу. Вы это серьёзно? Киберпанк соединяет два этих вызова, и всё приходит в естественное равновесие. Мы не делаем никаких вызовов. С нашей точки зрения – тогда в Москве киберпанк умер в зародыше, потому что они стали издавать книжки. Нет – это всегда пожалуйста, но писатель киберпанк – не должен издаваться, хотя может быть активным графоманом. Если вы издаётесь – отвалите, пожалуйста.
Вы можете мне верить, можете смеяться, но мы очень рассудительные люди, и для нас самое главное – накопить общий потенциал, попасть в самую середину культорологического пласта человечества, и там налакаться пива, спать, отдыхать, и никогда ничего не создать, что могло бы хоть как-то на что-то повлиять. В этом всё сердце нашей юродивой эстетики. Вы поверили, что красота спасёт мир, но просто вперившись во фразу, а мы когда-то дочитали роман до конца, и решили, что не нужно так суетиться, и лучше сразу стать героем уже в финале.
И именно это есть наша грандиозная и пафосная эстетика: фигу вам, уважаемые умники, лауреаты, мастера.

Ещё четверть века назад, говоря о эстетике русской культуры, как правило - поминали ГУЛАГ, Мандельштама, потом, памятуя о долге перед мировой культурой, вспоминали про Аушвиц, но - в силу традиций, рассуждая о времени после: как после можно сочинять музыку, писать стихи, есть бутеброды?

Однако, увлекаются, и не понимают - в какой глубокой (тут было слово "жопа", но мне не хочется сеять какую-либо рознь, либо издеваться над сексуальными меньшинствами, почему я его смело вычеркнул, боясь поразить воображение слабонервной части собрания) оказываются - желая прослыть не чуждыми.

Говоря о эстетике теперь, часто вовсе не разделяют понятие эстетичного и нравственного, но жаждут подчеркнуть собственную причастность, поэтому оказываются в смешном положении: стоя в раскаряку, желая и совками не быть, и стать эстетами, и при этом соблюсти нравственность. А вот тут-то и дуля вам, господа хорошие, - это невозможно в принципе - иначе, чем в виде настоящих пародий на тех, на кого вы так хотите походить.
И вот тут-то начинается парад-алле новой (подчёркиваю) русской (пропускаю) культурной прослойки между всем, что понадобится по ходу жизни.
На самом деле вопрос об использовании площадного языка в литературе давно уже не актуален. Теперь речь идёт о том - как велика степень совковости в изящной российской словесности нашего времени? Потому что о другом говорить просто нет смысла. О чём? О мате? Да помилуйте - побрезговали единицы. О жаргоне. Совсем смешно. О фене? Поздно, всё уже случилось. О долге перед? Хватит - не нужно. Не получилось: русская литература оказалась вне всяких долгов, может быть сразу после смертей последних мастодонтов. Вслед за ними уже и мамонты-то вымерли. У нас осталось мало вопросов. Наиболее актуальный - совок ли ты? Следующий - конец или пока ещё не конец нашей литературе? И вот это смешение, это неумение разделить эстетику и нравственность - породило страшную дичь. На первый вопрос сразу, как по сговору кричат: "Нет! Я - не совок!" На второй - нет, не клевещите мол, злыдни, - не померла ещё наша литература.
Умники! (Это полный эквивалент крика "Дураки!..") Литература умерла. Умерла поэзия. Умерла романистика. Умерла драматургия. Трупы не воняли. Их закопали сразу, резко, потом (в силу идеологических соображений) отметили ДР Пушкина, но это были даже не поминки.
Умники! Быть совком теперь - это очень хорошо и благородно! Совок теперь - не ругается матом, когда не в сердцах; он не вписался в систему рыночных отношений, но именно потому, что он то как раз - эстет. Его нравственность оклеветана, ему приписали массу небылиц.

Вы будете смеяться, но киберпанк – это активный совок. Это полностью отмороженная часть нации, которой деньги очень нужны, но – на пиво.

В центр культуры, как когда-то юродивые в веру, как прокажённые на острова. И там – всё, что угодно. Нас же не существует. Какой-то русский киберпанк да ещё в этом деятельном мегаполисе – под названием Москва? Нет уж. Вот тут – на родине Бунина, в грязи, в глуши - не рождается какая-то там новая волна. Тут всегда текла старая, добрая, ленивая, совковая, наша, родная, никакая, как та ворона, культура.

Но где второй киберпанк? Сперва я ем, потом сплю, потом сочиняю стихи. Нас даже трое.

2.

Иногда хочется спросить: «А были ли мы раньше?» Скорее всего – да. Кто именно – мы не знаем. (Нас же собственно нет.) Не то, чтобы уж совсем пальцем во всю литературу, но теперь возникает какое-то удивление. К примеру, те кто всю жизнь писали один роман. Явно депрессивный подход. Всю жизнь писать один роман. В романе робко спросить, а что это - Россия? Может быть - её нет? Может - она спит? Был бы справедливо наказан и премирован, скорее всего в силу того, что был наказан. Но писать всю жизнь один роман. В этом что-то есть. Конечно, глупо его потом издать.
В столы, в столы, в столы. Вот что есть самое главное. Писать в стол можно только по-нашему, - без правил. И наша литература – она в столах так и осталась.

3.

Толстой был хорошим человеком. Потомки других именитых особ в России всё потеряли. А вот потомок Толстого – практически стал хозяином Ясной Поляны. И вот вся многословность Толстого – это дань времени. А так – форменный киберпанк. Что вообще-то весь роман «Война и мир»? Это нечто пережившее себя. Во всяком случае, в анекдоты так просто герои не попадают. Толстой сделал невозможное. Псевдоэстеты этого не любят. А Толстой явно уже хотел стать собственным героем несуществующего романа, и податься в старцы. А там – в среде старцев и жил тогда русский панк. Толстой это очень глубокий ум: забить на всё и уйти, а сперва книжечки писать для народа. Я одну читал: «Есть такая религия – буддизм, и основан он на сострадании.»

4.

Русский панк – не агрессивен. Это когда-то Янка Дягилева пыталась петь под страшный самопального чердачного производства рок, но в целом-то – это всё детские протесты. А внутри – напевность, простота.

5.

Итак, что же такое русский киберпанк. Это литература, когда герои и авторы – неразрывны вплоть до социальнодеструктивного поведения в миру. Осуждать можно, но неужели вам не лень, господа хорошие?



----------------------------------------
Головные уборы недоверчивых
----------------------------------------
С глубоким недоверием я к Риму отношусь,
и не люблю поветрия, в поэты не гожусь.
Ах, дайте, дайте шапочку на голову надеть,
а вдруг вокруг прохожие сумеют то прочесть,

что в голове неприбранной убором никаким?
Ну дайте, дайте шапочку, (глаза мне застит дым).
Беретку дайте, шляпу, а то и треуголку.
(Не нравятся мне только противные бейсболки.)

Не нравятся - поэтому, я их носить не буду.
И нечего всем пялиться на мысли в голове...
Конечно же, конечно же, поэтом я не буду.
А всем прохожим жирным, скажу в сердцах я: "Бееее!"

***



----------------------------------------
Керосин
----------------------------------------
Научилась роща - теперь уж точно - зазубрила закаты,
Поджидая вечер, как мать когда-то ждала зарплаты.
А я думал, что это в насмешку только - керосинная лавка,
Оказалось, как прежде - он очень нужен в народном хозяйстве.
Оказалось сразу всё окупилось, да ничто не сбылось:
Не нашла хорошего мужа себе невеста.
Мирозданья купол любой тропинкой сюда заужен,
Ну и грязное в дождик, доложу вам, это на свете место.
Подоконник каждый содержит банку с луковым горем,
И весною каждой привлекают ножки и пахнет гарью -
Это жгут в округе прошлогодний мусор, без керосина,
Но нашла невеста какого-то мужа - родила всем сына.
Облака отражались в каждом окне, чтобы было красиво,
А на самом деле - ничего не знали - проплывали мимо.
А дороги разбиты, ну и прячутся в вечер, отдыхают от горя
И качаются ветки вправо и влево (пьяные что ли?)
И исправно роща закат отражает в лужах и красках -
Это всё в кино, известно – индийском, сладкие сказки,
И ладошки сложат и послужат ложем дубочки в роще,
И вечерний росою прополощет горло угрюмый вечер,
Как молитву святую повторяет ребёнку: "Проще, будь проще".
А ещё керосином лечили раньше детям ангину.


----------------------------------------
Автопортрет
----------------------------------------
На окне запотевшем рисует рука вензеля ли? -
Может, рожи смешные,
а, может быть, брани слова...
И помешаны пальцы,
и мысли такие чужие -
этой плоскости света
вверяет своя голова.
На окне запотевшем как в детстве рисую я что-то -
тот рисунок живёт может час, может два,
но не боле.
И с другой стороны отражается призрачный кто-то -
наделённый сомнением,
верой,
и болью.
На окне запотевшем
рука всё меня рисовала.
Капли с веток ронялись,
и тучи несло на восток.
И по кромочке неба
деревья-солдаты равнялись,
и любой воробей
знал призванье своё и шесток.
Вот окончен портрет -
виден город.
Мои очертанья
скоро влага размажет,
и тряпкой наверно сотрут.
И никто никогда
про портрет этот странный не скажет,
мол художник чудил,
и свой контур оставил он тут.


----------------------------------------
Листва Вавилона
----------------------------------------
Ностальгируют листья в простудной долготности края
остоличенных разных дворов проходных Вавилона.
И всегда, кого надо кто надо сюда посылая, -
вслед имеет добавить, чтоб шёл аж до центра циклона.

Но герой умудрёный и в общем забивший на чудо -
посылает в ответ, а тем более эти трамваи,
и твердит монотонно, что он это всё не забудет:
- Не забуду, и всё, - так герой в тишине повторяет.

И следит зорким взглядом, что сокол на цоколе шапки
меднолобых захватчиков - венчик приемлемой славы.
Их наверное тоже, ох сладки же лапки,
ибо нет на земле горше меди для крови приправы.

В проходных тех дворах кислый запах и воздух эпохи,
когда дети на лавочках пишут в готическом стиле.
Собирая опять рык и слёзы и вздохи,
потому что героя в конторе, увы, не забыли.


----------------------------------------
Я - Лев Толстой
----------------------------------------
Соседство с временем на пользу не идёт,
и раны трогает рука наперечёт.
В страну земли когда-то смерть снесёт -
готовя и позор там и почёт.
И свет и тьму,
вне роли настоящей,
и скорости,
и сырости
стоящей,
как осень за стеклом.
Проём окна
потеет
этой влагой.
Ах, сердцу дай отвагу,
я не слягу -
и твёрдость, раны трогавшей, руке.
И быстроту -
хотя б одной ноге.
А на другой
укрой пяту собой.
И я босой пойду,
как Лев Толстой.
И на вокзале сяду на скамейку,
закутаюсь в свою я бумазейку,
и осень ротозейку -
кшик отсюда!
Держи меня, -
я не ушёл покуда.
А хочется
взять палку и уйти.
Попробуй вот тогда меня найти.
Попробуй отыскать.
Я - Лев Толстой,
и не вернусь я больше к вам домой,
покину я усадьбу босиком.
Вы пожалеете!
Заплачете…
Потом.


----------------------------------------
Мера вещей
----------------------------------------
как оказалось, - жилось ни шатко, ни валко
"может и ты заскучал с телефонной трубкой"
"мне никого, кроме всех вообще - не жалко"
"плачу и плачу - вторые наверно сутки"

если судить по всему - существуют вещи
кроны имеют деревья, но листья теряют
если приснится сон - он и будет вещим
впрочем, такие сны через час забывают

как хорошо, - не влюблён, и в душу опять не верю
мера одна на всех, но своя дороже
путь от окна через комнату будет к двери
и фарисей воскликнет и громко: "боже!"

ну, а поэт гениальный? Тот скажет: "Майн либен."
каждый ли может попасть в этот ад?
не знаю... а мимо
мимо и так промелькнут какие-то лица

"я потому и люблю поезда, что мешают бриться"
еду и еду, а борода отрастает
ну, а теперь как живётся?
никто не знает


----------------------------------------
***
----------------------------------------
сохраню невесомость
бездомность собак
оголённость провода
обделённость
и лёд на ветвях
огромность пространства
беспричинность
как труп девочки
соранил бы невинность


----------------------------------------
*** (никаких вариантов)
----------------------------------------
никаких вариантов с собою смерть не несёт
и на самом высоком здании города
птичке гнезда не свить
береги свой ум как умеешь смолоду
а про честь
за ненужностью можно теперь навсегда забыть

кто же станет думать про всякую ерунду
на краю могилы
в долгий серый денёк?
помолись и ангел скинет тебе дуду
чтобы ты дудел и дудел
если уж так как все потихоньку никак не смог

слишком грустные мысли
повод для новой весны
берегись сомнений ибо они ведут
в затяжной кошмар и какие-то рваные сны
где фельдмаршал Фрейд поведёт бойцов на редут

пусть снежинки снова кружат
вариантов нет
но чуть-чуть умереть в самый раз
не бойся там подберут
они знают и что-то находят в нас
если дарят дудки свои для тех кто их любит тут

и ломается лёд
начиная весну без нас
и задует ветер в распах пальто над землёй
будь всегда готов тем более, что сейчас
смерть беседует тихо,
хоть ты не знаешь, с тобой


----------------------------------------
Котёнок
----------------------------------------
женщина обернулась
вода пролилась на землю
метнулась тень дождевая
и стала земля сырою
птицы спрятались где-то
забавно котёнок трясся
и горевал забившись
в свой уголок над лужей
котёнок, ты тоже не нужен?
видишь, вода пузырится
искрится воздух от солнца
не бойся, котёнок, не бойся
ты станешь котом матёрым
будешь петь серенады
для кошек весенней ночью
ты лучше всех будешь
сильнее
ты шерстью будешь лосниться
ты будешь смелее
дикий
трястись нам разве годится?

женщина скрылась в доме
дождик стихал
я слышал
мяукал котёнок жалко
и радуга в небе не грела
и лужи казались морями
а одиночество жизнью
а жизнь бесконечной пыткой


----------------------------------------
***
----------------------------------------
стали глаза мои рыбами
хитрыми и с изгибами
плавали вдоль течения
по своему хотению

стали руки собаками
ноги змеями мудрыми
загрызли нудность и страхи
и наступило утро


----------------------------------------
***()
----------------------------------------
Бессильный смысл самообмана,
вороноватое крыло,
ветрам отворенная рана.
Давно и верно - всё равно.

Бессмысленный набор сомнений,
(муть прилагается лишь к смыслу),
и перепады настроений:
ещё быстрее, - очень быстро.

Ещё точнее и глумливей,
ещё шампанистей искристостость.
И нас задерживает иней,
дырявость флейт - уже открытость.

И нас привычное смущает,
да утро. Выход из подъезда.
Сюда никто не приглашает.
И вот последняя звезда

исчезла с глади небосклона.


----------------------------------------
Флиний, муха и я снова болен
----------------------------------------
Я снова болен и сижу над тенью
и наслаждаюсь тенным холодком;
и трудно передать
словами место -
слева между сердцем
и краем уха.

Каким-то запоздалым ходоком
стучится в дачный домик
полумрак,
и муха мечется от дури на стекле.

Как точно холод бьёт за мозжечок,
зрачок вбирает света переливы,
и спиленные сливы садоводом.

В садах медведка есть -
она живёт в земле;
и корни есть в земле...
... и садоводы.
И в этом - равновесие природы,
попробуй же хоть что-то убери,
и рухнет мир на кончик головы,
припадком перепутанных эмоций,
и муха загнусавит словно Флиний,
которого практически никто
и никогда,
заподлицо, уж точно, не прочтёт,
но имя,
словно странная болезнь,
из линий для поэзии влечёт,
из лилий для поэзы не зачёт.
Ддруг, Флиний,
мне за лбом так горячо.
И муха произносит:
«Не причём»

Я мухе говорю:
«Так мы вдвоём?»
Мне муха:
«Мы когда-то все умрём»
Нам Флиний говорит про дивный вид,
мне муха, произносит: «Отболит».
я Флинию, что муха говорит,
а Флиний мухе только промолчит

Болею и сижу опять над тенью.
Вокруг
сгущается предшествие грозы,
и, кажется, затих садовый домик;
и прозы и стихов на полке томик,

который я и тронуть-то боюсь,
и кроюсь в тень холодную над садом,

где Флиний садовод,
и муха рядом.


----------------------------------------
Мыслящий глаз Клее
----------------------------------------
чтобы оттачивать зрение нужно иметь глаза
и завершая все формы одним движением
как наверное тянется к образам
душа грешника в бестелесном своём смещении

так взгляд цепляется за пустяки
а ум приближает каждый из них к себе
чтобы вместить всё это в объём доски
за которой будет ни «кукареку». ни "бе". ни "ме"

отчасти деревья коснуться могут
солнечной синевы февральских небес
где купол от силы небесный выгнут
углекислый газ возводя в интерес

отчасти птицы жирными пятнами
вдоль размазов травы по полям и теням
отчасти спящие могут снами
и делённые на два своим лапопам

птицы взмахнув крылами исчезнут в рутине
и картина дня примет другой колор
и глаз Клее воспрянув воспримет
совмещая в себе и избу и сор

и тогда доступными станут для зренья
механизмы фабрикаций различных форм
и кто больше видел получит прозренье
и слепые тоже. о чём разговор?


----------------------------------------
Ангедония
----------------------------------------
Золотым песочком
 лед засыпать,
засыпать под музыку,
 иль в тишине…
И опять такие же
 двадать пять:
даже птицы те самые -
 в вышине.

Береги свои нервы -
 слепым у окна
не писать сочиненья
 на тему вида.
Глупому машна,
 да млада жена;
умному тоже,
 но
 плюс-минус – обиды.

… а вот неудельным -
 ангедония,
и прорывы в гармонию
 через так твою мать,
и приёмы вынужденной
 мимикрии,
и искусство заживо
 оживать.


----------------------------------------
Море ветров
----------------------------------------
вечер и увядание -
это единое целое
кому-то там до свидания
кому-то взгляды несмелые

море ветров тревожных
вывернут купол неба
по морю плывёт безбожник
с веточкой пальмы (тьфу) вербы


----------------------------------------
Мой ангел
----------------------------------------
твоя душа имеет цвет и кожу
и пух с пером и коготь лапок цепких


----------------------------------------
Пора спать
----------------------------------------
Когда слёзы станут холодной слякотью,
Перестанет ветер черноту нагонять -
Притворятся часы тёплой хлебной мякотью...
И придётся лечь, чтобы вновь не спать.

Улыбнётся правда - мол ты, кровиночка,
Где ж ты раньше-то был, так твою мать?
Я ж ждала тебя тихо, ходила по ниточке,
Что тебе стоило взять и позвать?

Как сиренево небо, и запах влажный...
И дурманно всё это - до томления.
Я то думал - дневное - такое важное,
А как спать пора - пришло отрезвление.

Слёзы стали слякотью - холодно, тишь,
Чернота безлюдья, как я и люблю...
И под полом шарахает серая мышь.
Всё. Устал, наверное. Всё - уже сплю.


----------------------------------------
Пресезонье
----------------------------------------
оправдай наваждение
(что же хорошего?)
транспорт
будет грязью плеваться
(в стране этой как же иначе?)
и непрошено
(кто же их просит?)
являться
будут ветры чудные
в прорехи окна каждой ночью

что хорошего?
будет ноябрь обнажаться
садоветкомахизмом стучаться в окно
(словно ветер)
сам задался каким-то природным движенья вопросом
и (забывши каким)
ничего сам себе не ответил

так - допустим природа
(а что же мы делаем в стужу?)
туже нету петли
и петельки на все провода
в лужах можно погибнуть
исчезнуть на дне безвозвратно
кто сказал вам что лужи
всего лишь
(смешно же) вода?

города все построены
из ничего и насилья
а без города
лес да и степь
(а представь - там в такую погоду)

оправдай наваждение
что же хорошего,
братцы,
да сестрички мои,
нам наверно не нужно стараться
мы и так уже
(значит,
спокойно)
(вот осень)
обострение тени
на голом оконном стекле
да дрожание мысли
на чёрненьком блюдечке бреди
нам не нужно бояться
(мы как-то и так уж нигде)


----------------------------------------
Неизвестному поэту
----------------------------------------
Цветов и песен благодатный хмель
Нам запрещен, как ветхие мечтанья.
Лишь девственные наименованья
Поэтам разрешаются отсель.

Н.С. Гумилёв.

***

Тень не догонит тела,
Бросая дуги в квадраты.
Ты говоришь неумело -
На слово ты небогатый.

Ты говоришь нескладно,
Думаешь корешками.
Тебе смешно и досадно.
Варешка ты - с ушами.

Ты бы молчал словами,
А думал бы сразу смыслом.
Думал бы сразу снами.
Думал бы строфомысли.

Гнался бы сам за тенью,
Как котёнок за бантом.
Боролся б диваном с ленью,
Выписывал первый атом.

Но в стол, улыбаясь глупо.
- Строки нельзя потрогать.
А ты лишь ходячий ступор.
И нас таких очень много.


----------------------------------------
Апрель
----------------------------------------
одинокий апрель до тоски оголён
сероокий привычный хмельной
он и снегом седым и теплом обделён
как родной

перепуганный странный висит над страной
к небу тянутся тонкие ветки
не умён не красив неумелый чудной
даже лес в этом месяце в сетку

заступ света стучит целый день что-то жгут
и апрель в небесах растянувшись
в одиночестве тихом находит уют
может быть. нам всего лишь приснившись


----------------------------------------
Банальные фразы
----------------------------------------
Какие банальные фразы ... и голод ... и боль
и много бессмысленных мыслей вокруг,
и долго кружила над городом чёрная моль,
и лебедь искал над болотом изящных подруг.

Мне было не жаль и не грустно на месте пустом,
а тема погоды - важнейшая тема, мой друг,
поскольку по небу идёт чернобурка - хвостом
сметая на землю лебяжий по-зимнему пух.

Как образ затаскан... - Снег - пух, ерунда и трезвон,
а что до лисы? Ну откуда лиса там – вверху?
И гордо молчит на столе молодой телефон,
и город замёрз в этом зимнем лебяжьем пуху.


----------------------------------------
Без ума
----------------------------------------
Дальномерное желанье, -
глазомер поверх простора,
никудышное признанье -
просто тема к разговору.

Вся окрестность - суть творенья,
и туман родней родного.
За субботой – воскресенье,
и живи себе здорово.

Дальше - больше - только горше.
Жрёт туман рассудок снега,
и не будет снега больше,
а под снегом чернофига.

Ничего там нет - под снегом:
мусор, ветки, листья, вздор.
Снег исчезнет быстро – мигом.
Бесполезен разговор,

неуместен заговор,
неуместны обереги.
Скрыл туман зимы простор,
и земля теперь без снега -

в первозданной, безобразной,
старой, страшной наготе.
Снег же стал газообразным.
Где теперь он? Да нигде...

Нет покоя, нет рассудка.
Называется: весна.
Дальше - больше (просто жутко).
Мы остались - без ума.


----------------------------------------
Желание (аэрофобия)
----------------------------------------
тени плывут в вериво
из логова змиева транзитом
двери скрипят
бумага приклеена
по углам сидят паразиты

небо пыльное
за окном проблески
лба касание тыльное
сидение дома былинное
кузки сказочек колозки

часики постукивают
в умывальники вода капает
грустиков трупики
пахнет едой
соседка стряпает

транспорт движется
книгают полки ровные
который день не выхожу из дому
потому что небо
оно огромное

дождик живчиком там
что-то делать пробовал
кто-то ходил по часам
укрывал меня тенью
мало мне своей лени

мало мне пыли
ещё небо
скорей бы меня забыли
везде
где ни разу не был


----------------------------------------
***
----------------------------------------
в своей манере грусти
и ломких на морозе
прозрачных пальцев хрупких
сжимающих в горсти
незванные печали
и ветерок над настом
и чайник над клеёнкой
отложенных – (потом)
не то чтоб дел событий
и будет ещё ломким
лёд над рекою чёрной
за этим и живём
а прикоснувшись вздрогнем
а вздругнули и будет
и хватит привирая
кружить во тьме небес
снег падает из рая
кружит во тьме играя
и улетает дальше
чем самый дальний лес


----------------------------------------
Мозгоклюй
----------------------------------------
мне вонзает в сердце коготь
птичка монтстрик оголённый
раз да ётся болью тихой
стр а хом в ухо
кле й ким страхом
и зрачки упёрши в череп
мо зги клювиком мне колет
птица кто не без породы
в оперении из кожи
мне под рожу проползает
переносицу сдвигает
смотрит в срез через глаза
мне вонзает в горло коготь
звон ко вскрикивает монстри к


много раз уж это было
хорошо: успел привыкнуть
не пугаюсь так как раньше
хоть и страшно очень стра шно
даже более чем страшно


----------------------------------------
Билет в Гиперборею
----------------------------------------
Купи билет в Гиперборею,
пробей и сядь в вагончик общий,
где пассажиры застекленели.
Ну, не понятно - пугает, в общем.

До отправленья тревожно стало,
а уж поедем - так всё увидим.
Не нужно только давить на жалость -
она в пути нам необходима.

Смелее б нужно, да перед ужасом,
какая смелость к чертям собачьим?
Но ужас – часом, покой же в вечности:
смешно смеемся, а больно – плачем.

А утром встанем – Гиперборея.
- Слезай толпа!
- Ништяк!
- Приехали!


----------------------------------------
будет
----------------------------------------
когда какого-то герцога
пристрелят. как директора акционерной фирмы
все вещи на вынос
я посмеюсь над кровью
и трону контуры
будет и вам ещё не такое насилие
стон в проводах
и вечер размазан по стеночкам
и кто-то в пальто во дворе
будет вопить всё утро
будут машины чёрные сновать
по городу сонному
и трамвай будет вешний
либен играть с призвучием
замучают офицеров
(отряд из поляков) за городом
и поп-гомосек гнусавить
на похоронах у поэта
потом начнутся погромы
евреев разденут до ниточки
а они философски
заметят: "не убьют -
мы же рабочая сила"
и будут пороть Ахматовой
сестру в кино чёрнобелом
и броневик с Максимом
и штурмовка Зимнего ночью
и самолёт приземлится
точно на Красной Площади


----------------------------------------
*** (вместо тоски - печаль)
----------------------------------------
вместо тоски печаль
вместо точки дыра
знаешь, а мне не жаль
наверное - что пора

место печали глаза
точка бумагу рвёт
в вазах цветов не жнут
сердце всё чаще ржёт

вместо крови - вода
вместо ударов толчки
и от толчка до толчка
вширь поползут зрачки

и потечёт назад
дырку найдя найдёт
знаешь - я даже рад
видимо мой черёд

так привычней и нам
жалось куда вставлять
к тем и другим годам
только бы вновь соврать

место чего там где
чтобы никак не тут
кляча ещё в узде
все ещё всё ж живут


----------------------------------------
В четыре утра
----------------------------------------
Тишина витала над страной,
был рассвет торжественнотягучим,
да лесопосадочный конвой
ветками взлахмаченноколючим.

Гибли отраженья над рекой,
прыгали встревоженные рыбки.
Утро: тишь да гладь, и бог с тобой -
по привычке, или по ошибке.

Никого - ни девушки, ни кошки;
тишина, и дыры чёрных крон.
Стройные не цокают там ножки,
где и ты ходил и был влюблён.

Тишина. Четыре в этом мире.
Рано как. Как рано и прохладно -
вот рассвета алое тире:
ни обиды, ни печали, ни досады.

Поворот ключа, подъезда запах.
До свиданья. Свидимся ль, мой свет?
Ни упрёка, ни прощенья нет, ни страха.
Ничего совсем в рассвете нет.


----------------------------------------
Нихель
----------------------------------------
Нихель. Нихель. Нихель. - Нихель, -
ворон "нихель" прокричал.
Был он стар, он стар был очень,
он кричал что было мочи,
что ничто никак нигде
не является ничем,
и никто ни с кем не дышит,
и никто о том не слышит,
и никто о том не пишет -
только ворон каркнет "нихель".
Нихель будет,
нихель спишет -
всё, что быть могло б ещё.
Нихель -
больше ничего.
Никого нет рядом с вами -
вы хватаетесь руками
за мельканье темноты -
в круговерти пустоты,
и на ветке направленье
вам подсказывает ворон,
создавая настроенье,
приглашая в искупленье
всех печалей, страхов, слов,
снов и яви.
Знаешь, сам он
тоже нихель,
только нихель.
И не жаль, что нас не слышат,
потому что, что сказать нам?
Каждый знал бы это сам -
только нету никого,
нихель -
больше ничего.

И никто на ветке ночью
"Нихель" вовсе не кричит.
И цепочкою на лапе
в темной теми не звенит.
Вот насколько - Нихель, Нихель, -
не вопрос и не ответ.

Только нихель, только нихель.
Да и нихеля тут нет.


----------------------------------------
Гроза и книжный шкаф
----------------------------------------
Как выгибается
 горизонт...
Панорама города
 вот-вот лопнет -
с запада заходит
 грозовой фронт,
и тучи несутся
как дикие антилопы.

Башня вытянулась,
 словно жираф -
кусает листья
 теней летучих...
И в гражданских раздумьях
 молчит
 книжный шкаф -
слепок отчизны
 сынов:
 конечно же - лучших.

А что я говорил?!
 Лопнул город
 громом покатистым,
и слился серым
 обрадованный народ,
и шкаф стал
 трагичнопокладистым.

Впрочем,
 можно и -
 наоборот.



----------------------------------------
Герои
----------------------------------------
Бывает герой лирическим,
бывает герой фантастическим,
бывает аллегоричным,
бывает он истеричным.
Нашего времени, или
ровесник Пилата с Христом -
рассказывает о жизни,
жизнь отложив на потом,
поёт свои песни,
ходит
степенно по парку с авоськой,
и спелую гроздь винограда
сорвёт тебе, коли попросишь.
Споёт серенаду кому-то,
посмотрит на птичью стаю,
но легче тебе от этого,
сытнее тебе не станет.
Он так же понять не сможет,
но снова воротится ночью,
и будет жить своей жизнью -
всем недоволен очень.
И будет терзать твою память,
и будет пить твои мысли,
и будет плохие песни
орать под напевы гуслей.



----------------------------------------
Словари
----------------------------------------
мои словари междуметий
примет, примечаний, знаков
словари моего бездумья
прелестей моих, страхов
безумья моего словари
толковые, но никаковые
рифму пропой сговори
сглазь - пусть стихи нерифмованные
будут словарный запас
делать простым и раскованным
всё пополнять причастием
ибо слова давно
не вызывают участия
набили на дёснах оскомину
и отдаляют счастье
словари моих дней ночных
мои ночи в слова сублимированы
а слова в словари и в стих
словно девки ещё нецелованы
славносложные словари
где-то выложенные
кем-то читанные
что-то есть у них
там внутри
от чего мурашки по коже
моей вечности словари
и увечности словари
и беспечности словари
что-то есть у них
там
внутри


----------------------------------------
Дождь в декабре
----------------------------------------
Давным-давно можно было
 что-то
 кому-то
 так просто
 так
 за так,
и за стёклами
 всегда было на что посмотреть
 и куда помолчать,
 и кому.
Промелькнуло что-то -
 да так -
 пустячок,
 пустяк.
И листья кленовые
 в лужах
 пошли ко дну.

Эх,
 флотилия
 дружбы
 земли с небесами.
И лесами
 сосновыми
 наша богата
 земля,
как и бесами,
 бесами -
 это мы знаем все
 сами,
почему-то и как-то,
 с какой-то причины -
 любя.

Тарандычит
 за окнами дождик,
 а новый годок
 на подходе,
чем-то нравится
 влага со снегом
 порой декабря -
это слово -
 словечко,
 два слога.
 Мне кажетя -
 "вроде"
Раз любили -
 могли и,
 конечно,
 конечно -
 не зря.

Да куда там?
Природа,
 в зиме заблудившись,
дыбит память
 потоком огней, -
 поэтизма не жди.
И вот этой хреновиной
 полон
 теперь
 каждый атом!
Время -
 друг декабря -
 производит
 ветра и дожди.

Это надо же было всё так переменно запутать;
это ж надо так врать: средь зимы перестук дождевой,
как младенец капризный над вредной тарелочкой супа.
И теперь мне приятно -
Декабрь - ни декабрь,
чёрт с тобой...
И младенец кричит,
всё кричит и кричит, как живой.

Всё давным и подавно, давно, ох давно это было -
вид на всё, что видали - пришёл в этот дождь декабря,
и тарелка с, покрывшимся корочкой, супом.
Если дождик съел снег - значит очень хотел, и не зря.


----------------------------------------
Дочитывая
----------------------------------------

1

Я дочитаю томик стихов,
где избыток букв "б",
и кириллица явится ночью ко мне в глаза,
как тепло воды по зиме,
как любовь не с первого так
со второго раза'.

И тогда захочется брать в кавычки
все "я",
и молчать насупившись - в темноту,
телефонный шнур где, что та змея -
по привычке
смущаящая в красоту.

После встать, подойти к окну,
разговоры смех оборвать стеклом.
Телефон промолчит,
подчёркивая пустоту -
с которую, видимо,
обручён.

2

Не успеешь внимания обратить, а уже не нужно,
вызывая причину думать, что всё не важно,
мы увидим вместе как будет темно и вьюжно,
чтобы скрыть там слякоть, а тут твою тягу плакать.

Не успеем подумать, как сами о чём забудем,
буду нем и ты старайся молчать и войдёт в привычку.
Мы пока живём всего лишь какие-то люди,
и ломаем стены, кровати, но спичку

не сломать руками, даже ногами и телом,
потому что спичка давно и всерьёз сгорела,
потому что плод победы для смелых.
Нам до спичек и их причуд ну какое дело?

Не успеем помыслить, а ничего уж не важно.
А зима пройдёт, а весна придёт будет ветер и влажно,
и войдёт в привычку шмыгать носами и зевать часами:
ничего не нужно - всё хорошо, что придумали сами.

3

Твой полумрак похожий на сомненье -
природное деленье и движенье,
твой тихий страх,
твоё предназначенье,
и перед временем с погодой удивленье,

и томик твой стихов,
с такой-то буквой,
и норов мой, что хуже всякой буки,
узор грехов.
Но руки

закрывают,
и бережно откладывают прочь.
Смотрю в окно.
Действительно, -
там ночь.


----------------------------------------
Дым столбом
----------------------------------------
Дым столбом. Зимою - дым особый -
поднимается так ровно, стройно вверх, -
словно бы мертвец, что встал над гробом,
чуждый человеческих утех.

Дым столбом - костры зимы сгорают
с треском, возносясь богам навстречу.
Много пьют и часто сочиняют,
кто столбом, огнём, но был отмечен.

Час, другой, ну три часа - от силы:
дым исчезнет - пепел и зола.
Кости, кровь, артерии и жилы -
всё сгорело, всё зима взяла.

Не останется ни гари, ни печали -
прогорел костёр, вознёсся дым.
Вечер. Где-то птицы закричали.
Дым столбом. Всёго лишь, просто дым.


----------------------------------------
Ёлики-болики
----------------------------------------
Ёлики-болики - пси-алкоголики.
Поезд промчится Москва-Петушки:
ёлки да палки,
столица толпливая -
в средстве и цели,
но нет ни души,
ни воронка,
ни крапивки,
ни кустика...
Парки ракиты,
да внутрь по метро -
в жизни не узнаны,
не знамениты -
черви бубновые,
кони в пальто.
Над Лось-Островскою
колкие палки.
Сосны, да кладбища,
стоны и смех.
Ёлики-болики, но алкоголики
красный портвейн
проливают на снег.
Всё-то им чудится,
нет им покоя -
нет ни в столицах,
ни в страшной глуши.
Лица опухшие,
сердце послушное -
лучшие люди
всегда впереди.
Были поэты,
а стали вирт-авторы -
в банках кто гонит
свой чемер* и пьёт.
Если ты ёлик,
то точно уж - болик -
кончатся деньги -
простуда возьмёт.
Или другие напасти
и, радости
тоже похожи
на кляузы боль.
Ёлик прохожий-
на чёрта похожий:
в этом задача,
понятье
и роль.
Значит приехали -
станция города,
где не включается
свет по подъездам;
значит дошли мы -
вот и ручки и гвоздики.
С неба дожди.
Угораздило
вместе.
Те ли,
не те ли -
ни дома,
ни чести,
ни ветерка,
ни души.
Кто-то гонится.
Ёлик в чужую квартиру не скроется,
и не проснётся
в мягкой постели.
Ёлик - он болик.
Три дырки
на теле.

* напиток


----------------------------------------
Жмурики
----------------------------------------
Опережая небо, быть способным
судеб найти бессмыслицы черту,
и общество найти себе подобных,
и, мир презрев, вдруг встретить красоту.

Познав реальность, знать свои сомненья,
мечту сравнять с ненастьем прошлых лет,
и чувствовать паденье вдохновенья
на головы – которых больше нет.


----------------------------------------
Закон исключения ****ства
----------------------------------------
Самому себе закон написать,
И неписанный тем получить закон.
Хорошо стихи по ночам сочинять,
А потом увидеть вчерашний сон,

А потом глаголы собрать, и тут -
Это вам не там - любить не кровить.
Всё едино какие за мной придут.
Остаётся взять - и чуть-чуть дожить…

Положить на то, а на это забить.
Хорошо глаголы рифмуются в ночь,
И один особенный - "говорить",
Чтобы звуком каким-то себе помочь,

Чтобы точка отсчёта была вокруг.
Неопознанный мир, или так - мирок
Переполненный страхов и диких вьюг,
И имеющий вещи, объём и срок.

А как выйдет срок? Тишина и лишь
Разговорная фенечка в тишине,
И поэтому ты по ночам не спишь,
И слова повторяют слова в вышине.

И поэтому пишутся все слова -
Будто части страха заключённые в речь.
Остаётся голову преклонить;
Остаётся, попросту, взять и прилечь.

И во сне себе написать закон,
Замолчать в любом положении - для
Продолжения речи в обычный сон -
Исключения ****ства (не слова "бля").


----------------------------------------
Зверь
----------------------------------------
Улучшай наличие -
 не улучшай, -
лучше чая напитка
 попросту
 нет.
Вспоминая меня
 обо мне не
 скучай -
я без спроса уйду.
А приду, -
 привет.

Ругай -
 не ругай,
пустое
 совсем.
Мне одна из тем
 мила
 до сих пор,
но когда уйду,
 забрезжит рассвет,
а приду -
 не склеится
 разговор.

А приду -
 помолчим,
будто есть
 о чём,
каждый о чём-то...
 Допускаю,
 что не о себе.
Каждый
 зверь прирученный -
 не приручён:
зверем останется,
 даже
 во сне.

А зверью милее
 леса,
 пустыри,
 небеса,
распластанные.
 Краски
 вдали.
Это людям -
 поесть,
 да поспать,
 да родить,
а зверям -
 романтика:
 выть
 и петь,
быть,
 и сдирать кору,
 и во тьме
 дорогу искать,
да вернуться
 к тебе.

А приду -
 привет.
 Посидим,
 помолчим.
Скоро рассвет -
 я исчезну,
 как дым.


----------------------------------------
Зима в Африке
----------------------------------------
Навстречу картинкам
 цветной реальности -
легче в скольжении, веселей.
Природная цельность -
 в небесной дальности.
Мёртвым и ангелам только видней...
Нам же ошибки и любование;
нам искушения, как и признания,
нам примирение и непрощение;
утро морозное,
мир в отражении
неба на небо - зенита в надире.
Может ошиблись мы с красками этими?
В сущности мы ли мы?
 Мы - это мы ли?
Ладно, проехали -
 всё расчудесно.
Значит живые,
 значит на месте
лес, речка, небо.
Утро морозное
 над Лимпопо.
Под снегом мимозы,
в зимнем пальто
негр зимбамвийский,
джунгли шумят.
Джунгли под снегом
красиво стоят
у заморского брега.


----------------------------------------
Зима-санитар
----------------------------------------
Звенело
 утро раннее -
зима пришла
 в свой срок,
и контуры
 при инее,
и от морозца
 прок:
ударит он
 по слабостям,
по черноте
 космической -
умрут
 от охлаждения
бездомные,
 убогие,
и слабые,
 и глупые.
Зима,
 как санитар
от нас
 очистит землю,
чтобы прилично
 зажили
все важные
 столичные,
солидные и
 нужные.
Бодрит морозец
 утречком.
Зима пришла
 в свой срок.


----------------------------------------
Как мы попали в стихотворение
----------------------------------------
Оборвутся ветки -
 в вечер
бесполезного
 раздумья,
и прервутся
 повторенья.
Поиграем в
 чёт и нечет,
впишем их в
 стихотворенье,
наслаждаясь
 рассмотреньем
мимолётных тех
 печалей.
Мы играли в
 чёт и нечет,
мы писали стих
 про кроны,
вечер,
 комья
 палых листьев...
И знакомый вид
 на рощу
становился
 незнакомым,
ветки в
 сумраке скрывались,
и кусты с землёй
 сливались,
повторялись в
 сизой дымке,
исчезали,
 притворялись.
Только мы, и
 чёт и нечет -
в стих попали,
 где остались.


----------------------------------------
Капитан Северного полюса
----------------------------------------
Северный полюс зажат между вечных льдов.
Вдовы рыдают на паперти алой. Мы
не утешаем этих заплаканных вдов,
ибо судьбой управлять от сих пор – вольны.

В адмиралтействе у нас украдут доску;
поставщики – пеньку; матросы возьмут табак.
К чёрту такую полярников всех тоску,
нужно запрячь хотя бы живых собак.

Вечный мороз, а под нами большой континент…
Если идти и идти - там пролив, а за ним:
тайна базальта - это забытый цемент.
Метаотчизны сладок приятный дым.

Люди на севере не говорят пустяков.
Их вдов утешают, и вдовы это дают,
а капитан в упряжку - и был таков,
ставит палатку - он ценит теперь уют.

Ставит палатку, и пишет стихи в дневник,
часто слюнявя химический карандаш,
и получает разводы и света блик.
И говорит вдове капитана, - Дашь? -

чин управления – тот, что украл доску,
позже член гильдии – тот, кто украл пеньку.
Позже матросы. Она им, конечно, даст,
ибо тоска - слишком едко для этих глаз.


----------------------------------------
Качественные стихи профессиональных поэтов
----------------------------------------
Качественые стихи
 профессиональных поэтов,
где мастерством залатаны
 прорехи сердца -
галики разбежавшегося
 с перепугу
 света -
в центре
 темечка,
 яблочка -
 самого блюдца.

Люди делятся на тех и
 этих.
И эти и те
 смеются и
 плачут...
Жизнь =
 брошенный из-за смерти
 триптих,
или монета,
 полученная
 на сдачу.

Смысл есть,
 конечно,
 но строго
 утилитарный.
А в диванной комнате -
 ни одного дивана,
и приходит
 из полей
 кто-то званый,
но давным-давно -
 в самом забытом
 начале
 того романа.

Его роль:
 быть подлецом,
 мерзавцем,
 уродом,
дабы похоронить
 любое
 уродство,
но вот он то и остаётся
 со своим народом,
правда,
 народ -
 в него и плюётся.

Некачественные стихи
 начинающих авторов:
трамваи и
 другой зоопарк, и
 вербальный мусор.
В этот раз пьян и
 полон разврата,
 если он аватара,
и заносчив, но
 это только от
 переизбытка чувства.

А пустой посудой греметь,
 и писать про муху?
А хмелеть с полуслова,
 а может и
 раньше?
И быть врагом для ума,
 равно как -
 для слуха,
и т.д. и т.п.,
 и, по возможности, -
 дальше.

К сожалению,
 рифмовать
 оказалось
 так просто.
К сожалению,
 вписаться в размер -
 как в поворот -
 не нужно.
Что поделать -
 поэты
 лишь
 под откосом,
в овраге, на бабах, -
 где холод и
 вьюжно.

Где никто не
 похвалит,
где пахнет
 мазутом.

Качественные стихи
 профессиональных поэтов.
Великие формы.
 Большие люди.


----------------------------------------
Когда-то
----------------------------------------
Вперёд, вслед за сердцем - навстречу
чудным очертаньям, смешным,
где стрелкой часов не отмечен,
тринадцатый месяц родным

покажется месяцем. Годом,
наверное - минус вторым,
и будет ласкаясь погода
пугать от костров сизый дым.

И будет рождение вечным,
наполнит сознанье покой,
и, стрелкой часов не отмечен,
сведу их к отметке рукой.


----------------------------------------
Кот и воробей
----------------------------------------
Бумага снега станет жидкой кашей,
и наше с кисточкой как будто и не наше,
а мы его - и в нём и с ним живём.
Всё вешнее и дышится вольней,
и в луже молится смешной наш воробей.

Приход весны (и нужной и ненужной),
но пьяной, и от этого нежней
найти кого-то просто невозможно.
И рад до одури наш в луже воробей,
и кот выходит слишком осторожно.

Играют, пьют, стремятся и трезвонят,
доставшую депрессию хоронят.
И ножки первые стреляют по глазам,
и кот как в детстве верит чудесам,
(и верить хоть сейчас готов я сам).

Отлично, лично, вечно - месяц лирик,
и воробей из лужи «чик – чирик»,
а кот всё видит: прирождённый трагик,
прагматик, может даже в чём-то физик,
но воробья прихватит он, - ох схватит.

Пришла весна. О грустном нынче хватит.
Окатит город чем-то неземным,
и будет дым отечества витать,
а воробей, оставшись молодым,
плевать хотел на лужи и на дым.

А утром по ледку хрустнём – последний.
Последний лёд - не в шутку, но всерьёз,
и небо, словно медный купорос,
и шубы не висят уже в передней.
А как там кот? Не знаю. Не вопрос.

Женился он ещё зимой - в общаге,
котят родил, стал важным, деловым,
и кушает с лиловой лишь бумаги,
мурлычит, что так сладок этот дым.
А воробей вот умер молодым.


----------------------------------------
Кредо
----------------------------------------
Ты можешь говорить то, что угодно -
всё свято, всё свежо, и в целом модно.
Ты можешь промолчать в любое время...
(Да мало ли? Устал... Сидишь и дремлешь.)
Ты можешь быть правдив, а можешь - ложен,
(собою лишь одним всегда встревожен).
Нет разницы, поверь - пустое это.
Терпи. Терпи и знай: наступит лето!


----------------------------------------
Лесопосадка вдоль трассы
----------------------------------------
Лесопосадка
 вдоль
 трассы:
отряд
 неизвестных
 героев -
росу луговую
 хранят,
часы
 своей жизни
 сверяя
с тенями
 окрестных
 просёлков
и сколками
 от
 заката,
и с ожиданьем
 восхода.


----------------------------------------
Метапохмельное
----------------------------------------
не спеша спешить обучен уходящий
если по сердцу то сердце обескровит
повторяющий но пьющий и курящий
про воскресный день весенний он буровит

и стучат по рельсам круглые колёса
и газеты подтверждают озаренье
ни к чему теперь прибавки и вопросы
вслед за пасхой наступает воскресенье

и по коже как металл скребут мурашки
и на радость будет снова сожаленье
не спеши спеша - ведь это очень страшно
ты не верь в свой выходной как в воскресенье

а суббота день рабочий очень трудный
он последний на общественной неделе
до чего же стук колёс по рельсам нудный
впрочем вот его то и хотели

засыпая просыпаемся весною
как медведи смотрим - эх. опохмелиться б
ничего что всё проспали мы с тобою
будет чем и от чего нам удивиться


----------------------------------------
Миф о полюсном континенте
----------------------------------------
Следы запутав стылым вечером,
гиперборейский миф накручивать,
и возносить земные речи
о том как зябко-нудно-скучно нам.

И в том исток холодной тёмности,
что синий цвет конверта смятого -
все связи оборвав от скромности.
Скорей бы снег укрыл всё ватою.

Не будь причин - и что нам следствия:
воздай кому-нибудь ещё -
всё, что ты дашь - болезнь и бедствия -
так я отныне ни при чём.

Вот знать бы точно в немоление
есть ли гарант от невоздания?
Смотрю на город - в том смотрении -
вновь верю в чудо от незнания.

И сумерки, игрою призрачной,
скрывают галики присутсвия,
где говорят опять о личном,
забыв о личностностном отсутствии.

И грусть хрустит ледком осенним
на тёмных пятнах в терпкой вечери,
и день кончается последний.
Опять последний. Делать нечего.


----------------------------------------
Мне кажется
----------------------------------------
Мне кажется,
 что мы,
 ещё живые,
меняем мест
 привычную
 горчинку
на тучи,
 тучи,
 тучи
дождевые,
и ставим,
 осторожно так,
 пластинку.

Шумит игла,
 в динамике напряг -
мешает ветер
 звуку дисковому.
Приди ко мне,
 склони главу
 и ляг
на пятую площадку
 космодрома.

Мне кажется,
 что жизнь
 ещё нужна
для достиженья
 смерти
 перспективы,
и с нами ночь,
 и музыка нежна,
и звуки
 дополнительно красивы.

Как будто
 мёртвым
 нам
 позволено
 ещё
какое-то число ночей
 прослушать,
и голос
 подзабытый
 вновь поёт,
и за окном
 торжественность
 и стужа.

Мне нужен был мотив
 и нужен сон
про облака:
 полным-полны
 дождя,
и нужен звук,
 и будет литься
 он.
Приди ко мне,
 приди ко мне,
 приляг.


----------------------------------------
На исчезновение вечера
----------------------------------------

Владиславу Велуйтису,
который не открыл мне дверь

Гордо вечер умирал в огромной луже -
в феврале пришла весна ненужной вовсе -
получилось как всегда - почти что осень.
Город кашлял и чихал - опять простужен.

Вечер в кровь мою втекал: по капле капал,
одевал на тополя вороньи шляпы,
и по лужам псом бродячим мокрым шлёпал,
с крыш кидался вниз башкой ... и сам же плакал.

Демонстрировал печаль, играл на нервах,
пил со мной по кабакам, что черти дали,
и слова лились легко, но только врали.
Становилось легче чуть, но в целом - скверно.

... а потом исчез совсем: темно, не видно.
Ныл и выплакался в ночь, уснул тревожно -
на диване сидя спит, не сняв одежду,
а хороший вечер был, и чуть обидно.


----------------------------------------
На прогулку
----------------------------------------
Пойдём гулять - погода хоть куда -
там снег и ветер, дождик, мгла и сырость -
нам лучшего с тобою и не снилось,
пойдём гулять - куда-нибудь туда,
где очертанья тополей слились,
и шагу не ступить - промочим ноги,
и даль что близь, и сдешней стала высь.
Так климат - нам учитель очень строгий,
но будет добр к тому, кто всё пройдёт,
кто сил найдёт всего лишь прогуляться
по снегу, укрывающему лёд,
которого сейчас не испугаться -
так не бояться больше никого.
Погода, понимаешь, о-го-го.

Так, ничего. Не хочешь - не гуляй.
Кому мороз и солнце - день чудесный,
не нужно - до дверей не провожай.
Пойду один. Мне это интересно.


----------------------------------------
Надежда
----------------------------------------
Обломилось счастье от облака,
да упало на стол белой водочкой -
и до срока состарилась девочка:
днём работница, шлюха - ночью.

Ночью ****ь, давалка, но честная,
днём работница типографская.
Вот не помню точно местная ли.
Мужики говорили, что ласковая.

Умерла она, как состарилась -
жалко было. Но что поделаешь?
Впрочем, лучше сказать, - преставилась...
Почему-то даёт надежду.


----------------------------------------
Не в этой жизни
----------------------------------------
Можно делать всё,
 что угодно
 тебе -
хоть ходить нагим,
 хоть говорить
 с королём,
строить себе дом
 на созерцании
 при луне,
на которую при жизни
 точно
 не попадём.

Всё лучшее
 в следующий раз, -
и примеряя себя
 к одёжке
 и сотовому,
смотреть не в глаза,
 а в глаз,
ничего не ища,
 лишь придавливая
 зевоту.

Можно делать всё, -
 вспоминать,
 писать,
любить,
 пить коньяк:
хоть про Абакан,
 хоть про Париж,
а хочется,
 хочется
 только спать,
и поэтому
 ты не спишь,
 но и не
 говоришь.

И строка собирает
 хвостики фраз,
наслаждаясь сочетанием
 "ишь" и "ишь",
а ты понимаешь,
 что не в этой жизни,
 не в этот раз,
и меняешь Тулу на Кострому,
 не посещая Париж.

И ты смотришь
 на обманутую толпу,
на идиотские потуги
 верблюдов
 пройти сквозь ушко,
на царя иудейского,
 которого потом распнут,
потому что есть крест,
 и толпа,
 и это -
 легко.

Можно делать всё, -
 врать и
 не врать,
да оставить дела,
 чтоб капусту
 сажать.
И строка возрадуется
 самой себе,
совмещая "ать"
 и другое "ать".

И ты находишь,
 что быть злодеем -
 выбор времени,
потому что быть жертвой -
 трудно
 и жаль,
да приклыдываешь
 пивную бутылку
 к вискам и темени,
 чтобы остудить
 разболевшуюся
 печать.

Можно делать всё,
 что происходит
 и так:
ходить в одежде,
 говорить
 ни о чём,
выводить,
 что никому не нужен
 даже пустяк,
а луна не видна
 бесконечным днём.


----------------------------------------
Не-воскресение
----------------------------------------
Сочетание событий и
 привычка повторенья.
Лень живёт под облаками,
 над землёй,
 под рыхлым снегом,
над дорогой, где
 как транспорт -
 смерть спешит
 навстречу ветру.
Ожиданье
 воскресенья,
благодать
 такого утра
ныне здравствует
 на свете.
Вид на сосны
 строевые.

Семь утра, -
 подъезд покинув,
мы пугаем
 образ птицы.
Семь утра -
 пора раздолья.
... и снежком страны
 с юдолью
мы скрипим,
 идём вприпрыжку,
оставляя
 углубленья.
Это утро
 не-отлично
от других -
 не-воскресенье.


----------------------------------------
ночь
----------------------------------------
открывая память для реальности большей
чем длина теней в предрассветный час
ты уходишь куда-то лишь бы подальше
оставляя место доступным для нас

говорят - удобней познавать на примерах
что вернее души заключённой в череп?
вероятно личность с наличием нервов
и полезность в истории всех пустомелей

эта смертная сущность как муза в супе
или муха жужжащая в ухо стихи
и толчение формы продолжая в ступе
смысл находит лишь тех, кто на слово легки

и тогда бесконечность рвётся на части
посмотрев на кого-то - в себя заглянуть
лоботомия лбу, а душе напасти
с переносом науки в святую жуть

и теперь твои тело и разум вместе
ты стоишь на месте а уходит мир
зазубрить алфавит - это дело чести
как наличие правды и растянутых длин

а погода приносит простуду с либидо
и рука находит во тьме выключатель
да глаза упираются в дивные дивы
(как заметил бы раньше один прорицатель)

ничего уникального. дети повторов
мы привычку речи - да в слякоть глуши
никому не увидеть собственный череп
а на улице ночь, темно, - ни души


----------------------------------------
Ночь и день
----------------------------------------
В угаре пьяном, в грусти и веселье -
ворочать как скажи, ночь, языком,
чтобы от слов не вляпаться в похмелье,
и не жалеть когда-нибудь потом?

Не знаешь, не умеешь, что молчишь?
Насупилась пространством очернённым?
Сама собой до одури болишь
и мечешься, собой возведена

в ненужности и хруста снега степень?
Сама собой, и мной в себе - пьяна...
... до точки, до слепого неприятья,
до засветлённости, чтоб вышел новый день,

сереющий вкраплением в столетья.


----------------------------------------
Облачное
----------------------------------------
Позиционируя
 ионосферу
 на облако,
облако
 отражая в речке,
а речке
 течь и течь -
мир обнаруживает себя
 жестоким,
как самая косвенная в
 природе
 речь.

Что ни скажешь -
 похоже - соврал,
с чем остаётся себя и
 поздравить.
Глядя
 с ионосферы на землю
 ангел сказал:
Чтобы их сохранить -
 надо бы их и
 оставить.

Жёлтый свет
 редко встречается,
подменённый
 искуственным
 освещением.
Десять тысяч градусов
 за сизоватой мглой,
вызванной
 города о небо
 трением.

И с тобой
 ничего не случается,
и сквозь город
 протекает
 мутная река:
всё что умеет -
 течь и не стариться,
отражая
 в себе
 облака,
 облака.


----------------------------------------
Оказалось - весь мир - это снова Москва
----------------------------------------
Оказалось - весь мир - это снова Москва,
Рубикон, и редут, и венок из ветвей,
и сказались подтексты в твоём "как дела?"
- Ничего. (Только можно бы было бодрей.)

Оказалось, собор возведут тут из лиц,
и куски биографий швырнут под февраль.
Кольцевые терцины и галики длин,
но совсем никого почему-то не жаль.

А ведь видилась долгой короткая жизнь...
(Нелегко, вероятно, уйти - уходя.)
Посиди, поброди, погоди и остынь.
Это время - разгон до небес февраля.

Вот бы верил я в бога - сказал б: "Сохрани",
но могу лишь сказать: "Сохраню, что смогу."
Оказалось не важным кого кто хранит,
но какая же радость любить на бегу?

... и сквозь дымку, сквозь зиму - мы в август глядим
- Как дела? - Ничего. Всё тут - в чём-то - ковчег.
Ничего не поделать, - необходим
нам не только покой, но и этот разбег.


----------------------------------------
Охрипшие часы
----------------------------------------
Тень по стене
 перемещается,
 вмещаются
в ладони
 ужасы,
в святом огне
 преображаются.
И бьют
 охрипшие часы.

И их удары
 монотонные
звенят в стекле
 окна открытого,
и мало воздуха.
 Картонные -
все переплёты
 знаменитые.

Познанье истины
 непознанной,
миф о любви и
 вере в Господа.
И, всё несказанное
 высказав, -
в картон ушли,
 пропали пропадом.

И сами половицы
 скрипнули,
и гонит ветер
 в кроны
 шорохи.
Беззвучно в небе
 плачет скрипкою,
и дарит нам
 ночь,
 август,
 всполохи.

А утром будет дождик
 траурный,
и будут лужи -
 выси зеркальца.
Гремят часы
 в ночи
 кошмаром -
давно уже в них время
 бесится.

В них оно крутится
 хрустящее,
в движение приводит
 шестерни.
Идут часы,
 как настоящие,
суля покой и,
 рядом -
 тернии.

Ещё в стекле окна
 открытого
звенят удары
 отражённые.
И переплёты
 знаменитые.
Идут часы,
 как заведённые.


----------------------------------------
Очень больно
----------------------------------------
У тебя болит,
у него болит,
у неё болит;
у нас всех болит:
у собак,
у людей.
Не болит у чертей,
а у осла болит,
и у поэта болит,
и у программиста болит,
и у врача болит,
и у особиста болит.
(Да он весь больной,
только делает вид.)
И у гуманиста тоже,
и у фашиста тоже,
и у мента с красной рожей,
и у водителя,
и у станционного, блин - смотрителя.

Не болит у мёртвого,
не болит у стёртого,
по частям распятого,
у посуды не болит,
(тем более, когда она сдатая),
у лешего - у проклятого,
у кикиморы,
у космического магнита,
у нечеловеческого композитора,
и астрального учителя,
у кащея не болит - знаменитого,
у вия не болит, - у мучителя.

Так радуйся,
так возрадуйся.
Нам-то ещё больно.
Ещё не всё потеряно.


----------------------------------------
Периферийный роман
----------------------------------------
Вполне периферийная красавица.
Помарка, а тетрадь твоя - в линеечку.
Гляди: закатом дерево удавится,
и жизнь теперь влетит другим в копеечку.

Всё мелочно и склочно получается,
(стараясь не спугнуть птиц стаю вешнюю),
но к нам назад проклятье возвращается,
и голову пригнёт к коленям грешную.

А сердце, как буксир внутри – малюсенький…
Всё тянет тело к доку - док тринадцатый;
да белок глазки сморят, просто бусинки,
а звёздочки - почти иллюминация.

Вот так расстались суетно мы с юностью,
вот так застряли в зрелости - до старости.
Вот лес похмельный с запоздалой осенью,
но хочется то выпивки, то сладости.

И хочется в глазах царя еврейского
увидеть даже зёрнышко горчишное.
… и мироощущенья пионерского
и самочувствия, и даже - счастья личного.


----------------------------------------
Поездка в автобусе. (У окошка, что способствует созерцанию)
----------------------------------------
окошки мрачные
настрой пустяшный твой
автобус катится вдоль ерунды
и блёски капелек
в игру играют
в которой точно
не нужен ты

окошки города
такие мрачные
дела пустяшные
езжай домой
окошки города
ненастоящие
ты привидение
попутчик мой
ты мой герой
без всякой лирики
без вдохновения
и без души

тебя ждёт дома лишь отдохновение
сойди пожалуйста
домой спеши

автобус катится
и всюду выселки
и всюду прелести
сойти с ума

окошки города
как наваждение
огни и контуры -
внутри мура

сойди пожалуйста
не жди конечную
не жди
там холодно
пустырь и мрак
а в общем
правильно
уже приехал я
вы зря не думайте
то так - пустяк


----------------------------------------
Полезные советы
----------------------------------------
Обязательно как-то во что-то верь,
лечись обязательно от чего-то,
и, плотней закрывая всякую дверь,
ты дави как змеюку свою зевоту.

Настоятельно рекомендую - смотри:
не куда-то именно, просто - всюду
(сложнее с понятием злобным "ври"),
но гоняй мышей, чтобы посуду

не осквернили. Так же остерегайся
орла, который залетит ночью в квартиру,
а будут пытать - не сразу признайся:
всё равно убьют, а так - то хоть с миром.

Да пойми, чудак - нам не долго жить,
нам любое слово зачтут за десять.
Люби глаголы, особенно так "любить",
а представь что будет, коль полюбим вместе?

Вот поэтому нужно воспеть опять
городские трамваи и трубу завода,
заменяя родимое слово "****ь"
на любое другое, да хоть "народы".

Приготовься морально - будет опять
всем итогам войны - повод для новой -
о которой придётся опять забывать.
И, скажи на милость, что такой соловый?

А - похмелье - кара за рай,
что греховно нёс на землю всю ночь.
Ну, а тут уже, друг, извини, так и знай,
не смогу ничем тебе тут помочь.


----------------------------------------
Половина
----------------------------------------
Половина земли,
 половина
неба,
 цвета дождя...
 Половина.
Пуповина лесная июля:
 мимо тени -
 бегут облака.
И гудит
 потревоженный улей,
в ветках прячется
 мирно
 река.

Половина. Всегда -
 половина,
 а другая -
 сокрыта от нас.
Мы проходим
 по жизни,
 и мимо -
половины
 не для
 наших
 глаз.


----------------------------------------
Превращение в насекомых
----------------------------------------
Из глупых, и задним совсем не богатых умом, насекомых -
не вытянут строчку теперь пауки, не смотря на коварство.
И так и остались ответы - всего лишь искомым,
но в сущности - свойства утратившим силу и прелести царством.

И всё насекомые эти - какие-то мухи с приветом,
какие-то чудики. Утром, восстав под тахтой, усомнившись,
что может зима наступать за младенчества летом,
но миг - и они постарели, а многие – спившись.

Глядят на закрытые двери,
а вдруг кто увидит.
Причудлив наш ум - в мишуре избирая поярче.
Не люди, но в сущности даже не звери.
И стал стариком шестилетний вдруг маленький очень мечтательный мальчик.

И стал стариком осьмилапым -
не смотрит на двери,
а вдруг кто зайдёт и увидит…
И мальчик
от страха с обидой
тут взял и заплакал,
но слёзы не капали -
были глаза многогранны,
и усики видели много спектральных чудес.
Тогда он отпрыгнул от пола -
в окно
и, что было причуды,
он скачет под утро в страну,
где есть сказочный лес.


----------------------------------------
Предновогодье
----------------------------------------
Вселенская печаль
 у Рождества
взаймы берёт
 желание восторга,
чтоб воссоздать
 реальность
 естества,
где вывеска
 на двери
 облсбытторга.

Вселенская
 дрожащая
 тоска
на цоколе венчает
 купол храма -
крест на крест,
 где
 прибитая доска
скрывает оборот
 огня и
 срама.

Горят кусты,
 конечно снегири,
а кто сказал
 про чудо
 при печали?
Печаль не уменьшает
 красоты,
но шествует
 бессонными ночами,
но требует
 излить себя во вне -
не ожидая
 денег и отдачи.
Горят
 кусты,
горят
 кусты -
 в огне
желая всем
 здоровья и
 удачи.

Во сне кошмар,
 а в гастрономе дух
отмеченный не раз уже
 в словах...
Свою тоску
 высказывая вслух
в двух-трёх
 неполучившихся
 стихах.

Придёт пора
 за Рождеством Христа
 (и 25-ым и 7-ым) -
 придёт.
Твоя тоска
 развеится как дым,
начнётся
 тот же самый
 Новый Год.


----------------------------------------
Привлекают растения
----------------------------------------
функциональность растений нам неизвестна
вместо одуванчика может быть жёлтое
или рваное
уходящее вглубь этого места
никем никогда сюда не званное

и любые точки пунктиры галики
псевдосимволы - радость для детей вспомогательной школы
почти как для взрослого наличие шкалика
как для диссидента дуновенье свободы

итак, мы свободны
листаем вселенский словарь
делаем вид что умереть в нашей власти
но боимся всякую смертоносную тварь
и соседям у подъезда бросаем "здрасьте"
и смотрим на части тел с вожделением
а многих особенно привлекает задница
и какая разница откуда брать вдохновение
пока эта сволочь отовсюду дразнится?
мне раньше нравилось кафе "Шоколадница"
у метро Октябрьская

но мы свободны
и дуракам - приличия
кто постарше - философия этики
но это условнейшее различие
как между одним и другим эпилепсиком

упакованные временем
как драконы в кожу
то по роже мечтаем дать
получаем чаще

потому и привлекают теперь растения:
верность месту и отсутствие чванства со страстью


----------------------------------------
Жизня
----------------------------------------
Про жизнь
лучше говорить "жизня’".
(Делая ударение на последнем слоге.)
Сразу хочется сказать "бля",
намекая на рок-оперу,
где на пороге
в одном чулке
чувака провожает...
И желает ему...
Да что пожелать,
если он офицер,
а она не ****ь,
но кто зарекается?
Кого зарекать?
Зарывать ли в землю партбилет,
стреляя
по кустам в надежде
на божие чудо?
Жизнь - это что-то вне любой одежды,
где Христос - тот же самый
внутри Иуда.
И Юнона с Авосью берут новый курс.
- Курс на Скариот, -
кричит капитан в матюгальник.
И мы любим героя
за размах ботфорт,
и за то, что он смел,
и за то, что странник.


----------------------------------------
Прогулка по аллее
----------------------------------------
В жанре не романа, бытовой лишь прозы -
прохожу аллеей, где стоят берёзы,
где играет ветер в кронах тех крылатых,
и смотрю под ноги в чём-то виновато.
А за мной столетья в жанре эпопейном,
длинной чередою мигов и мгновений,
виновато смотрят, очи долу тупят -
может, опасаются - не туда вдруг ступят.
Жанр не романтический, скорей документальный,
жанр документальный, а не завиральный.
В поминальном жанре прохожу - печальный,
и смотрю на кроны с неземным отчаяньем:
почему же розы берёз не украшают,
может - до сих пор им цвести не разрешают?


----------------------------------------
Проталины
----------------------------------------
Черных дыр до городской пустыни
сосчитать получится едва ли.
Чай твой, как назло, сейчас остынет -
станет вдвое более печали.

Вид на остановку, дождик, тени.
Лень сказать, как это безразлично.
И туман в округе - с этой лени,
и воспоминания о личном.

Строфы, строки, связки из сомнений -
на ничто навязанных мгновений,
признаком весенней тишины -
входит ничего в земные сны.


----------------------------------------
Птичья реальность
----------------------------------------
Небо разгладило складки и стало огромным,
ровным и, видно теперь, нереальным.
Лучше бы было привычно заоблачно скромным,
в вечной науке смещаться -
то ближним, то дальним.

В небо глядят и орёл и петух на заборе.
Что для орла пропитанье - последнему чудо.
Сдохнет от старости первый - последнего вскоре
чиркнут пером, приготовят, разложат на блюде.
(К чуду небесному, кукареку, приобщаться.)

Небу плевать, ну а квокче рябой огорчаться,
в скромности мозга духовность в себе зарождая.

Небо разгладило складки, и рая
место небесное,
сплющив свои сефироты,
стало осенним,
как приступ печали с зевотой.
Что же ты квокча
тоску нагоняешь и стонешь?
Небо абстрактно -
его коготками не тронешь,
в нём не найти ни червя пропитанья.
Складки разладило небо,
и наше вниманье
к жизни -
её пустякам и заботам -
стало прозрачным.
Ноябрь.
Скоро вечер.
Суббота.


----------------------------------------
с ровесниками
----------------------------------------
карявостение перевращение
моё вравливое творенье тихое
то настроение от наступления
реальность выше такого лиха

неврастеничное не-отступление
ввести в привычку ломать привычки
а в сердце жжение теперь в желудке
и спёрли спички опять синички

летят игривые чтоб море чёрное
спалить до поросли на дне морском
так часто красное сулит нам горе
а горе смысл какой да на потом

сидим от нечего до делать некуда
и говорим опять за естество
до тридцати-пяти докукарекали
а в головах такое же не-баловство

хреноморковное творенье мнимое
пиши как следует но в никуда
а жизнь вон галками летит гонимая
да светит в пять утра одна звезда

её скорее мы в стихотворение
поскольку всё теперь она одна
поток несущихся во тьме мгновений
да с крана капает как-кап вода


----------------------------------------
Самое страшное дерево
----------------------------------------
Всё считаю рыбой христа иисуса,
Ещё с первой проповеди возражаю…
И давайте мира, и не хватит ли крови?
И зачем мне рай? Меня там не ждали.

Всё считаю рыбой христа иисуса,
Как читаю пересказы речей его страшных.
И, уверен, вино - обратилось в уксус,
Да с обычной кровью перемешалось.

И зачем в мир горний путями скорби?
И зачем засушил бесполезное древо?
Стольких в него верующих взял и угробил,
и страшней нет растенья, чем наша верба


----------------------------------------
Сон про печенега
----------------------------------------
Пашня
 (рельефом осенним)
слегка
 укрывается
 снегом.
В поле.
 Значения -
 средний...
Этаким
 печенегом -
в полон красавиц
 урусских
гнать и кричать
 клич
 гортанный.
Странным
 истории сном.
Видимо -
 сотни две жизней
мы в одной жизни
 живём.

Пашня
 под снегом,
 и ветер
 воет,
и ворон
 кричит.
Был я во сне
 печенегом,
видел на Углич я
 вид,
бился с дружинником
 в латах,
дикие песни
 орал,
в полон
 красавиц урусских
связанных
 с родины
 гнал.

Слышал -
 стрела просвистела,
видел
 я снег у виска...
Повод разжала,
 упала
во сне
 печенега
 рука.
Кровь на снегу,
 а красавиц
 в полон
гнал русский
 князёк.
Я умирал
 под Смоленском.
Князь со своих
 брал
 оброк.


----------------------------------------
Сталкер
----------------------------------------
Вперёд идти по улицам,
по лицам в лужах сонных,
как водится - сутулиться
под тяжестью бездонной.
И притворяться вечером
и ноябрём простуженным...
Да что мне делать нечего?
Кому всё это нужно?
Но притворяюсь вечером,
но притворяюсь городом,
и лужой притворяюсь -
хоть глупо, но стараюсь я
так притвориться мастерски,
чтоб слиться с мирозданием,
и что потом останется?
Ноябрь-дорога-здания,
автобусы маршрутные,
планета неуютная,
газета бесприютная (забытая на лавочке),
Дебильно улыбаются девчата, ходят парочкой.
Мент-перекрёсток-крестики
да нолики, да ролики,
да возле гастронома стоят три алкоголика.
Как здорово я слился -
всем этим притворился.


----------------------------------------
Старухины слёзы
----------------------------------------
Нерешительность. Имя твоё забытое,
запах малыми дозами выпитой лужи.
И, в какой-то прогрессии, Рим - знаменитый,
где и траурный ворон отныне не нужен.

Вести с фронта любви долетают до тыла,
полустанки скрывает рассветная мгла,
где стучала любовь по пустому корыту,
потому что старуха хотеть не могла.

Вы опять не пришли хоронить её совесть,
и рыдала страна над забытым мотивом.
Всё, что можно припомнить - известье и новость,
(хорошо, если вспомним - и будет красиво).

Хорошо, если вспомним - и будет что вспомнить,
а забудем - ну что ж... Не сходить же с ума?
Но никак не читается больше та повесть,
и старуха всё то понимает сама.

И рыдает одна над разбитым корытом -
ей и Рим безразличен и память пуста.
Всё, что нужно забыть - до сих пор не забыто,
и какая уж к лешему тут красота?


----------------------------------------
Птицеобразная судьба
----------------------------------------
Птицеобразная судьба слетала стайками с карнизов,
и был зарёй на сук нанизан -
ещё не ставший новым - день.
Играла музыку соцветий тишь утра раннего над миром,
кто эту музыку не слышал,
и эту музыку не слушал?
Задира ветерок не думал, а пробегал по трупам листьев,
и оживлял их на секунду,
но быть живыми листьям лень.
Они оторваны от веток, в конце-концов им безразлично,
они устали и опали.
Желта опавшая листва.
Они продукт теперь вторичный - они эпохи побратимы,
и ветерок наш мчался мимо -
всегда вперёд - и все дела.

Два полюса есть: утро - вечер, ещё есть небо и земля.
И ненавидя и любя
и презирая и моля,
чтоб воскресить - так изувечат,
но поздно что-то предпринять -

уж новый день, представьте, начат.
Птицеподобная судьба

слетела с веток и карнизов,
и, новой музыкой пронизан,

мир, сам себя окрест творя.


----------------------------------------
Стихи про смятое платье
----------------------------------------

1.

В холодный мир не спрашивают пропуск,
как не спросить прощенья у ладони,
у пуговки, воротника, чулок,
и срока не спросить у промежутка.
Всему свой срок, и кепка набекрень.
Просил бы я прощенья,
только лень.
(Читай – не верю, верить - слишком жутко.)
И взгляд, и глаз испуг,
и вдруг -
дверь в некую квартиру,
пахнет щами.
И миру отраженье шлёт привет…
Тут не был я с прибавкой столько лет,
а помню все мельчайшие детали.
И влажный холод трогает ладони,
и голову,
и в комнату зовёт.
Я не пойду.
Не нужно,
не зови -
так много лет прошло.
Ты мне не говори…
Черту не перейти,
и не объехать.
Подошвы трут о сумрак над землёй,
и грусть, уткнувшись в память, исчезает,
и тянутся теперь к морозу ветки.

Итак, играет радио,
возможно у соседки.
Ну что ещё?
Какой-то полумрак.
Шаги слышны.
И сердца стук.
И сук
раскачивает птицу за окном.


Что ж, нам ли повторять,
что нет корысти,
покуда есть внутри дыра сквозная?
А, знаешь, если встречу – не узнаю.
Мы умираем, если узнаём.
А так – живём,
Доколе - не умрём.

2.

Дождь отстукивает планки -
Коготками по карнизу
Он стучит, считает время,
Человечность прибавляя.
Снизу смотрится иначе
Мир, который не понять нам.
Мир, который понимать нам,
Что руками гладить платье.
(Так случилось, что помялось.
Платье вовремя не снялось.)
И часы с дождём шептались,
А потом они расстались:
Может дождик прекратился,
Иль завод остановился.

3.

В город любви исчезают умершие чайки -
Птицы, способные сбить самолёт на лету.
Мудростью новой, лишь с виду святого, незнайки -
Утро прошепчет своё: «Я к вам позже приду».

Ветер коснётся руки, как дворняга голодный;
дождик вернётся (ты только надейся и жди) -
тягой прийти (понимайте, что тягой природной).
Улицы, птицы и грусть за окном. Погоди.

Каждый успеет понять, но какая в том польза?
Вейся над этой землёй пустоцветное счастье!
К чёрту все позы. Одна остаётся нам поза -
Та, где не сняли тогда мы треклятое платье.


----------------------------------------
Стихотворение
----------------------------------------
за край придуманного мира
не заглянуть
но можно стаю странных мыслей
пройдя вспугнуть
но можно быстро обернуться
а сзади смерть
а сможешь смерти улыбнуться?
в крови согреть
луну на голом небосводе?
и не спеша (куда спешить?)
ошибки все, все что остались,
досовершить?
и не дыша смотреть на кромку? -
а там рассвет
а сможешь взять вдруг и представить:
тебя тут нет?
и мир обходится прекрасно
и всё живёт
и кот в кругу, в фонарном свете
один орёт
зовёт подругу из прорехи
из тьмы времён
на продолжение и крики
он обречён
а миру дела нет до воплей
того кота
а сзади смерть
так улыбнись ей
вот красота
и край придуманных ошибок
открыт для кошек и улыбок
куда спешить?
там ждёт лишь старость
ты не дыша
смотри на кромку


----------------------------------------
Строфы о золотом свете
----------------------------------------
За золотым освещеньем окон не видно,
взгляд упивается ложностью позолоты,
топит рассудок - во истину же - не стыдно.
Время - к шести, все на взводе - идут с работы.
Тянет еда, маразм, и собранье тлена...
Если сгореть в закате - то сразу, резко,
как от стыда горела, когда колено
в транспорте с чьим-то ещё оказалось близко.

Так понемногу приходит за детством старость;
и обрастают колени, локти, и даже зубы.
То, что окон не видно - уже не в радость,
а среди фраз есть мусор, к примеру, - "как бы".
Как бы опять в тот август, да тонкой плёнкой
этот закат растянуть хотя бы - минут на двадцать.
Если остались где-то внутри силёнки,
то всё бросай, приходи. - Будем не целоваться.

А позади дома, что стоят как прежде,
фраза: "Я не умею". (А ты не умела.)
Сексом попытка заняться, и прямо в одежде,
а позади тот час, где вдруг стали смелы.
Время к шести, я на взводе, иду с работы,
солнце валками тянет своё свеченье.
Тянут - еда, пустяки, разговоры, зевота.
Строфы, увы, не составят стихотворенья.


----------------------------------------
Талисман
----------------------------------------
к истоку дня сквозь тьму и холод
ищи свой нужный талисман
пока твой мир войной расколот
не жди пейзажа дальних стран
встань и пойди за край заставы
возьми любой там камень и
сквозь бесполезности отраву
домой тот камень принеси
как станет трудно
и противно
смотри на камень что принёс
и мне поверь любой уж точно
тем камнем снимется вопрос


----------------------------------------
Тоскливо
----------------------------------------
Ах, не тает тоска, как туман.
Снова капает вода - это кран.
Это кухонный кран поломался.
Я боролся сам с собой, я старался:
Пересиливал, как мог, - не сдавался.
Только что-то мне туман этот дался,
да вода, что мерно капала с крана,
словно в кране где-то там была рана,
истекал водой по капле прозрачной,
а тоска всегда даётся на сдачу.
И идёшь с ней сам не свой, пропадая,
и на каплях с того крана гадая:
если вниз - то будет горе с бедою,
если вверх - то будет встреча с тобою.
Но ни капли с крана вверх не упало,
и тумана полоса не пропала,
и печаль моя усилилась дико.
Кран покрепче затянул - стало тихо…
В тишине исчезла сразу надежда,
и заснул я, как всегда, прям в одежде,
а проснулся - кран опять начал капать.
(И, сказал бы я метафорой, - плакать.)
Починю его когда-нибудь точно,
и спокойно буду спать каждой ночью.


----------------------------------------
Троянский полукупол
----------------------------------------
Полукупол небесный,
 и ниже -
 земной полукупол.
Кто сказал, что известно
 где Трои руины
 сокрыты?
И какие руины
 заполнили
 это же
 место,
а какие в другой
 полукупол
 поглубже зарыты...

Знаменитые боги
 теперь
 никого не тревожат,
имена повторяются лишь
 в виде символа
 роли.
Для троянца любой день
 под каждым из куполов
 прожит,
потому что исчезла в земле
 неизвестно где
 Троя.

А под тот полукупол,
 да в тот полукупол -
 вращеньем
время в храм Афродиты
 то почву,
 то ветошь
 кидает...
И тогда города,
 знамениты войной и
 моленьем,
в полукупол земной
 навсегда
 для людей
 ичезают.

Реставратор застынет,
 как образ пророка
 над пашней,
как мазаику камушки сложит,
 - Смотрите -
 вот нос от Зевеса!
И в газете сенсация:
 "Трою нашли!",
 но вчерашней,
вызывающий смесь
 из зевоты
 и тяги
 до чтенья.



----------------------------------------
Ты знаешь
----------------------------------------
Ты знаешь,
 что не будешь
теперь уже
 счастливым.
Забудешь
 и исчезнешь -
не вздрогнет даже
 век,
поскольку
 неотличен
 для века,
 для былого -
ни ворон,
 ни котёнок,
 ни пёс,
 ни человек.

Ты знаешь,
 что промчатся
года
 во сны земные,
и зимние мотивы,
 что скрипка
 над страной,
вернее -
 много скрипок,
 и скрипок
 переливы -
исчезнут в звуках сферы,
 конечно,
 неземной.

Тогда
 свирель ударит,
да, именно,
 ударит
сжимая вид на город
 до точки,
 а затем
все звуки нас
 оставят,
да, именно,
 оставят -
на произвол незнанью,
 за неименьем
 тем.

И в этом будет
 благо,
как тишина
 ночная,
 когда стекло
 рябится
от снежной кутерьмы.
 Рукою прикоснёшься, и,
 не нащупав
 влагу,
поймёшь,
 что ты заснувший,
 и просто видишь
 сны.


----------------------------------------
По месту жительства
----------------------------------------
давайте постепенно. давайте откровенно. доверчиво и вкрадчиво
сойдём мы все с ума
мы все всегда бесценны
мы дороги и плены
все смертны мы и тленны
давай сойдём с ума

и этого нам мало давай начнём с начала
всегда нам не хватало вдруг потерять рассудок
оставить пересуды и сдать свою посуду
за городом в ларёк а там кругом природа
там нет совсем народа там тени и причуды
и каждый там листок почти уже сознательный
от нас на волосок на волосок от смерти
а мы детьми все станем мы дети, дети, дети
ни ангелы ни черти с пути нас не собьют

ну что же вы молчите. неужто не хотите. не может быть. представь себе:
и так мы без ума
мы смертны и конечны
до смеха скоротечны
но всё же копошимся
то злимся то боимся

и этого нам мало всегда всего нам мало
а впрочем всё в порядке за городом
природа и всякого народа
там только не хватало и так всегда с начала
и так всегда посуду и так нам многолюдно
а стоит в одиночество как воем от тоски
причудливы и вкрадчивы посуду сдать - так сдачу мы
считаем и молчим считая говорим
как стыдно быть безумными как гордо быть нам умными

давайте же степенно. а можно истерично. то резко. а то вкрадчиво...
за город не пойдём
и все свои причуды
и всю свою посуду
и даже может чудо

так тут - по месту жительства. спокойненько найдём


----------------------------------------
В час печали Луны
----------------------------------------
в час печали луны
когда небо на части терзают
облака без контроля и смысла
ожидая зимы в ноябре
и весны в феврале
ничего что я так откровенно тебе?
иногда даже самый отъявленный врун
сожалеет. что правду сказать не умеет
и тоскует. вернее. болеет
вернее
сам не знает о чём пустомелит

там ни рыцаря ни перуна ни пера и не пуха
но тоскует
до белого блюдца луна
и на серде жестокий ликует
меркантильный трясётся от страха
а такой никакой и пустой без вина
хуже пьяного
хоть не лунатик
так находит в печали ночи
небывалое очарованье
признается от сердца
и лживо признанье

в час печали луны
все равны
перед правдой которую произнести
что украсть
и она если входит то в сны
просыпаемся где-то уж в третьем часу
просто страсть
или совесть. а может - влиянье чего-то
что напрасно валить на луну
это нервы
всего то?
всего то

обманул?
обманул. обманул

в час печали луны
лучше - бодроствовать
слишком – правдивые - сны


----------------------------------------
Ты сочиняешь песни мои, усталость
----------------------------------------
Ты сочиняешь песни мои, усталость,
Ты повторяешься в жестах и ритме шагов…
Счастье, которому нужно – такая малость -
Жизнь наблюдать с высоты улетающих душ.

Что-то на белых листах рисовать о смерти,
Что-то придумывать с ходу, и выглядеть вечным.
Ангелы – это, в сущности, те же черти,
Только черти бодрей, веселей, беспечней.

Снег, возникающий вновь, бытие тревожит:
Прожит ли день, или день для тебя отложен?
Я остаюсь кустарём, починяю примус,
И напеваю свой металлический привкус.

Ты сочиняешь ум мой – ложная жалость,
Вечно твердя о причине, но нет в помине,
И полутени скрывают город, - что неизбежно.
Вечер целует карнизы. Так – нежно-нежно.

Счастье взволнованно машет крылами:
кому бы достаться?
Скоро выйдет усталость,
Уткнётся в клетку.


----------------------------------------
Художественная ложь
----------------------------------------
Что-то тает в глазах и крови.
Кофеинчику с коньячком?!
Ты мне что-нибудь хоть наври,
а потом упадём ничком.

У природы один закон -
все законы он пережил,
если думаешь, что знаком,
значит мало ещё пожил.

А как правда поймёшь - поймёшь,
что закона попросту нет,
и ты будешь всю жизнь привирать,
и мечтать написать сонет.

И мечтать о формах внутри,
и в крови убытки искать.
Ты художественно наври -
это будут ещё читать.


----------------------------------------
Художник
----------------------------------------
Неясный мир сплетения теней,
из писем состоящий и отметин,
из перебранки вольных голубей,
как всё вокруг, для глаза незаметен.

Подобный сну художника, кто уголь,
с обрывками каких-то перспектив,
сжимал в горсти, и делал пятый угол
для профиля, который был красив.

... а позже выставлял свои работы,
и, в лучшем случае, никто не покупал.
Бульваром неподавленной зевоты
он с миром снег на зонтик принимал.

В самом себе себя не позабыть,
но надо ж что-то делать, чтобы жить.
Итак, мы смотрим в то, что сразу видим -
и мир вокруг поэтому невидим.

Но видимы все звуки, все слова,
мелодии и трескотня трамваев,
и разные для лирики дела:
злословие и рай для негодяев.

И видимо отличье от людей,
и видимо потрескиванье стужи,
и игры на проспекте голубей,
знамение понятия "не нужен".

Художник тосковал, потом запил -
(как странно, но находится наличность),
и, кажется, декабрь он пережил...
Вернее, сохранил хоть как-то личность.

Но были впереди - январь, февраль.
Чернил, конечно же, и плакать - сколько выйдет,
меняя профили – сиди, пиши - не жаль,
а не прочтут - уж точно - не обидят.

Шуршал прибоем сонный Коктебель,
и тишь по Переделкино бродила.
Был март, за ним пришёл апрель... -
В природе появилась снова сила.

Она звенела всюду, как струна.
Депрессия прошла, и он влюбился.
Жила в порыве диком вся страна,
а он как пьяный с именем носился.

И доносился. Без взаимности любой,
он неожиданно с самим собой покончил.
И встретил пониманье и покой,
и этим мы главу сейчас закончим.


----------------------------------------
Читал соседу Бродского
----------------------------------------
Кто пробовал хоть раз, но изнутри.
Кто честно врачевал чужие тени,
и пил избыток той же самой лени -
того теперь к себе не призови.

Не знать бы суть сомнения и боли,
не видеть ни пространство, ни простор,
чтоб был милее тесный разговор -
в котором не хотелось б вовсе воли.

Тут за окном лишь поле с гастрономом,
а планетарий - это для приличных,
кто пьёт нарзан "Столичные" кто курит,
откладывая нечто на потом.

А что за дело? Боже, кто где был,
и пыль каких там самых дальних стран
он отряхал при входе в ресторан,
и голосом своим корявым пел?

Не знаю - может правда, может нет -
возможно то придумывают только,
но как и всем от горького нам горько,
и слепит как и всех из лампы свет.

Пока рядили там про поколенья,
про связь и рай, про умность и борьбу -
чихать хотели мы на похвальбу,
и водку разбавляли тут вареньем.

... недавно Бродского соседу прочитал -
он слушал вдумчиво, потом сказал,
что складно. - Я тоже, - говорит, - стихи писал,
но потерял - от этого досадно.

И капала вода из крана вечно,
и человек с рожденья - человек,
чтоб водку разбавлять свою вареньем,
чтоб точно знать, что слепит лампы свет.


----------------------------------------
Предноябрение
----------------------------------------
не горжусь не печалюсь
скорее совсем безразличен
писем нет и не нужно
природу и книги люблю

не пою под гитару
и женщин цветам не дарю
а тем паче цветов
не дарю

в ноябре
снова будет печально
особенно утром дождливым

может чаю попить
может быть
может быть


----------------------------------------
Разговор
----------------------------------------
У меня есть вопрос.
- Говори.
- Почему Иисус Христос
не говорил "соври"?
- Хороший вопрос.
Не знаю.
Спроси у него сам.
- А где он?
- Не знаю.
Ищи его сам.
- А как?
- Не знаю.
Придумай сам.

Больше вопросов нет.
Свет открыт чудесам.
А как их узнать
не знаю.
Это всё сам,
всё сам.


----------------------------------------
Тип характера
----------------------------------------
обещавший сумерек не бояться
исчезавший
возвращавшийся поздней ночью домой
не нашедший дороги


----------------------------------------
Трата дня
----------------------------------------
важные слова, слова пустяковые
спелая земля, сумерки, зря потраченные
встречены в ломкость вечера
хрупкое он создание
нежное и прозрачное
призрачное
с опозданием
ветер за шумом
для
думать - не-думать
знать
вид на пространство
и там
встретить
лишь сумерки вновь
вечер
и слово "жить"
действие очень тонкое
лучше сказать "забыть"
кромку заката ломкую
краешек, трату дня


----------------------------------------
Что остаётся?
----------------------------------------
Бабочки в дом залетают,
пляшут под потолком,
в окнах всё тучки вздыхают.
Думают лишь не о том.

День тот настал. Ну и что же?
Образ простой не исчез.
В этом мы очень похожи -
с нами наш мир, или без.

Море, конечно же, манит,
кто-то стреляет кнутом,
даль свои песни горланит,
впрочем, опять не о том.

Комната стала банальным
ненужным собраньем вещей,
ангел, возможно, сусальный
молится в пустоши дней.

Стол и скамья остаются.
Мы исчезаем в свой срок.
Дети играют, смеются -
им это всё невдомёк.

Бабочки в дом залетают,
шелком нарядным шуршат.
Небо про окна не знает.
Молимся мы невпопад.


----------------------------------------
*** (стихи возникают из глубины)
----------------------------------------
стихи возникают из глубины
сны возникают из глубины
рыбы глубинные
сказки старинные
сны возникают из старины
стихи возникают из старины
из снов
словно рыбы
они выплывают
стихи
это рыбы которых читают
стихи
это сказки
сны
старина
какие придут
наша ль в этом вина?


----------------------------------------
Срок жизни
----------------------------------------
серые стены
дождь за окном
люди так мало живут потому что


----------------------------------------
Темнеет. Июньский вечер
----------------------------------------
Темнеет, и сливаются стволы;
исчерпаны пределы красок неба -
исчезает: не синее, не серое. Смолы
срываю я с коры вишнёвой и жую.
Играет жаба
на губах и горле.
Июньский вечер.
Жимолость, оставив
сопротивленье сумеркам, исчезла.
Я в детстве так боялся это время,
крутил отчаянно педали
(что было сил)
на маленьком своём велосипеде,
спеша укрыться
от кошмара тьмы
у старой дачи.
Но возвращался тут же
в тоже место, где так пугался.
И снова убегал, крутил педали.

Вдали огни мелькали.
Теперь-то понимаю -
это смерть
играла
с незадачливым ребёнком,
и было значит мне чего бояться,
крутить педали,
задыхаясь от усилий.


----------------------------------------
Был я куклой
----------------------------------------
Утешенье, ты без толку,
Все во мне яснее дня -
Криком бы не выдать только
Сокровенного меня!

Мани Лейб

***

Рассказать, как верлибр очищают от рифмы,
так никто не поверит - за тучками небо,
и за мушками - окна - прозрачные книги,
где в форзаце абзац, начинаемый с "ибо".

Ибо был я и сам механической куклой,
был собакой, сбежавшей от всяких хозяев,
и имел вид с соломой в ушах, но не глупый,
потому что не дался приделывать крылья.

Вообще бы балдеть с тех подвижников нервов,
что посмотрят на ветку - ах, ветка - поди же,
а найдя непокорным соседушки норов -
так прогнут и поставят, чем ниже - тем лучше.

В марте месяце слюни текут у природы,
носом хлюпает всякая ветка сопливо,
но по радио это рифмуют с погодой,
и погода ветрит, и погода игрива.

Бьются строчки об ночки, ломаются куклы,
ветер вертит хоть чем - лишь бы было красиво,
рвутся нити и тени - и книги и нервы,
и абзац начинается с нового "ибо".


----------------------------------------
Уходить
----------------------------------------
Я ухожу по улице, которой сюда пришёл -
какое постоянство.
Со мной бредёт осёл,
и на осле
лежат моя поклажа
и убранство.

Мой ослик серый цокает спеша,
и в небе ласточки как росчерки мелькают.
Я ухожу -
спокойно так дыша,
и очертанья где-то пропадают,
ну а в карманах нету ни шиша.

Упругий ветер трогает ладони,
распахнут небосвод - аж неприлично.
Я не спешу.
Зачем? Никто не гонит.
Я стих пишу,
и снова всё отлично.

По этой улице наверно уходить -
предначертанье, волховство по звёздам,
привычка, сущность, глупость, правда, нить,
которую порвать всегда не поздно,
но ухожу... И чувствую уж сам,
что будет ночь, и в небе будет звёздно.

… а значит будет утро,
и пора
уйти тихонько
с этого двора.


----------------------------------------
*** (рассмотри свои сказки)
----------------------------------------
рассмотри свои сказки и веру неместную,
интересную прозу читая - страниц не слюнявь
неуместно писать про ничто неизвестное -
помешав сны бредовые с явью, но так и оставь

налетают на свет костерка насекомые нам незнакомые,
облака предвещают тяжелое время с войной
хорошо, что с тобой мы уже и опять вне закона, и...
и знакомиться нам совершенно нет смысла с тобой

пропадают с рассветом желанья, и мысли хоронятся -
где-то птица проснулась, и что-то надрывно кричит,
может даже за ней покрупнее какие там гонятся,
чтоб застыл навсегда в двух зрачках этот сказочный вид


----------------------------------------
*** (Каждый день какой-то траур)
----------------------------------------
Каждый день какой-то траур - это как упражнения.
Муар заката накладывается на очертания сараев сразу за последним домом моего детства,
пахнущего смолой лета, когда смолили и смолили крыши пятиэтажек.
У каждого стула пять ножек -
в это я верил тогда,
не оставляя себе никаких поблажек.
Время войны из бумажек,
классиков очертаний, пахнущих гудроном,
время пахнущее гастрономом, где продавали лук,
время испугов - (испуги передавались из рук в руки).

И одноглазый подъёмный кран,
посреди бетонных блоков
раскачивает свою меланхолию,
а я смотрю в окно,
где выпал снег,
но
осталась чёрная полоса, - пролегает труба с горячей водой.
Со мной всё в порядке.
Мало ли?
Как переплелись следы моего бесконечного вранья,
и спросоня
кот у подъезда
тупо смотрит на вороньё,
а я иду с сумкой, на которой написано "Lada", в школу
по городу,
где постоянно кого-то оплакивали.
И это "бум-м бум-м трали-вали"
похоронного марша
мне нравилось тогда,
и когда стал старше -
это что-то родное как по заказу,
щемящее глаза -
будто я занимаюсь любовью с собственным сердцем,
вывернув его наизнанку.


----------------------------------------
Написать бы мне стихотворение
----------------------------------------
Написать бы мне стихотворение -
неказистое под настроение,
под гитару неисполняемое -
бо творенье услада гения,
и оно потому неровняемое
будет, если когда напишется.
Как рифмуется, так и слышится.

Говорила мне бабка старая,
моя бабка - глупая женщина, -
ты учись внучек нас порадуй,
я то что вот мол - деревенщина,
а кто есть из себя образованный -
тот всегда в пиджаке и при галстуке.
И про то стишок нерифмованный.

Написать бы мне стихотворение
низового жанра, наверное,
пусть появится оно скверное -
только б не было бы манерное,
извращённым бы только не было.
Чтоб, синиц не меняя на мыло,
журавлями к югу уплыло.

Про себя, или что ещё вот -
может в жанре любовном сказать,
может кто когда разберёт,
как пытался кого-то пробовать,
может кто когда и прочтёт
все попытки зарифмовать
"миловать", "соврать" и "не знать".

Написать бы стихотворение,
написать бы лирично и точно...
В поэтическом наваждении,
и в неведении, как нарочно -
пару раз матерком, да по-умному,
мол - не Пушкину одному,
хоть не кстати, и не по уму.

Написать бы стихотворение,
говоря за жизнь и за заумь,
и гражданское чтобы борение
превращало потуги бдения
в хоть какую свою позицию,
совращая слабости дум,
мол и я побывал в милиции.

Понабрать да наврать бы про тяжести -
суицидно мы все де поляжем,
и тогда уж никто не скажет,
что то флуд - это будут прелести,
и кровавые ванные комнаты,
и кто смерть себе привести,
чтобы быть со смертью на "ты".

Написать бы, играть бы в видимость,
как привык, как зачем-то водится,
а что видится, то и пишем мы.
Да слова уже не находятся -
и тогда коньячку, да и с ним на "вы".
Как же люди то все обходятся?
И, что главное - они все жи'вы.


----------------------------------------
*** (Выручая себя, горизонт убегает)
----------------------------------------
Выручая себя, горизонт убегает,
белое солнце на глазах стареет,
облака бегут себе, пробегают,
и хмелеют деревья, и шумят, облетают,
когда солнце их больше уже не греет,
когда ветер чистый их обрывает
и кидает оземь.
А мой номер - восемь
и, хоть телефон теперь семизначный,
как и раньше - совсем ничего не значу.

Неба купол только кажется круглым,
и не вяжется больше тень с этим телом,
потому что под небом ни один есть угол,
где испачкал пальто - то дерьмом, то мелом,
где любил, но боле чего-то выпил,
оставаясь смелым, не из глины лепил,
добавляя песочку.
И, поставив точку,
телефон не трогал,
никуда не звонил.

Пигмалион из меня, что сказать? Не очень.
Но придашь очертанья - не минует вниманье.
Облака бегут, потому что осень.
Ну и что теперь? Теперь – привыканье.

Где-то жгут костёр, где-то лает собака,
жуки какие-то снуют под ногами,
и невидимо птица пыталась заплакать -
видно так общаться решила с богами,
но зачем богам лесная пичуга?
А придёт зима - тут закрутит вьюга,
обломает ветки сатаны подруга,
и тогда уж точно не встретим друг друга,
и тогда уж спать, спать не просыпаться -
благо, что для сна не нужно стараться.

Линия горизонта, наконец, убежала,
и стало тихо так, печально и пусто.
Было бы солнце - возникло б гало,
но ни солнца, ни ветра, ни ума, ни чувства.


----------------------------------------
Чтение всего на свете
----------------------------------------
я отрою из-под снега
старую тетрадку блёсков
фотокарточку и звуки
запахи костров платок
колесо велосипеда
кем-то сорванный урок
и значок про день победы
буквы инструмент слесарный
и бездарных толкований
всех бессонниц с мезопамом
не люблю кролиководство
отвратительное дело

и вернусь туда откуда
никуда не уезжают
буду ждать под снегом чуда
чтобы чудо закопать
и потом найти под снегом
распечатку звуков разных
доставая из-под снега
чтенье для всего на свете


----------------------------------------
Слушая Янку Дягилеву
----------------------------------------
Я полкоролевства себе не прошу,
и не оставляю - даю лишь послушать.
Читайте, читайте - я снова пишу, -
ведь вы не читали поэзии лучше.

Я полкоролевства не заложу,
коня не прошу, (и зачем бы мне конь?)
Читайте, читайте - я очень прошу...
Сейчас расскажу про бродяжечкин сон,

про вахту с ключами, про море морей,
про землю, который вы точно не знали,
про верность исхода от нас наших дней.
И целое царство за то, чтоб читали.

Читайте скорее ,
читайте скорей.

Я полкоролевства не оставляю,
другой половины не оставляю,
ещё полкоролевства не оставляю,
и ещё полкоролевства не оставляю,

и последние полкоролевства не оставляю.



----------------------------------------
Социофобия (с элементами суицида)
----------------------------------------
Поверить бы рад, да довериться тошно.
Что бы вы думали? Мы, да что вы?
Мы думать не станем, нам от этого скучно,
вернее - лучше нам так не станет.

- А что в стакане? - Из вина обратил.
- А что вас так ранит? - Меня? Хм... Неправильно жил.
Так какого же понял только сейчас?
Герои ушли. Окончен рассказ.



----------------------------------------
Слова 21-го века
----------------------------------------
Земное влечение к стылой погоде -
сквозь звонкий сквозняк и сомненья в пути,
и веское слово привычное "вроде".
А вроде дойдём, - огоньки впереди.

Земля под наклоном вращается мерно,
и где-то скрипят половицы в ночи.
И слово любимое наше "наверно"... -
Как скажешь его, вот тогда промолчи.

Зенит под надиром, надир над зенитом,
да кроны сливаются с сумраком дня:
рыдает старуха над ветхим карытом,
и фраза кончается точным "о, бля!"...

Тут русский язык берегут от кого-то,
поскольку украли, что было украсть.
И челюсть свернуть может наша зевота,
как сердце порвать могут злоба и страсть.

Тут пошлы рифмовки "моркови" и "крови",
и мало металла - на привкус ушёл.
Учёный научно науку буровит,
партиец холопу кричит грозно: "Пшёл!"

Тут делят на касты папаши и ВУЗ-ы,
и целятся звёзды в другие миры -
поскольку слова нынче стали обузой,
вербальность мурой, и понятьем муры.

Погода остынет, слова наблатыкав,
а стыки стучат на своём языке
о всяких и всех, но всегда горемыках,
сжимающих жало в дрожащей руке.


----------------------------------------
Про чертей
----------------------------------------
нет больше сил обманываться
всё внутри и снаружи
лажа вымазанная сажей
потому что единственное что нам остаётся
это плохая карма
и несколько утешений
все - от худшего

сомнительная радость
и не менее сомнительное счастье
а про чертей
мне вам сказать совершенно нечего
да и не за чем


----------------------------------------
Начиная считать с нуля: причины творчества
----------------------------------------

0.

Память человека является единственной формой организации сознания. Мы либо уже помним, либо уже забыли. Больше ничего не бывает. Это основная особенность временного континуума - от которого не спасает ничто: до тех пор, пока мы люди - мы обречены на то, чтобы знать только то, что уже прошли, просмотрели, прочитали.

1.

Абсолютно каждый человек занимается творчеством в силу того, что он не понимает жизнь. Жизнь и творчество - это два полюса бытия, и жизнь является абсолютно иррациональным полюсом, тогда как творчество - это попытка получить понятную, понятую, прожитую уже жизнь, которую можно проанализировать, от которой возможно получить наслаждение. Идеал человеческого сознания - это идеальная жизнь. Идеальная жизнь - это жизнь какая-то ещё, не такая, которая происходит. И творчество призвано решить именно эту проблему идеализации бытия. Парадоксально, но творчество невозможно, если человек творчества знает жизнь, либо умеет творить по каким-то канонам. Творчество возможно лишь тогда, когда оно идёт из тотального незнания, в противовес дуализму, который окружает личность, и пронизывает её. (Приходится признать, что в знании и мастерстве нет никаких изъянов, кроме причины - порождающей двойственность, и таким образом - сеющей страдание.)
Жизнь видится человеку как "не то", формальная и пустая идея, лишённая всеединства, если его посещает вдохновение, или происходит пробуждение внутри творческого процесса.
Стихотворный размер, рамки холста, сцена, жанр, ритм, даже грамматика, даже семантика - всё это прекратит поток сознания рационального, если хоть на какое-то время сфокусировать на них своё внимание. Одна пауза может быть дороже самого изысканного монолога.

2.

Однако, основная проблема творчества не в этом. Проблема творчества - заключается в стремлении к признанию. Если есть само наслаждение от истинной природы Логоса, то что могло бы быть нужным ещё? Однако, людям часто мало молитвы - им нужно сверх того, чтобы все увидели, как искренне они молятся, как они тонки, как вдумчивы, как не чужды.
Так же как христианство погорело в своё время на искаженных толкованиях, так и творец горит на рутине критики. Когда-то кто-то очень практичный добавил к словам Христа о тайной молитве и жизни в духовном - ложь о воздаянии в реальной жизни. На самом деле молитва звучала: "Молись тайно и воздастся тебе". Ничего более. О явном воздаянии речи не было. Христос утверждал бессмертие души, и возможно тут только одно толкование: "Воздастся тебе, как духу, как первопричине святости и идеала, который живёт в каждом из людей. Ты ничего не получишь. Напротив - ты утратишь всё то, что тебе мешало и забудешь о себе в Боге...". Но этого показалось недостаточно. Люди жаждали отдачи от Бога, как от банка, который регулярно позволит снимать проценты с вкладов. Удивительно, но если люди исказили основную идею христовой молитвы - что такое христианская церковь, как не церковь антихриста? Ведь именно антихрист учит в своей церкви переворачивать все атрибуты учения и.х. с ног на голову. Кажется, что о современных дьволистах скоро можно будет сказать, что они самые настоящие христиане, - ведь если переворачивать вывернутое, то всё просто становится с головы на ноги.
Творец, как булгаковский Мастер, остро страдает, если находится в безвоздушном пространстве неотзыва о своих произведениях. И тогда они приобретают качественную сторону, становятся элементом жизни, которая пожирает былое очарование.
Встречи поэтов и художников, писательские интриги, наконец просто то, что люди писают и какают - ставит рациональное начало познания в один ряд с хаосом бытия, как только возникает вопрос о фактуре произведения.

3.

Но позвольте... Наш творец - всего лишь человек. Как тогда можно было бы подходить к нему с требованием не совершать такие поступки? Кажется у нас просто каша в голове порядочная. И противоречим мы сами себе - если творчество рационально от Логоса, а жизнь хаотична и иррациаональна - то мы значит отождествили писателя с его писаниной, раз утверждаем, что он не должен ждать похвалы в свой адрес. Кажется нам нужно пожалеть самого себя.
Или не ожидать никаких мнений, выйти за грань саморефлексии, стать свободным. Стать свободным? Что это могло бы означать?

4.

Так возникли различные течения спасения вдохновения. Что только не придумали, но в целом ситуация только запуталась. Дуализм жизни породил множественность, которая стала шириться бинарным древом. Авангард, абсурд, футуризм, реализм, мажинизм, акьмеизм, - то, сё. Самое странное - это заумь, к которой умные люди только за тем и приходили, чтобы потом отказаться. Хармс вот отказался. Современные заумщики вообще ничего не делают, только подражают прародителям. Футуризм слишком рисованный, абсурд уже поломали, и нет теперь никакого абсурда. Абсурд мёртв, как рок-н-ролл. Остался только ворох школ, - от всё вподряд объясняющей немецкой, до всё вновь повторяющей русской. Акьмеизм хорош - в силу расплывчатости, но уж очень там много ответственности перед мировой культурой. Реализм - сугубо утилитарное внутрилитературное явление.
Действительно, творческому человеку 21 века податься некуда. И писать стало очень трудно. Много уж очень всего было до. А честными быть? Не знаю - мы это не умеем. Честна сама жизнь. Но при этом каждое явление, каждую вещь нужно назвать, иначе их просто не существует. Не понимаю древнееврейскую часть библии. Как можно было называть зверей, которых приводят какими-то именами, если до названия никаких зверей ещё нет - только рога и копыта, но при условии что есть словообозначения "рог", "копыто".
Страшно. Если представить мир, лишённый названий - это будет дикая пытка. Есть всё, но при этом ничто ничем не является. Вероятно - это какой-то круг ада. Творчество вообще, и именно литература - это выход из ада посредством временного прибежища в словах. Автор прибегает к графам, и он вовсе не творец, если он не графоман. Графомания может иметь только одну плохую сторону - жизненную.

5.

Не нужно так уж надеяться на чудеса. Ничего ровным счетом не происходит. Творчество не выводит нас куда-то, оно всего лишь изживает само себя. И не думайте, что это хорошо - надеяться, что когда оно себя изживёт - жизнь хоть на сколько приблизится к идеалу. Ни наркотики, ни религия, ни культура, ни живопись - вся мировая культура - свободными нас не сделают. Мы обречены на то, что имеем, и причина этой обречённости именно наша природа, которая основана на субъекто-объектном дуализме, и поэтому мы всегда творим против самих себя. Всё, что делает человек - творец - отвратительно с точки зрения самой жизни, жизнь отвратительна с точки зрения чистого сознания.

6.

В плане литературы на существует линейной поступательности. В какой-то миг, когда писатель ставит точку, и роман окончен - нет ни единого шанса на то, что в него теперь можно втиснуть хоть запятую, но не следует думать, что в нём хоть что-то могло быть другим. Именно эта нелинейность выводит все возникшее в жизни в результате творчества - за пределы свойств жизни.

7.

Меня совершенно не пугает смерть. Но я боюсь остаться после момента смерти - тем, кем я являюсь сейчас. Мне хочется стать самим потоком творческого мышления, войти в то, что находится там - за словом, за образом, попасть в сам ум, оказаться в этом блаженном состоянии пустоты, чтобы никогда уже более его не покидать. Так ли много для этого шансов? До тех пор, пока человеческая слабость найти сопереживание, соучастие с моими творениями меня преследует - практически никаких.

8.

Явление, когда автор сам становится своим героем, а жизнь приобретает черты литературы - стало уже хорошим тоном называть гадким, отвратительным. А почему, собственно? Вернее - а так ли уж уместны тут моральные или просто качественные оценки? Достаточно того, что оно вполне оправданно. Откуда вообще берутся такие явления как фэндом толкиенистов, откуда неразличие Цветаевой - где жизнь, а где вымысел, откуда превращение фантастики Чернышевского в социально-этическую опупею, откуда, откуда? Оттуда: "дома у нас печальны - юность любит радость". Жизнь страшная и отвратительная, мы мечемся, как пауки в банке, нас плющит и колбасит, а отстойное православие просто не в состоянии хоть чем-то помочь. (К счастью, конечно, они бы напомогали – не потеряй рога.) Но кто при этом сказал, что мы убегаем от жизни? Мы её презираем, и замещаем полюс быта во всех аспектах на то, что и будем теперь называть словом "творчество".

9.

Для меня не существует вопроса: "Был ли Дон Хуан в реальности?" Это не вопрос - это фуфел. Дон Хуан Матус - это литературный герой. Иначе мне как-то неловко.

10.

Будет обидно, если нас теперь упрекнут в том, будто бы мы провозглашаем приоритет идеи над материей. Мы вообще ничего не знаем про такое деление, поскольку наше мировоззрение окончательно сформировалось сравнительно давно: всё есть ум, ум пуст по своей природе.

11.

Бальмонт - хороший поэт, хотя нам не понятно - почему в связи с его именем постоянно упоминают какого-то космического магнита? С нашей точки зрения - авантюризма в нём было куда больше.

12.

Шёл по полю человек, и как у Платонова - представлял себя то кораблём, то аэропланом, то автомобилем - лишь бы не быть самим собой. По-сути это был и был писатель.

13.

Люди любят трескучие слова. Ахматова ушла в зазеркалье, поэтический космос, творческое молчание позднего Блока. Это всё замечательно. Вот Хармс носил головные уборы, чтобы случайные прохожие не могли бы прочитать его мысли. Наши мысли под шапкой не спрячешь - да и нет смысла прятаться, когда всем понятно, что ты прячешься. Мы предпочитаем всякую чепуху достойным явлениям. И у нас нет какой-то причины, чтобы даже думать про поэтический, или какой-то ещё космос. Потому что внутри - всё это не нужно.
Есть либо тупая вера в жизнь мересьвых, либо волевое согласие со смертью Артура Шопенгауэра. Мы обошли и то и то. Верить в жизнь нет никакого смысла - когда кругом и так груда названных вещей, утверждать смерть нет причины - когда смерть в любом случае произойдёт. Действительная задача литературы 21 века - это задачи религии всех прошлых эпох: подготовка к смерти, подготовка к тому, что нас ждёт на этом пути. Строго говоря - спасение.

:::





null, 2004



21 ВИД НА ГОРОДСКУЮ СВАЛКУ


среднерусский синдром

неврастенический синдром
звенящий в ночь пустым вокзалом
где потускневший гастроном
один не спит в тревоге зала
часы поломанные врут
и мухи бьются головами
и женский голос сквозь метал
звучит загадочно словами

осенний пригород
печаль
витает дымкой неземною
мне с неба голос не сказал:
"так уезжай, и бог с тобою".

я не уехал
осень шла
над перекопанной землёй

неврастенический покой
над среднерусской полосой



Кино про любовь

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;
Создав, навсегда уступил меня року Создатель;
Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,
И с явой насмешкой глядит на меня покупатель.

Н.С. Гумилёв.

:::

На краешке мира есть место - немного печально оно,
как музыка некогда спившихся скрипок просторных.
Тут крутят от века про жизнь не немое кино.
И свод тут небесный до чёртиков нервен и вздорен.

Кино про любовь. А стихи натуральны как мёд,
который разбавили патокой местной доварки.
Тут может хрестеть перепонками осени лёд.
И всем недовольны какие-то, в общем - товарки.

В ветвях чехорда насекомых, а птицы в пальто
из чёрного драпа: пера и вороньего пуха.
Но хочется что-то сказать, что за то...
А что тут "за то"? Не касается зренья и слуха.

Чем проще - тем лучше, а кто воровать не умел -
давно отсидел и торгует хоть чем-то на рынке.
И с неба посыплется скоро снег белый как мел.
Пора покупать себе шапку, кашне и ботинки.

Итак, подготовка к зиме - это в целом инкстинкт.
И всё тут инкстинкт - выживанья, успеха, свободы.
И сам по себе возникает по небу пунктир.
Итак, подготовка к зиме. Демоверсия времени года.




Ворон под луной

луна в кармане - свет под ногами - туман прозрачен
противно лужи стремятся сами ко мне в ботинки
спит на ветвях, рождён ветвями и вскормлен ветром
своё рождение не помня - такой он старый
спит ворон мрачный
уткнувшись клювом себе подмышку
и чертовщинка теперь в природе - покинув книжки
невзрачен города пейзаж
темно и слякоть
кусает дерево впотьмах
древесный локоть
поди приляг попробуй только один на ветках
он сидя спит - он просто спит
всё переживший
подруг крылатых любивший лет назад под двести
он их бросал блестя пером - не зная чести
и пролетал неслышно там где погибали
солдаты разных спешащих армий зеленокрасных
играли тени - полезен зренью дорожный сумрак - и для охоты
а он чудак прокашлял б только - да что ты? что ты?
приходик морок и страх напрасен - совсем напрасный
он в небе разном кружил над полем - о да - бывало
а город рос - и там где поле когда-то было
где вьюга бешенно носилась и ветром выла
природа большему никак не научилась
всегда везде лишь выживать - и это сплыло
и всё былое теперь прошло - так получилось
никто не делал само так вышло - само случилось
случалось он глаза клевал и на мундирах
и РККА и от Вермахта - играл блесною
не выделял ни командиров ни коммунистов
клевал он лица и тем и тем - и тени знали
когда пугал его случайный какой-то выстрел
он каркал - медленно слетал - но возвращался
(и к человечьему в себе всё приобщался)
его собратья - любя все войны - не убивали
мой чёрный ворон теперь нахохлен - март - снег искрится
с карниза капает мутна собой водица
как помнит запах он тех эпох
и клюв и перья
но птицы чем-то уже не люди - ещё не звери
сейчас ведь утро - часа четыре - а то и меньше
и память нужно вновь подгонять под купол вешний
вернусь домой - присяду тихо один в квартире
мы так похожи - мой старый ворон - и друг и недруг
а вдруг и к нам придёт под утро сон крепкий - славный
подавно кем-то хоть нужно быть
и этот город
нас скроет в отсвет и вскормит чем-то с помоек вкусным
таким пахучим
так ничего
о чём же всуе?
но так нам лучше - что было сил вцепиться в ветку
и спать покуда

вершись - я мимо лишь проходил -
о птичье чудо!




*** (... когда-то писал по-испански)

знаешь, я когда-то писал по-испански
помнил латынь и руки
пачкал свои в чернила
но всё опошлили суки
а мать, что меня носила
стала
как бедный Ёрик
черепом и костями

Эрика - имя танка,
Африка - место спора,
Испания - место гнева,
Италия как-то странно
терпела в боях пораженья

знаешь, я когда-то учил японский
у них два алфавита
и броско
красные пятна
горят на ширмах

в словах
лишь наносные понятья
если убрать -
не помню испанский,
недоучил японский
а время - оно броненосец
забытый кем-то в заливе




Достали

ночью болели зубы
выпил всё что горело
тут же опохмелился
трезв был нахально и зело
зубы уже не болели
ничто уже не болело
не больно, совсем не больно
странно немного только
горько немного только
только немного печально
чуточку одичало
одиноко
простудно
противно
лучше бы зубы болели
выпил тогда бы что-то
закутался в одеяло
и одичало плакал
почти Хименес по призванью
по роду почти что Бунин
плакал бы и смеялся
на зло зубам и простуде
на зло человечкам противным
которые зубы мне точат
все ночи
травить их водкой!
бить по ним кулаками!
сами они не дохнут
достали меня
достали!




Смертельный Запой

Ухожу в смертельный запой,
кто хотите, пойдёмте со мной -
всё равно, ничего не теряем,
всё едино, и я повторяю
приглашение пить свою чашу...
И на смерть мою с вами, на нашу
непонятную странную смерть,
напишу я свою эпиграмму,
напишу и себя остограммлю.

Приглашение в силе, идёмте.
Вы умрёте - я вам обещаю.
Это медленно будет и просто -
пить и пить, без конца, без вопросов....
Искривляя пространство дугою,
ну идёмте, идёмте со мною...




*** (я меняю стиль на ветер)

я меняю стиль на ветер,
ветер на море, а море
я меняю на пол литра
пью спокойно наслаждаюсь

я меняю смысл на веру
веру запросто меняю
на дотошную химеру
а химеру обвиняю
и меняю вновь на деньги
покупаю две бутылки
и спокойно пью у моря
да пошло всё!
наслаждаюсь

я меняю рифму, мысли,
я меняю ритм и чувства,
я меняю всю морфему
на фонему
а фонему на семему
а семему
хоть и жалко
ни на что не поменяешь
и лежу один на пляже
ничего не пью совсем я
и вот это и меняю
на простор и сны игриво
их меняю я на лошадь
как и я она спесива
я её меняю тут же
на рабынь и дом у моря
что меняю на пол литра
пью лежу
и наслаждаюсь




*** (говорю же, что дождик давно не идёт)

говорю же, что дождик давно не идёт
и качаются странные духи в ветвях
мне казалось, что я, как всегда, идиот
и всё путаю радость, орешку и страх

и так медленно люди идут, и идут, и идут
кто родня, кто какая?... не быть бы мне тут
как и там, но за время, ребристую сущность
ничего не отдам, никуда не пойду - не смогу
после дождика в небе застылая тучность
и стоят эти тучи, стоят и стоят - на бегу

не запомню ни вид этих стылых оградок
ни возню, суету - это чем-то вокзал
а до всяких таких приключений не падок
дождик кончился, слышишь? тебе же сказал



Времена суток

утро минуты отсветы
птицы листы спокойствие
утро красиво лето
утро идёт удовольствие

день жарко и приторно
пот рубаха начальники
что-то сегодня муторно
и булькают в офисе чайники

вечер звонок отрешение
музыка хлопают двери
и снова идёт наваждение
будто ты сможешь поверить

ночь тишина одиночество
огонёк сигареты бессоница
нужно и срочно пророчество
или пора в психбольницу


Просмотр печали

Из печали атлантов, и мечты лемурийцев,
из желания жить неизвестных арийцев -
от троянской стены до скрипучей кровати
протяженность пространства, которого хватит
до седьмого в прогресси дикой колена
все исходит, и все возвращается тленом.
Раздевайся, красавица, голой танцуй на столе,
на колени садись, водки выпей, ложись...
Лишь насмешку одну хорошо схороня -
покидаю тебя, бо и это не жизнь,
и сердись, матерись на меня, без меня.

Легионы идут для похода на юг,
корабли разгружают парчу и волов,
не ходи, дорогая, тут боль и испуг,
и гортанные крики царят вместо слов.

И печалятся гордо атланты седые,
лемурийцы ведут свой нашептовый сказ.
Мы когда-то всегда тут, но были другие,
и другими истлеть суждено в этот раз.
Посмотреть - и лишь вьюга несет попугая,
а подумать, так демоны враз набегут.
Тут и месть и простор, а простор стерегут,
и кругом ходит стража давно неживая -
хоть и правду не скажут, за то - не солгут


Хагакурэ

Какая-то станция, полумрак -
пора наконец выходить...
Говорить хорошо,
но надо еще
как-то зачем-то прожить
полоску рассвета,
не замечать,
не помнить, особенно лиц...
Какая-то станция -
надо идти,
и по возможности вниз.

За перелеском пики травы
кровью росы пропились,
как пики героев,
тех что давно
блуду войны предались.

Правильный путь -
не взирая на смысл,
на суть, на веру, мораль -
подняться,
и где-то легко сойти,
презрев и долг и печаль.


*** (трафарет печальных красок)

трафарет печальных красок,
нищета суглинка плоти,
сказок старенький твой посох,
инструмент твой вечный, плотник

неба отсвет среди ночи
ах, январская зарница,
ты же нам беду пророчишь -
забывать придётся лица

тех, которые любили,
тех, кого и сам любил
что-то как-то где-то с кем-то
почему-то кто-то жил


Белые мухи

белые мухи и ветра порывы
город возьмут и изменят опять
утра и вечера красок призывы
лень. да и незачем запоминать

всё исчезает когда-то куда-то
всё изменяется. тем и живём
в небе же охра. осени злато
ты потерпи. мы чуть позже уйдём

станут привычными хладость и торжества
транспорт начнёт снова грязью плеваться
не без причины нас тянет к убожеству
мы в чём-то тоже какое-то братство

в город возникнув. в нём и исчезнем
в странном свечении больше не нужном
не в чернозём уйдём. не в чернозём
станем вновь сном. станем сном. ни о том

да ни о чём. это всё без названия
белые мухи и ветра порывы
это причина. мы свыше незнания
вера какая-то. это красиво


Чёртик

мааленькой чёртик
задумчивый
собрат заката. фиолетовый взгляд облачный
ты мне нравишься
твой прозрачный намёк
манеры смешивающие
вмещающая окна
в коконе
в долготочиях
сволочь. автобус междугородний
мнений ничьих дуновений
до автора
до завтра
до поры
до лирики запоздалой
талых луж
удалый ветер
ни за что всё ещё не в ответе.
но таакой размах
никакой из меня муж
какие могут быть дети?
в крови этот вечер
с примесью чертовщинки
и хрустят корочки на лужах
ну же
иже
уже
туже
ниже
никто
никому
не нужен


и впотьмах не страшно
да уже и не важно

поди поди у девочки
коленочки дрожат
ах. как она мне нраавится
какой упрямый взгляд
на все лады стараются
капельки за окном
и вечер чем-то кажется
каким-то нам кином
нам кажется
нам ладится
во все глаза глядит
от потолка до шкафчика
натурносюррный вид
а вечер тучей сердится
и свитерок снимается
как любится как слышится
как шорохи шуршат
как будто в коридоре
двенадцать спят мышат
картинка фотокарточка
и кофточка снимается
и мама мышь на корточках
и вечер удлиняется



:::::::::::::::::::::
::::: :::: :
::::::::: :::::::::::

звонкие нити, сады без участья
краше и краше, грустней и грустней
сношены туфли, память и платья -
неодолимая вновь канитель

тянется звук лёгким свистом в ушах
и в дуновении новой свирели
неба финифти скрывает свой страх
именно так, как мы все и хотели

краски пройдут и пройдёт чехорда
и не останется ни отраженья
да Вифлеема скупая звезда
фигу несёт, а не преображенье

фигу, маслину, замысленный план,
книг замусоленных всуе страницы
пыль никогда не бывали где стран
где хороши у богинь ягодицы

подвиг девятый Геракла напрасен
пояс снимает вождица сама
гений и тот навсегда безопасен
так как за осенью будет зима

будут под снегом проспекты и ели
архитектура руин и следы
словом всё то, что мы все так хотели -
ходячих протестов перечь пустоты

а пустота оказалась приятной,
понятной, простой, как своё отраженье
всякий пейзаж - это краски и пятна
лишь наважденье, лишь наважденье

что уж? всё по, или для, или как-то
или зачем-то возникшая мудрость
суть торжества предпоследнего акта
не обессудь - будет пошлость и колкость

косточка станет в гортани у cуки,
ковточка будет и алые щёки,
полость искать лихорадочно руки
кажется даже без подоплёки


::::::::::::::::::
:::::::: ::::::::
:::: :::::::::::::::::::::

знакомой музыки звучанье
вновь костенеет на ветру
и израсходовав вниманье
мы засыпаем по утру
мы засыпаем - кто в постелях
кто в тишине земли просторной
и видим сны про зелень елей
и чёлки ёршик - всё так же вздорный
про то, что мы недохотели
про спорный выбор, ах бедный Ёрик
геройствуя шутами долго
мы чувство долга искали плакав
не заменив себя подлогом
не дав судьбе своей на лапу
и сны нам снятся - мы спим спокойно
достойны большего навряд ли
а вдоль дорог нам ели стройно
свои зелёные наряды
не снимут вовсе
до новых сказок


:::::::::::::::: ::::::::::: :::::::::::::::::::::::::
::::::::::: Зависимость от погоды ::::::::::::
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Все оставив преграды - наступаю на лужи,
и ломаю осенний первый утренний лёд,
и дышу, как краду - и в надуманной краже,
кто когда-то скажите меня упрекнёт?

Воздух мне обжигает горло тем, что он чистый,
и случаются краски, пробуждаясь от света,
ветер мне помогает, потому что он быстрый,
он от осени быстрый, не такой он как летом.

Удивляюсь - куда всё исчезнет под вечер,
станет правдой наружу тьмы и хаоса суть,
демонической речью - и обрубком навстречу -
каждый куст, каждый сук будет истину гнуть.

За проломы на лужах, за каждый глоток
того воздуха утра он попросит оплату,
будет он безразличен, почти не жесток,
привыкать заставляя к своей водке и мату.

Приводить будет шлюх, камни в окна бросать,
убеждая поверить в то, что знаю и так.
Где же утра под вечер живёт благодать,
или так маскируется внутренний страх,

что его принимаю за ветер и лужи,
за осенний на лужах искрящийся лёд?
Это всё от погоды зависит - и стужа -
она тоже когда-то куда-то пройдёт.


::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::::::: Пурга над городом
::::::::::::::::::::::::::

наречие прочь! нарочь и меч
вий и бобыль небесный
бабочек дрожная странная речь
о чём - разве это известно?

прыгает лучик - фары машин
рисуют дуги на стенах
и широта перепутанных длин
у губ порождает пену

все сослагательно, что ничего
и не было вовсе ничем
и если увидишь хоть тень от него
станешь и глух ты и нем

меч над пустыней, пламя и дым
едкий и пахнет резиной
и каждый кто был хоть когда-то седьмым
должен проследовать мимо

глаголы пытаются вправить назад
остатки былого величья
и сатана удивительно рад
что может менять он обличья

привычный город привычная лень
и хочется в бомбандировщик
скользить над проспектом, отбрасывать тень
и знать, что не ты лакировщик

действительность прячется в каждый предмет
и тает когда мы уходим
не слушай сплетен какой это свет
лишь отсвет от старых сходен

машины фарами чертят круги
летают над городом бесы
кто смог прочитать хоть строфу той пурги
тому это всё интересно


:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
::::::::::::: О вреде абортов :::
: ::::::::::::::::::

1.

Волком взвыла собака,
и её понять так не сложно -
взвыла она не от пустяшного страха,
не от того, что неосторожно кто-то на хвост наступил.
Всё дело в том, что в её бездонном внутреннем мире,
сложном, что твой Фрейд отдыхает -
живёт полноценный волк.
И это её пугает.
Именно это.
И она спрашивает: "Почему?"
Смотрит, как небо дождём промокает,
смотрит и ищет ответа -
почему собакам не делают аборт?
И, если герасим какой не бросает за борт...
... и, если не гинеколог -
так пусть бы какой коновал.
И она допускает,
что это веление свыше.
Воет и воет,
но небо не слышит.

2.

Сучки & Кабели!
Позвольте мне называть вас так,
Вот куда завели
ваши свадьбы собачьи -
в подъездах, в кустах, в непотребных вовсе местах
можно встретить щенков дрожащих
и любящих язык своей блохастой матери,
но потери при родах
ничто
по сравнению с тем, что ни за что
они вынуждены вести полуголодное существование.
Призываю к вниманию!
И из всей вашей бульдожьей масти
может хоть кто-то поймёт
тоску моей пены
передернутой бешенством почти волчьей пасти.

3

Вчера бегала возле роддома номер 866.
Видимо это месть
бога овчарни
и благовесть,
где из всякой приличной псарни
выбирают изгоев и вожаков.

А в помойном ведре
на заднем дворе лежал зародыш человека.
Он был скрючен,
подобен маленькому щенку...
И она лизнула его щеку,
посмотрела грустно,
но не стала есть.

Это точно месть,
и может быть боги универсальны -
одни
для людей и для псарни,
для уродов и красивых мужчин и страстных мадам.

В таком случае, нужно выть
и своим и ихним богам.

4

"Я ищу твой след", - она подвывала.
Громыхнула решётка, и двое парней в телогрейках.
Рядом скулящий маленький пёсик...
И вопрос оказался - вопросик,
и он тыкал носиком в кирзовый сапог,
и смотрел на них сверху собачий бог -
на парней и собак.
Они курили в два кулака,
и аборт ни аборт,
но чья-то рука
исполнит небесную волю,
а волк,
который скрывался в ней,
выйдет,
ох выйдет на волю.


::::::::::::::::
:: Чокнутый ::::
:::::::::::::::::::::::::::::::

кто это распорядился?
смотрю - не могу потрогать
а трону
враз исчезает
мать перемать
чокнутый
тот, кто это придумал
и ничего не знает
о жалости
и боязни


:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
::::::::::::::::::: Пьяные бесы ::::
: :::::::::::

Не пытаясь понять направленье -
в темноту переулков,
где шальные играются бесы,
гулко шаги раздаются сумерек запоздалых.
Прохожим идущим в сырость,
в морось, в простуду небес -
ты запомнишься мне.
Тоже бес ли попутал,
или новых причин торжество -
почему мы уходим под утро,
и звенящее божество
всё нутро
выворачивает наизнанку?
Сейчас сумерки спозаранку,
а дороги опять раскопали,
и в них резвые бесы упали
и валяются там - все в грязи,
и смотреть нас туда упаси


::::::::::::::::::::::
::::::::::::::
::::::

нумерология шагов
изыскам Кроули подобна
шестёрки зависти богов
и самый первый шаг с утробы

куда - куда...
конечно, к гробу


::::::::::::::::::::::::
:::: Утречко :::::::
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::

раннее утро
проволочки с восходом солнца, впрочем, за облаками не видно
обидно
ум пуст, мысли пусты -
открыты для красоты, но солнце - не видно оно

стереозвук карканья ворона, который летит не спеша за окном, вероятно - на север, он мудрый
утро
квадровоспоминания
знание самодостаточных истин
прости, я опять не один. Со мной пустота, как и мысли...

эпоха забытых утечек
утречко
человечек пьёт чай, не спеша, запахнув облака


:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
::::: Змеиная песня :::::::::::::
:::::::::::::::::::::::::::::::: :::::::::::

Напевы змеи полусонной: шелесты, посвист.
Отсвет луны - пьянительный и жестокий.
Ужаса скальп - немыслимый, узкоокий,
когда замирают травы, и лист

не дрогнет. Вне времени и закона,
без следа борьбы и без меры -
Денница-Люцифер, задумчив и в чём-то сером.
Ядом луна пролилася прозрачным на склоны,

воды и землю сокрыв.
Как безобразен обрыв -
сразу, сделать лишь шаг.

Напевы змеи: щелканье, придыханье.
Крылья под кожу вобрав,
отсветы, запахи трав.


::::::::::::::
::: ::: :::
: Ночь

не мёртвых вспоминать
и не живым твердить про что-то,
важное едва ли
завидовать, завидовать опять
и уходить, покуда не узнали

смотреть на пустотелость за окном
потом бродить по влажности весенней
и чувствовать напевность животом
ртом воздух захватив
как настроенье

шатунья ночь
возлюбленная ночь
ночь птица - одинокая, чудная
спешащая хоть что-то превозмочь
или о том, но с каждым ты мечтаешь

не веря в настроение любви
прислушиваться к лифту и гудкам
вот что ты ночь - би-би-би-би
и капельки, что падают в стакан


:::::::::::
:::: Что-то в этом роде ::
::::::::::::: :::::::: :::::::::::::::::

сила в слабости, скорость в покое
трезвость в пьянстве, молчанье в словах
что касается всяких фобий -
то в бесстрашии кроется страх

мысль - материя, та - лишь мысли
покружатся как стайка птичья
и останется только поросль
на руинах империй величья

от любви появляются дети?
ерунда - это мыслей стремленье
хоть когда-то побыть всем на свете
и придумать себе воскресенье

миллионы на свет народились
от солдат проходящих частей
но своей отчизной гордились
и внимая гипнозу речей

уходили - восток и запад,
юг и север
листопад
и качели, качели

и поэты в садах говорят


:::::::::::::::
::: Сотня красных командиров
:::::::::::::::::::

сотня красных конармейцев
на конях по небу мчится
добивать белогвардейцев
а потом пойдут учиться
кто в какие институты
красной утром профессуры
предрассветные минуты
сотня мчится - все в дозоре
зорька красная струится
речка прячется в тумане
кони небо окаймляют
город ночку досыпает
сотня мчится на просторе
вторит постуку копыт
солнце - красный следопыт

а потом лежат убиты
сотня красных конармейцев
беззаветных, грубых, вшивых
кони мчат без седоков
только ржанье скакунов
и красивых и игривых
сивых, в яблоках, и пегих
конармейцы умирают
в институт не поступают
никакой ревлюционной
профессуры огневой
никого, кто б был живой


:::::::::::::::::::::::::::::::::::::
::::::::::: К поэту :::::::
:::::: :::::: ::::::

стихи всегда косноязычные,
да голос нудный и картавый,
съедят сомнения привычные -
твои дары для костоправов

а времена уже кончаются,
качает землю обветшалую
и потихоньку уже решается –
кому налево, кому направо

то поплохшало от одиночества,
то демонесса припёрлась в гости
ты лепишь новые пророчества
в горсти хрустя комочком злости

им как мелком выводишь строфы ты
совсем и вовсе уже не нужные
как будто птицы, но только дрофы
гляди ж как улица навьюжена

что сочинялка твоя натружена
и засыпалка твоя потеряна
да сердце словом твоё запружено
а имя вовсе уже похеряно

стихи, стихи косноязычные
и личных разностей напасти
поэт, ты вовсе мне безразличен –
увижу – брошу ль скупое «здрасьте»?

поэт, ты зомби, ты плод отсутствия
ты вирус в памяти вселенной
ты лишь нервоз, ты повод грусти
неизлечимый, пустой, нетленный


::::::::::::::::::::::::: ::::::::::::::::::::::::
::::::::::: Почему мы сочиняем стихи ?:::::
::::::::::::::::::::::::::

полетаем полетаем
полетаем
полетаем
все мы, все поумираем
и от этого нам больно
все потом поумираем
больно всем
мы недовольны
покупаем покупаем
вещи всякие себе
будто к богу обращаясь
будто в бога превращаясь
и в молитве и в мольбе
покупаем
и страдаем
и страдая покупаем
сочиняем помогаем говорим стихи складаем
всё складаем прибавляем
вычитаем только раз
как же смерти мы боимся
вот и всё
и весь рассказ

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
::::::::::: Кто я? ::::::::
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Вы задали мне, кажется, вопрос -
простой вопрос: "Кто ты?"
Я не ответил,
моё молчанье утра бриз приметил
играя в беспричинность красоты
и скрылся в бесконечность высоты.

... а я смотрел на берег отрешённый,
полынью пахли склоны, и звезда
ещё заметная
исчезла,
зла не сделав -
не сорвалась с небесной кручи вниз.
Как хорошо,
что вовсе не ответил
и словом не спугнул я лёгкий бриз.
Кто я?
Забыл, и память, завернув
в тряпицу,
закопал в лесу под камнем.
Какая разница?
... мы живы и живём,
и входим в день,
и этим новым днём
мы, кто бы ни были,
наверно - не помрём
и, сохранённые безделием богов,
не скажем без причины лишних слов.


:::::::::::::::::::::::::
:::::::: Зазеркальце ::::::::::::
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Истёрлись на коленях волоски -
своей тоски не пествуя в финале,
мы для того всё это затевали,
что ничерта не знали про финал.

Фасады зданий сверхархитектуры,
столичных дур влияние на мысль,
и потому под крышами с натуры
гнездилась поросль какой-то паутинки.

Картинки, серпантинки, три корзинки
и фотокарточка на ветхия стене.
Во сне лейбфрейлина, в натуре - ерунда,
но это всё ещё туда-сюда.

Потом возникла мода сочинять
себе самим диагноз психопата…
… и врать, и врать, и врать, и врать -
си речь - за творчество расплата.

Я тоже вру, но только откровенно,
что ни скажу от этого бесценно
и совершенно мне и вам не нужно.
Я психопат, поэтому – мне можно.

:::::::::::::
:::::::::::: Завершение чудес
:::::::::::

Мартовский заяц совсем взбесился,
королева плачет, и ей пешки вторят -
шестой десяток игл затупился,
но не колется палец - такое горе.

Песнь про устриц с моржом вызывает зевоту;
говорят, что балванщик собрался жениться,
а король, как уехал вчера на охоту -
так не может на поле своё воротиться.

Кот из Чешира больше не исчезает -
говорит, что банально, и всё такое...
Без билетов кондуктор теперь пускает,
и ему пассажиры тем же и вторят -

и в ответном жесте покупают билеты.
Только поезд не едет - чего-то там нету,
потому что кто-то ворует это,
но никак его не призвать к ответу.

Повзрослела Алиса, уменьшаться не может,
беспорядки пошли, и игру отложили.
И, как день появился, так сразу и прожит,
ну а свинок морских недоподавили.

И они так рады, - Свобода! Свобода!
Ну а чай весь вышел, вчера допили,
и проснулось время - неубитое что ли.
Вот такая вышла в математике воля.

:::::::::::::::::
:::::::: Круговорот смысла в природе
::::::::::::::

А потом молоко коровье - парное,
и картинка уходит за поворот,
где казашка доит единорога,
и мне сыр и сметану удоя даёт

А потом лесотундра, и чукчу скачет
на седом олене до баден-баден,
и в своих яранхаг старики судачат,
говорят, что совсем распоясался парень

А потом смещенье - зенит к надиру,
и решенье нужно принять командиру,
потому что враг, как всегда, наступает,
но патронов нет и гранат не хватает

А потом провал, и я в тихой пещере
и рисую что-то глиной на скалах,
и за пологом воют дикие звери,
но я вождь, и мы их сейчас на сало

Тут обрыв, удар, что-то треснуло в шее,
появляется степь и кочуют гунны,
и от крови степной кобылицы хмелею,
а какой-то старик хитро щиплет струны

Нибелунги, австралопитеки, клошары,
и пилоты времён покоренья Крыма,
и мне дарит начдив свои шаровары,
и я слепну и глохну от пива и дыма

Два микроба бьются в крови за самку,
перспектива рассвета уходит в полночь,
каждый волк имеет добрую маму,
и сосед орёт - обожрался сволочь!


:::::::::::
:::: ::: ::: Не слово было в начале
:::::::::::::::::

сначала было не слово
поскольку слово - не слово
но слово, и было в начале

в финале - финал?
да что вы?
плясать неуместно от печки
фенечки, денежки, речи
такие звенящие речи
скандальные препирательства
нет совершенно финала
какие нужны доказательства?

сюжет недоразвитым монстром
висел и гудел проводами:
годами висел, столетьями
городами - теми, этими
без времени, всяких рамок
и бегали, бегали дети
орали как оглашенные
слова орали
слова

логоса не было только
иррациональные числа
и муха в своей бутылке
висела вниз головой
каждый раз исчезая
и возникая другой
безвыходно
безнадёжно
не слово было в начале
не слово - я точно знаю




null, 2002-2003





ТЕАТР ТЕНЕЙ



Глупое стихотворение про любовь


Сто раз забыть,
сто раз себе поверить,
вверять слова навстречу красоте.
Пуста дорога. Люди или звери -
никто не шастает по этой пустоте.
Иду навстречу
сам чему не знаю.
Играет в волосы мои
осенний ветер.
Сто раз забыть,
в сто первый сразу вспомнить.
И всё ж дойти.
Хотя бы на рассвете.



Для

стихи для ослика
серого плачидо
для печальных собак
сонеты трамваям
поэмы для насекомых
людям - если смогут
не мочь

знакомы и день и ночь
и точки

любимая дышит во сне тревожно
плакачи заснули
завтра будет
холодней чем сегодня было
сплыли облака
часы отстучали
кончился завод
замолчали


Катались


трамвай чик раз у даленький
старенький трамвайчик
Тула город маленький
-Ты что-то сказала, зайчик



Несостоявшийся роман


Над городом висел плакат.
Она спросила:
- Ты еврей?
Мне был жаль,
но что же врать, -
я не еврей - я русский.
- А что такой чудной?
Но что же врать?
- Не знаю.
Она спросила:
- Денег дашь?
А я ответил:
- Денег
нет.
Она сказала:
- Ну, привет.
Роман не состоялся.
А жаль.
Я так старался.



Погода в начале зимы


***

Из дома не выгонят даже стихи нас.
Такая погода.
Наверное это последний рассказ
о сущности года,
который кончается -
месяц декабрь,
страдают деревья.
А утром природа посмотрит вокруг,
как будто с похмелья.

Как скомкано платье.
И шорох - в окно.
Не все ли равно?
Одно на уме - про уют.
Зависимость нашу от дома теперь
воспоют
стихи, да и вьюга - за временем вслед:
вольна и незрима.
А слава, - она ж унижение, пусть
проследуют мимо.



Подкаким кустом заяц прячется в дождь?

Сверху - вниз, наискосок -
дождик вымочил лесок.
Под каким в лесу кустом
зайка в дождь -
кто знает?

Если дождь идёт в лесу -
значит он под мокрым -
солнца ждёт в лесу кустом.
Мы под дождиком идём,
мы, вдвоём попав под дождь,
зайку вдруг вспугнули.
Он шарахнулся от нас.
Вот и весь,
и весь рассказ -
про любовь и дождик,
про лесок и зайку,
про слова да ласку,
про кусты,
что под дождём мокрые стоят,
от беды и от дождей
заек прикрывают.
Где теперь он?
Где теперь?
То никто не знает.



Старая липа в старом городе

Получился дождик под липой -
старой, с вот такими ветвями.
Той ещё была она фифой,
и играла метко бровями.

Липа не успела укрыться
от дождя возникшего в город;
мысль имеет свойство вдруг сбыться;
дождик затекает за ворот…

Шум, и липко ткани промокли,
цокали капельки по лужам, -
вот такой возник ёксиль-моксиль -
совершенно вдруг, и не нужный.

Липа не успела обсохнуть,
ветерок прохладный нас мучал…
Мы живём - промокнуть и сдохнуть, -
дарит это всё только случай.

Случай и стечение тучек.
… лучший вид на дождик и город.
Лучик пробивается в тучах.
Дождик - он вот дерзок и молод.

Укрывала б липа ветвями,
но у липы палка с табличкой:
"300 лет ей - видите сами,
не сорите, будьте приличны!"



Не в этой жизни


Когда деревья превратятся
в древесный уголь под землёй -
земные дни к нам воротятся,
мы снова свидимся с тобой.

Мы припасём воспоминанья
о осени и сени леса,
прозрачным сделав до незнанья -
во имя снов. И тоже место

мы посетим вновь - молодыми.



:::::::::: ::::::::::

Прости, прощай -
звенит повсюду,
и не крести -
забуду сразу.

Сейчас вот утро
так поэтично,
а день типичен,
подобен сглазу.

А день - то хлоден,
то жарок,
то беден красками,
то полон
он отголосками природы:

сирень
и даль,
и, невод бросив,
рыбак не просит
у рыб прощенья.


:::::::::: Первый снег ::::::::::

Первый снег скоро выпадет, землю прикрыв от нагот, в сердобольном порыве своём,
и засыплет на час на другой все дорожки, которыми впрочем никто не придёт, чтоб остаться вдвоём -
до утра, или лучше сказать, до "Пора!..", и - пока, ну пока же - пока... Облака снеговые
до поры, когда дождь, и другая возьмёт чехорда ноября первый снег. Первый снег, а вот час и забыли.

С сосен быстро исчезнет, и птицы какие-то чёрные, знаешь - полно этих птиц, будут важно искать пропитанье.
Первый снег - это быстро, на час или два, и уж снова и слякоть и грязь, благодрасть за вниманье.
Одиноко, депрессии всякие, строчки, и там - за стеклом отраженье на землю небес - речка там, редкий лес , оголённый.
Изнутри эта дрожь, будто так же замёрз как округа, а представь, если вьюга... Только снегом одним умудрённый,

самый первый, и хоть холода - обреченный растаять, смешаться листвой, пропитаться смертельным дождём и погибнуть,
но пока оголённую землю собой закрывать, закуря, и попялясь без мысли единой в окно, всё равно - я заставлю
придти, в этот снег уже грязный, совсем не пушистый, никак не хрустящий на ломком морозце, не крикнуть.
Что-то с неба упав, станет лужой простой... Вас оставлю... Придётся привыкнуть.


:::::::::: Первая любовь ::::::::::

Если ветер слов не относит, и лужа не сохнет,
выходя на улицу - смотришь на сущность веток,
ощущаешь гонимость цвета, и бобик дохнет,
и манок не манит, и что-то зябко, и денег нету.
Если смотришь долго в упор - и его не видишь,
обещаешь только о встрече - кому забудешь,
и молчишь всё чаще, и чай твой стынет,
а возьмёшь коробок и чиркнешь - огонь не минет,
но вопросом невольно задашься, каким не зная,
то тоска возьмёт и проглотит зуб, и при том - гробовая,
и сорвётся сама собой со столба афиша
и шурша полетит в кустарник, а ты не услышишь.
Оказалось физичка наша не врала нам в школе -
натяженье это квадрат деленья от суммы воли
разделённый так, что остатка хватит на две половинки,
тем создав треугольник куба, и жмут ботинки,
возведённые в степень того деленья внутри квадрата,
и страна идёт получает молча тогда зарплату,
а потом их жёны встречают гадов рыдая от горя.
И химичка наша, хоть и злая очень, не врала нам в школе -
соль имеет свойство гореть и при том трещать и всегда с накалом,
но тогда я был подлецом и отпетым гадом и всегда нахалом.
... и зажал в коридоре однажды одноклассницу Дашу -
так, что даже вызвал сразу округленье глаз и испуг и кашель,
и рукой пытался залезть под юбку, а она молчала,
и меня не хватило - я её отпустил, и она убежала,
а потом рыдала долго, забившись в угол.
За окном торжество стояло и выла вьюга.
Подошёл и тихо спросил: "Ну ты как, подруга?"
А она сказала: "Прости меня, я не виновата."
Я не помню как, помню только что обругался матом.
Я ей говорю: "Ты чего несёшь, я ж не буду гадом?
Говорю - в натуре, поднимайся хватит, ну ты на хрен дура ..."
У всего есть тень - и при том одна - с очертаньем стула,
потому что стулья становятся всем, когда мы выходим,
потому что стул - он и глух и нем и в какой-то позе,
и делить его смысл давно ушёл и солить тем паче.
Только до сих пор с Дашей мы вдвоем, ну и Даша плачет.


:::::::::: Вторая любовь. СССР 5 копеек 1986 год ::::::::::

это - что-то ещё, что захочешь сама
в вешний вечер чудным-расчудным воробьём
от большого ума, но тюрьма да сума
и твой город пустыня: живём - не живём

самодельное счастье и майский прикид
вид на многих людей, проходящих далече
и один среди них - это вечный тот жид
что скитаться обязан за дерзкие речи

за строптивый характер, привычки свои
за умение мир не узнать в антимире
скоро вечер - зажгутся напротив огни
но останутся тени в забытой квартире

это можно теперь не менять - всё одно
к одному, к ничему, ни к чему, к неудаче
покупая как радость скупое вино
пять копеек советских увидеть на сдачу

и к метро поспешить, и отправить в прореху
пять копеек на десять отставшие лет
ерунда... это так, - ради шутки и смеха -
там и щелок теперь для монет этих нет


:::::::::: Звонок. Что-то делается в небе ::::::::::

Говорить нет возможности.
Ножницы не очертят круг - не порвав бумаги...
И какие такие сложности?
Не боится вода только влаги.

Промолчать всё равно не получится,
а вот слушать не обязательно.
Что-то тучи сегодня ссучились.
Отключи телефон и внимательно

посмотри на то, что там делают -
в небе сером и хмуром до чёртиков:
они воздух как будто крадут,
разбирают мир на колёсики.

Не задать вопрос и вполголоса.
Ножницы не разрежут винтик - не вывернутся,
но прекрасно подстригают волосы.
Как бы мне в тебя окунуться?

Не включай телефон, ещё потерпи...
Мало ли что скажу - вдруг обидишься.
Это такая формула - два в квадрате на пи,
но хоть лбом о стену - не делишься.

Телефонная будка, гудки, проводки,
листки на стёклах, и по стеклу вода,
как кровь с порезанной в небе руки.
Блекло стало, и теперь навсегда.


:::::::::: Поминки ::::::::::

хоронимое вечно внутри
и снаружи искомое чудо
что рябину клюют снегири
исцеляя любую простуду

исцеляя себя навсегда
от сомнений, обид и печали
потому что года и года
и как будто тебя недодали

обманули, свернули кулёк
обещав в нем подарок с начинкой
так и вышел надуманный срок
ни причины теперь, ни соринки

на поминки зови снегирей
да подкрасит морозец рябину
от него веселей и живей
и на снега белёную спину

собирай и врагов и друзей
и внутри хорони и снаружи
от простуды и всякие стужи
на снегу собери снегирей


.:::::::::: ::::::::::

парадоксальная обломность на берег брошенных китов
всегда влекущая нескромность поверх забытых городов
поверх сомнений и незнаний вокзальной сонности призвучий
подспудных двойственных свершений, наперекор судьбе не лучшей

допустим всяки допущенья ещё возможны в тишине
но там вверху никто не реет, поскольку зябко в вышине
и даже страшно обернуться, и страх толкается. Вперёд
пойдём на зло своим сомненьям, вновь поступив наоборот

тиктакают часы на стенках, не квакнув топятся лягушки
звенят вагоны пересмыком, летят наукой опозданий
и нас встречают вновь простушки
послушать лживых, но признаний

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Киммерийские сумерки ::::::::::
:::::::::::::::::::::::

Киммерийские сумерки - море с луною играют,
придыханье прибоя опять отдает перегаром,
колыхание волн, что-то чайки с камней собирают,
что как птицам, дается им щедро и даром.

Камни спят, раздавая тепло и покой,
прошлогодних улиток хрустят под ногами дома.
Хорошо, что ничей, и - си речь, что не твой,
а луна опьяняет, и многие сходят с ума.

Разжигаю костер из арчи, и ропанов варю,
словно некий даос и отшельник - без сна и призыва -
ничего никому не скажу, хоть с собой говорю,
и еще есть портвейн, сигареты и сливы.

Бьет прибой по ушам, и приходится верить,
что миры - лишь картинки - букварь пустоты составляют,
и лелеять, что есть - бо же есть, и, хоть как -
киммерийской луной и соленой водой представляя.

:::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Самолётик на пляже ::::::::::
:::::::::::::::::::::::::::::

Время, конечно, - смерть или смерти гений,
мягко коснётся пятки героя -
пора мол до дома...
Как не пытайся слезу не скроешь,
как не закрыть стеной, что в ней нет пролома...
Посадка на пляже:
чайки,
что-то спокойное в центре циклона,
и надпись о том,
что ты любишь меня
на застиранной старой майке
в начале июля
позапрошлого дня.
Итак, птицы уходят
в море, в полёт, в рассвет, в конверт, на открытку
с надписью "Люблю, надеюсь..."

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Прибрежные сны ::::::::::
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

В кромешной тьме
твердить то «бе», то «ме» -
такое получается признанье,
и вряд ли уж воротится к тебе.
… и портит речь простое придыханье.
Возвышенно: всё выше, выше – вверх,
а там вверху - лишь небо, т.е. пусто.
В таких делах порукой будет смех:
какую всё же вырастил капусту,
и не вернусь в продажный град от века.
Но помнится шуршанием прибой,
и солнце на солёных морем веках,
и что-то там - в созвучии с тобой,
со мной, с раскрытым морем видом,
и мёдом на губах. Уже не рядом,
да ядом время каплет потихоньку,
и огоньки мелькают вдалеке,
и горсть песка шевелится в руке.

Вот ветерок, бегущий налегке,
до сада и скамейки добегает,
и удивлённый застывает в кронах -
сроднившись с тем, что дует только в снах.
А там - вдали - гнездится птица Рух,
и камни греются у берега спокойно,
и горечь на обветренных губах,
которой мы, конечно же, достойны.

Красное небо, синее солнце
::::::::::::::::::::::::::::::::

Когда-то небо будет красным,
а солнце синим -
то мы с тобою ещё увидим.
Да в красках утра уже так ясно,

что всё пройдёт, чтоб воротиться.
И ты встаешь, идёшь к окну,
и говоришь мне, что ну и ну, -
всё растворится.

И на неведомой земле
другие некто,
смещая свой, - и мой и твой, обзора сектор,
гадать умея по золе,

определяют, как наши краски
масками холст собой скрывают,
и горизонт до тех времен отодвигают.
А нам-то что? С утра важней любовь да ласки...

Под небом красным,
под синим солнцем -
там - на стекле оставив пальцем,
что всё развеется как дым

и повторится.


::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Короткое тихое помешательство
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::

собаки говорили о Мерлоу
играла музыка, подобная Шопену
искали в поле ягод бандерлоги
а ты прощала новую измену

допустим чувства - это пережиток
и дважды два - по матрице считая
мы обнаружим хоть чего избыток
но, как всегда - из виду пропадая


:::::::::::::::::::
Сочини мне
:::::::::::::

ты стихи пиши -
много-много поэм,
ты картины пиши
много-много картин,
слушай море,
играй,
сочини мне ноктюрн,
отрешись от рутины,
замени свой костюм,
и ко мне заходи -
я придумаю темы

море - шу, море - ши
в небе чайки клёк-клёк,
и романы пиши
про сто сорок сорок

не печалью
не отчаяньем
далью-далью
и чаем


::::::::::::::::
Кофейное
:::::::::::

чашка обычно имеет ручку
денег всегда не хватает
особенно перед получкой
импликативность высказываний:
жизнь начинает фразу
но не продолжит ни разу
за нас
сюжет не имеет рассказ
покольку текст забивает
всё, что собой представляет
и продолженье возможно любое
но происходит дурное
явное и косое
первое не второе
а третьего не дано
и уже всё равно
потому что лишь производные
мысли
лишённые смысла
порядка, цели

я смотрю на тебя
и лишь зрение существует
тактильность целует
смещая порядки
повадки
привычки
спички
стащили синицы
тушь поплыла
ресницы
жгут эту реку
зверям и нам на потеху

чашка обычно имеет кофе
а кофе? а кофе уже не имеет чашку
пустяк к пустяку
даже страшно


::::::::::::::::::::
::::::::: Вспомнилось ::::::::
::::::::::::::::::::::::

в полумраке переулков и заборов
зоопарк остался где-то позади -
мы идём с тобой тихонько, хоть не воры
вон луна какая - погляди...

и шаги текучим гулом раздаются,
и кругом плывут утра часа четыре,
и собаки, предположим, что смеются -
не одни с тобой в подлунном этом мире

а потом - я в армию, ты к морю,
впрочем, и тогда иврит учила,
а шаги еще каким-то мыслям вторят
хорошо, что так оно всё получилось

то бы были дети, и в квартире
попугай на кухне бормотал бы
так осталось утро, где ходили
и собаки, предположим, что смеялись


:::::::::::
::::::::
::::::::::::::::::

Осени позолота сходила,
и голая правда
за ветками
приходила небом с отметками
птиц не успевших мигрировать.
Что сказать?
Это зима одна,
в эту зиму одни мы.
И мимо -
за окошком городок -
дык-дык дык-дык, гудок.
Пригородный поезд
скрипом колёс
известит о прибытии
на станцию.
А там на платформе собака сидит,
а там за платформой вид,
и городок твой маленький,
где дома с завалинками,
где лужи,
где оказалось,
что никто никому не нужен.

:::::::::::::::::
::::::::
::

вы смеялись над строчками писем
я курил что-то вечное долго
и роились какие-то мысли
про поэзу, любовь, чувство долга

долгота, широта неземная
высь упёрлась в седой потолок
если ад есть другие - другая
чувство рая на запад-восток

не найти направления лучше
чем на карту стряхнув этот пепел
говорить по возможности больше
даже полный немыслимый лепет

так рождается стиль авангарда
компенсируя все неудачи
сюр имрессио всяка бравада
и пойти хорошо на удачу

на удачу и все наработки
раздевать в полутьме диких женщин
опьянев без вина и без водки
но не меньше... ничуточки меньше...


:::::::::::::: :::::::: :::: : :::::::::::::::::::::
::::: Тунец (просто шёл мимо) ::::::
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Лучше бы что-то само по себе,
что приходит - не приходило:
ни «бе», ни «ме» - так только.
- И где же тебя носило?
- Шёл, но не к тебе...
Проходил мимо,
или мимо меня проносило.
- А ты изменилась.
- Возможно.
Как милость
строений,
создающих уличный шедевр,
с нехваткой вокруг наводнений,
кадавра, в которого обратится торшер,
с учётом перепада твоих настроений,
как фуршетом разбитый фужер.
- Ну же!..
- Мон шер, да на кой ты мне нужен?
Артериальная кровь не течёт из вен,
даже с порезом,
но не пьян.
Немного простужен.
- Заглянул на огонёк.
Впрочем, конёк не мой,
и до ре ми фа диезом -
сказал, как отрезал,
а потом примерять?
- Ладно, не ври, т.е.
ты не умеешь врать.
И принять невозможно
то, что пусть просто неосторожно
разбито,
прожито и забыто.
Как там кто-то сказал из великих, -
может Гёте, а может какой-то еще немец:
"Тунец возвращается к месту нереста."
Подлецу всё равно -
чья невеста
стелется.
И часы отмечают остатки времени,
засевая начала с нехватки семени.
Мочало на столбе.
Сначала.
- Просто шёл мимо.
Нечаянно, само по себе так получилось -
зашёл к тебе.


:::::::::::::::::::::::::::::::::
Печаль по облакам
:::::::::::::::::::::::::::::::::

звери причудливые пролетали
в бестелесности неба
в сторону к снежным шапкам вершин
оставляли места
где из всех причин
остаться
преобладала одна
податься некуда
и они кружили в небе
да и там пропадали
где же и пролетали

и подползали тени
медленно, осторожно
шуршали по старым дорожкам
серые тени, сумерек вдохновенье
тени, которых движенье
шуршанье, перемещенье
сужается до вращенья
рассеивая вниманье
предчувствие осязанья
пустот
и какой-то грусти
поскольку растаяли звери -
были они
и сплыли

::::::::::::::::::::
В этот вечер
::::::::::::::

Сквозь сомненья, сверх печали,
свыше призрачных расчётов,
глубже смысла и морали -
кто-то скажет мне: "Ну что ты?"

Кто-то, страхи утоляя,
для реальности мгновенья, -
мне так много позволяет,
нарушая строй терпенья.

Вечер сумрачный спонтанно
насыщает кровь собою.
И мгновения нежданно
окрыляют, с головою,

поглощая все причуды -
сверх сомнительной морали,
как лекарство от простуды.
Даже более, чем ждали.

В этот вечер. Так бывает...



Сингапурная зима: чай, бананы, лимоны


Сингапурная зима, сингапурная -
Мы бананы едим и микстуру пьём.
Осень кончилась так пурпурно,
Мы лимоны в стаканы кладём.

Что так траурно? Так печально?
Будто где-то креольчик поёт.
Это лечится крепким чаем,
И пройдёт оно, всё пройдёт.

Эта белая – белая скрипка
Сингапурно поёт за окном.
Вот улыбки, бананы, ошибки.
Это лечится, чай мы пьём.


:::::::::::::::::::::::::::::::::::
пролетают, проходят, говорят
:::::::::::::::::::::::::::::::::::

Марк Шагал по небу пролетел,
солнышко сгорело и упало,
ты мне что-то важное сказала, -
слушать совершенно не хотел.

Свод приличий важно проходил,
шляпа говорила про причастность,
и сулила всем вокруг напасти, -
только, я её не находил.

В небе слезки звёзд, и стало сыро.
Ты так нервно что-то повторяла,
я смотрел себе, смотрел полёт Шагала,
и луну - в её раскрасе мирном.

Жук залез в забытую бутылку,
отцвела и облетела сразу слива.
Что ж ты не умеешь быть счастливой?
Я тебя погладил по затылку.

Ключ в кармане заворочался зевая,
кот спросоня пробуровил: "Сарва манглам",
пёс побрёл, наверно - по делам.
Спать пора, уймись же, дорогая.


::::::::::::::::::::::
Экзистенция осени
::::::::::::::::::::::

... шуршаанье дождика немого
как благовестный пересвет
как шум мышей в своих подпольях
раздолье грусти, твой привет
твой поцелуй холодной ночью -
не поддавки и не ничья
... нам дождик многое пророчет
в простуде долгой бытия
в причуде ныть
искать белья
но засыпать под старым пледом
смотря на резвость тараканов
... и дождик, дождик, дождик следом -
как бульки ровно по стаканам
как декорации в театре
как ум того, кто чтивом Сартра
считал, считал, но не читал
... и капли дождика считал


:::::::::::::::
Домысел
:::::::::::

немыслимая моя, недомыcлие, домысел, мысли мои
они сами ходят в пустоте бытия
и горят в темноте, как святые огни
повторять - повторять: "Гор, не я, Гор, не я"

почти желание, но там много светил
и хвостов камениев знамения прошлых веков
а по небу ходит египетский крокодил
и ловит в пасть свою вот таких дураков

и шумит папирус, и Нила гладь легка
и рабы свою песнь над дельтой несут
и это скажи уже какие века
я жрец Озириса прихожу на Ибисов суд?

так иду-иду, а ты ждёшь на плотах
и мягко волны омывают такой гибкий тростник
о, священная птица, утоли мой страх
я же жрец и бояться совсем не привык

и трубят где-то трубы у пирамид
совмещая время и наречие дней
когда сразу из дома на дворец был вид
и вмещала ночь миллиарды огней


::::::::::::::::::::::::
Не вспоминали
:::::::::::::::::

Вот уж никогда о Леконте де Лиле – холодном поэте
Не говорили с тобою украдкою лилий.
Тем, если вдуматься, много на свете –
Разве мы темы с тобой находили?

Бродили мы где-то в бессвязных реченьях,
И не воскресал в наших душах поэт.
И было другое душе назначенье,
И вечер другой был, лиловым был свет.

А звезды не знаю куда кочевали,
Кивали деревья,
Играли слова.
Леконте де Лиле не вспоминали,
Как час сей всё помню.
Такие дела.


::::::::::::::::::::::::::::::::::::
февраль-окно-фонарь-любовь
::::::::::::::::::::::::::::::::::::

расскажи мне
покажи мне
научи меня чему-то
(кто-то может посмеётся)
посвяти одну минуту
будто надо
будто хочешь
словно тоже влюблена
обмани меня обманом
будто тоже ты одна
будто свет-фонарь-окошко-подоконник-пепел-кошка
ветер тоже будто веет
февралём в окне старет
и старается признаться
целоваться
убиваться
тоже хочет он признаться
насладиться в ту минуту
будто тоже он влюблён
за заснежанным окном
белым сказочным котом
по дорожкам сада ходит
ходит бродит
и мотает
головою фонаря
будто это всё не зря
- не сдавайся
повторяйся
добивайся, -
говорит мне
и текут снежинок слёзы
на оконнейшем стекле

говори мне
всё что хочешь
сколько хочешь
так как можешь
может этим с февралём нам
ты хоть чем-нибудь поможешь


::::::::::::::::::::::
Пустые речи
::::::::::::::::

феноменально и нелогично
сводя понятия к началу
мне интересно, но это лично
и мне всегда вас будет мало

мне будет мало оттенков разных
мне будет мало воздушных замков
вопросов глупых, ответов праздных
мне будет жалко тех дивных замков

я стану смелым для промолчанья
качнётся что-то там под ногами
от удивительных признаний
произнесённых почти стихами

стихает время, как будто вечер
мне вечер вот где - мне помнить мало
и тают сразу пустые речи
которых ты не услыхала


:::::::::::::::
Бредовое
:::::::::::::::

вы бредите легко, наивно, просто
а за окном играет в ветки осень
и просо звёзд рассыпалось в ночи
вы бредите в ответы и вопросы
и вас давно не вылечат врачи
грачи теперь совсем не улетают
Европа спит на холке у быка
играет музыка, и к ней мы привыкаем
и по тактильности исходится рука -
сама стремиться вверх - искать коленку
на стенку лезут тени - все взбесились
но что-то мы сегодня, в эту осень
совсем уже, совсем заговорились


:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Монолог с возлюбленной
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

моё последнее посланье в предательской тиши предместья
местоимения незнанья - как написать два "я", чтоб вместе
и междуметий отстранённость нечаем ляжется по главы
пишу раман, что шизик-мастер - теперь уж точно ни для без славы
постыло движутся строенья в непререкаемую чушь
и с глаз стекает, меня пугая, твоя изысканная тушь
всё, что когда-то им было нужно
теперь находится за так
под сердцем поле, а в поле вьюжно
и впереди пустяк гостиниц
синиц стандартно менять не стану
такой я верный
живи спокойно
достойны бренные юдоли
философично, а значит словно
и славно, ярко - опять на воле
и это видно, и это славно


:::::::::::::::::::::
Театр теней
:::::::::::::::::::::

От любви - до чего-то ещё непонятного,
словно в тени играя в театре теней,
неопрятного чувства, но в целом-то внятного -
будь со мной, и ко мне приходи же смелей.

Больше выдержки, стало давно уж потребностью
насыщаться течением слов в темноте.
Поражать можно делом, уменьем и верностью -
и слова все не те, и дела и поступки - не те.

Ты же помнишь, что всё от сего заповедано,
и осталась лишь тень, что скользит и скользит.
Подставляй свою голову - честно и преданно -
нам по новой начать лишь тогда не грозит,

когда нас совершенно вокруг не останется -
ни в квартирах, ни в парках, - нигде, совершенно
нигде. А иначе по кругу, опять, да выходит, что станется -
толи скверну, а может игру наважденья принять.

Ох, допустим, спасая себя от присутствия,
мне нечаянно выпадет просто коснуться рукой -
и за этим построятся в ряд начинаний последствия,
расставляя причины утратить не то что покой,

но стремленье, опять и опять приходящее,
успокоиться так, чтоб теперь навсегда -
от любви до чего-то еще, что летящее -
порождает сомненье, а с ним города и года.

Сколько раз убегал... И, теряя остатки от трезвости,
начинал понимать, что играем лишь в тени с тобой,
и учиться у них начинаем уловкам и резвости, -
чтобы ждать, как вернёмся когда-то домой.

Как начнутся слова, и игра и касания,
как качнутся вдали этой памяти виды окрест.
Потихонечку к нам подойдет понимание,
что любовь это только наличие мест -

занимаемых временно, так и опять относительно.
Подставляй свою голову - лучше ее отрублю,
чтобы нас успокоил поступок один и, включительно -
это первое, что я в тебе без теней полюблю.



null, 2001-2002



ЧИЖИК

::: К началу
 
Пофантазируй - небосвод печален горними мирами,
и светлый глаз, как недосмотр - струится новыми речами.
В глухих одеждах всё стихши - употребление позора.
На мягком ложе тишины застав испуганного вора -
не злость, а смех и тихий рык
богов встревоженных ужасно.
Лишь черновик
и краткостих,
и чернь беснуется напрасно.

Хотелось верить, забегать,
сказать и город подорвать,
а он и впрямь пошёл ко дну -
блеснув на солнечном просвете,
подлодкой скрылся в тишину,
и мы теперь одни на свете.

И страсти отданы места:
вакансий нет -
пуста одна
карета катится к причалу,
и разлетаясь тишина
нас вновь зовёт придти к началу.

::: Слова
 
В начале была ритмическая инерция, -
 гудело вещество праметафизики,
илюбовно люминисцируя наречью,
 смело сказать
 слово одно неприличное.
И первоэлемент родовой принадлежности
 нежно ласкал
 акценты ещё неречённого.
(Знать бы, что появятся короли и лирики,
 впрочем,
 как и политзаключённые.)
А потом слово хотело хореев,
 ямбов хотело,
 хотело многого -
 смело быть.
Хоть и в начале -
 довольно,
 с наших позиций, - убогое.
Оно сразу возникло
 пустым и ярким,
 постепенно опускаясь
 до конкретного смысла.
И пускали пузыри большие и маленькие
 рыбы в земноводи
 легко и быстро.
И возникли города -
 Кострома и Лондон,
 Париж,
 Нью-Йорк,
 Вифлеем и Рим.
А мы вот всё силимся (как заведённые) -
 практически никогда
 ни о чём
 не молчим.
Мы засунем слово
 млекопитающееся
 вселенной в задницу -
 не в размеры
 строковые.
Пойти, чтобы обнаружить разницу
 между: какое-нибудь
 слово
 и слово - роковое.
Амплитуда нивелирует снов изнанку.
 Снова мамка
 тишины
 стоголосая.
Завтра на работу
 вставать спозаранку.
 Слова -
 это дети,
 хотя и взрослые.


::: Наклонословие о языке

1

Там, откуда ничто никогда не черпалось -
сон поэзии, тот где ты нас не узнала,
само слово с собой так и так рифмовалось,
получалось на выдохе - этого мало.
Целоваться в подъездах с чужой вереницей,
бить головкой о шип неземных серенад -
точно звук из земли, площадей. О, Гораций,
перекрой свой поток - разве я виноват?
С треском корень достать из поэзы труднее,
чем из челюсти, но существуют чернила,
и, конечно, учёным видней и виднее
почему уходили евреи от Нила,
почему нам в остатках приятней копаться,
доставать головою до мертвого неба.
Я б признался, но в чём я могу признаваться?
Я в том царстве наверное вовсе и не был.
Но из челюсти корень достать тоже больно,
прижимаюсь щекой к холодку за стеклом -
это сольный концерт и его уж довольно,
а не то всё нарушу, пойду с матерком.

Наклоняется тень к перепачканной книге,
бьётся муха о плоскость прозрачных деталей,
и всё это родится и шепчется в сдвиге,
и мне кажется вовсе отныне без правил.

2

Черепушка моей любимой выцветет под землёй,
мы лишь молим бога отодвинуть планки,
иногда вопросом задашься: "Да что с тобой?"
У теории матриц нет вообще изнанки -
только формула, где сам себе приятель,
где из двух одного и то не бывает -
лучше уж Муссолини. Приори
мне даёт процент, но едва хватает.
Я кодирую звук - компилятора нет в продаже,
даже птичек полёт и то могу рифмовать с яичком.
Ты меня не слушай - от такой-то блажи,
что чирок, что лирик, но надо зажечь же спичку.
Прикурив не знаю как свойства задать объекту,
потому что объект - это только ячейка где-то,
и приходится верить в страхи того субъекта,
кто не любит ночью сидеть в темноте без света.

Оперируя так языком, чтоб звенели ложки в стаканах,
не ищи никаких алгоритмов - лишь псевдозвучанье,
ничего никогда не имея сказать о странах,
где тебя выдает, как всегда - выдает придыханье.

3

Верность классике, логики и формалин на запивку,
скрипка плачет - обеденный вновь у страны перерыв.
Мы идём прислониться к сфинкса загривку,
только что-то у сфинкса давно стал измученным вид,
мы идёт по почве, почти по могильнику знаний,
наступая на слово в виде коровьих лепёшек,
и стремимся мимо пройти тех зданий,
где лишь люди в штатском и нет в парадных ни кошки.
Нам привычны запреты, и нас не поймут наверно -
почему свет лампы геном наполняет доносом?
И у нас играют в пятках Эзопа нервы,
и флудят всё нами тех же вопросов вопросы.
А язык безлюдья, своим теплом обладая,
шантрапы приблудной лелеит волос напёрсток,
и со мной как соавтор Гомер, хоть ни в чём не шарит,
и росток бамбука на копчик суконный давит,
и бессмертно смертных зачем-то стареть заставит,
и на стол бутылки с пахучим давно уж ставят,
а потом слова не нужны, но зато не правят.

И я, скинув на пол одеяло, ложусь под купол,
вынимаю ножик и чищу с яйца скорлупки,
и за тем язык вырываю, чтоб сделать рупор,
и за этим проходят не годы, всего лишь сутки.

4

Значенье хвостов, цепочек и черточек,
меткость стрелков воспетых, известных.
Бьётся о камешки многоточие,
девушка ищет для встречь тоже место.
Дым папиросы, Анна Ахматова,
рук вытиранья на шторках следы.
Вчера застрелили поэта лохматого,
и заключили в гроб из слюды.
Слюни паук начинает наматывать,
и неосфера сияет обыденно.
Знать и уметь говорить, отрабатывать.
Мало не прожито, длинно не заперто,
заиндевелые нам начертания -
за пересмешки и переспелости,
в точке под сердцем застыло внимание,
а в окружении неожиданность,
преданность классике,
рифма певучая,
тучки над городом,
кучка могучая,
лучшая доля
ещё впереди.
Трубная воля
и крест на зади.

5
... а язык, состоя из речей и речёвок,
сохраняя комья прилипшего снега,
не при чём - ну разве, для сипа сиповок.
У него нет корня - обломок зуба.

::: Смерть больших поэтов

самозабвенно воскресая каждый миг
чтоб каждый миг привычно умереть
верлибром свой строчить надрывный стих
и ничего на деле не уметь -

 вот дар небес - глядеть в пустой эфир
 вот мир и антимир любых исканий
 где трагик возникает как сатир
 и выбрано самим собой призванье

искать ключи, терять и находить
противоречья править как находки
и умирать, чтоб снова кем-то быть
и проходить нервозною походкой

 размахивать руками, говорить
 знать рот и ухо как свои увечья
 и в сотый раз себя оборотить
 в рифмованные... каверзные речи

когда поэт уходит - это диво
так не живут - так только мельтешат
и каждое придуманное слово
вам повторить по смерти разрешат

 и этим вас лишь только рассмешат

::: О.М.

Твой зрачок в небесной корке -
оттого все неудачи,
улыбнись, ягнёнок гневный,
с Рафаэлева холста...
На снегу не сыщешь розы,
на Севане снег не греет,
в три аршина не лежит.
Улыбнись, ягнёнок гордый,
тут не слышно песнь свирели,
и рыбак не тащит сани,
чтоб поймать со дна форели,
морды чьи усаты были,
но в полиции побрили.
Также колются ресницы,
и слеза, что прикипела,
и гроза, конечно, будет,
но чудной не позабудет,
поторопит как и раньше,
и по прежнему тут душно,
тем морфему кто не слушал,
кто фонему не ценил -
лишь семемой доле жил.
А Москва, что угомону
не сыскала даже ночью,
и воотче убедившись,
насладившись чёрной оспой
и буддийским чудным летом -
в дробот улиц исчезает,
узки чёботы снимает,
мелкой постопью проходит,
как и раньше котобродит.
Скоро осень, Осип, знаешь -
сам я видел эту урну,
пролетала над поляной,
да туманы засевала,
и мерцала так надменно,
а лазурь была ледяна,
воздух пьян до отрезвленья,
до немого сожаленья...
Улыбнись, ягнёнок кроткий,
с рафаэлева холста.


::: Петрополь

На местах повырванных звезд -
лишь зиянье дыр световых...
То дорога до Петрополя, где
повстречаем психов седых.

 Говорили, умерли все,
 город мол разрушен, пожар,
 а в зеленом неба огне
 вновь Психеи светится дар.

Корабельный дантовский лес,
с пеньем ворожей и сирен.
Хватит всем посадочных мест,
хватит встреч, и новых измен...

 Антигона сходит с ума,
 что-то невпопад говорит.
 Новые нам строят дома,
 и на море делают вид.

Смертными на все времена,
строчек наплодим и уйдём,
пальцами попросим огня,
и опять куда-то нырнём.

 Персофены ласточки тень,
 мчит под своды храма, и там -
 лики всех божеств - светотень,
 а за ней всегда стыд и срам.

Эй, карету, можно такси,
и по некой улице - прочь.
Только чепухи не мели,
видишь, как божественна ночь?

 Звёзд прозрачных свет долетит
 до последних древних руин.
 Вот опять Петрополя вид,
 и отчизны сладок нам дым.


::: Части пустых речей
 
Части речи чужой, части снов, части чужих сомнений,
участи часть родной. Видимо - это гений
может позволить себе спать и во сне
продолжать создавать наважденья - именно, как гоненье.

 Часто приходит чувство, что грусть возникает от грусти,
 а в сущности все причины выдуманы,
 и существуют только, как сны.
 Видимо - голову не сжать в горсти,

и не хрустнет череп, как сухожилия нам хрустят.
Видимо - небо любит своих негритят,
тем более тех, что выходя говорят...
И в надуманных выступлениях не произносят "прости",

 вообще ничего не хотят, оказавшись в нужное время
 в нужном месте, в нужной позе, с нужным умением
 сразу родиться гением,
 тронувшим время за темя.

За тем - один за одним покидают считалку,
и вы остаётесь с исписанными негритянским языком листами,
которые листаете, повторяете сами,
чувствуя что и вам не жалко

 поперечь мнений говорить о пользе гонений,
 и под настроения перебирать клавиши до появления "чижика-пыжика",
 и пыжиться, должиться, издаваться,
 сенью попирая наличие тени и пользовать реставрации.

::: Игорь Северянин
 Мне ясно, что такие краски
 Банальны, как стереотип....

 Игорь Северянин

Солнце будет ультрамариновым,
а весна дальтонически призрачной,
Новый Год, как всегда - мандариновым,
и зелёным небо, но облачным.

 У окна убеждённого пестовать -
 пестик будет стучать фарфоровый,
 и крутиться в памяти "если бы",
 не рифмуясь никак с "до скорого".

Солнце, солнышко - покрасневшее,
как любому тупому видится,
а иначе мыслить не смевшие
(хоть глагольная рифма) приблизятся.

 Так банально всегда то кончается,
 что заглушится голосом бесовым.
 Ложный культ импрессий всё мается,
 и опять - так и слышится "если бы"...


::: Королевская охота

Огонь в хрусталиках,
стеклом снежок хрустит,
сусальный ангел - не грустит и тот...
Ах, бисер, кружева, рожок,
да вид на замок мрачноватый,
 и вата на ветвях.

Какой-то пьесы акт,
где вензеля и сонный монотон
сменяет бум охоты королевской.
Вот бодренький статист, что франт на Невском,
влетает на подмостки и кричит
в экстазе - личном даре Мельпомены,
о том, что старый граф
скончались от удара.
 Апопликсически.

В каких-то коликах
(не то гоморридальных),
в кругу знакомом (до зевоты злой, забвенья) -
из родичей (по большей части дальних).
И всё же автор -
бог не бог,
 так гений.

Кто сможет распознать,
что умирая - граф,
свободу дав тем самым для влюблённых,
страдание и этим приумножил,
поскольку акт сменяется:
война, любовник рухнет бруствер окрапляя,
а молодая вдовушка рыдая -
порыдает и пойдёт
 за адьютанта - франта и повесу.

И мир не вздрогнет,
 зритель утомлён.

Стекло хрустит, январь изображая,
и тает вата на размахах лап.
Суфлёр же, провиденью подражая,
читает текст,
 и он один лишь прав.


::: Спросить у Кандида

Я люблю смотреть на женские мученья,
 мне плевать на мнения и табель,
и люблю лишь строфы нереченья.
 Ах, никто не минет свою гибель.

Как-то мне Вольтер заметил старый,
 что Кандида он не зря тогда придумал.
Он у нас учёный очень малый,
 много разных строк он написал.

Но, когда спросил я у Кандида:
 - Зря ли, брат, Вольтер тебя придумал?
Мне Кандид задорно промолчал,
 мне Кандид ни слова не сказал.

Понимает, видимо, Кандид,
 что лишь виды женского мученья
творчеству не портят аппетит,
 и плевал Вольтер на наше мненье.


::: Форумские ямы иродов

Квадрат синементальной краски,
морские губки -
красота.
Шаги звучат...
Опять рассказки
про подбородок,
городок -
сиюминутнейших окрасов
тиранопристальный намёк.
О, римочеловек, в пентаметр
забальзамирует гранит.
И, может быть,
ещё стихами
ты станешь снова знаменит.
На площадь выведут
как зверя,
покажут угол и проём.
Но мы не верим,
мы посмеем.
И ничего вновь
не найдём.
Диктатор - он не человек,
поэт - тем более.
Так что же?

Возможно, Гоголь у камина
в огне увидел рожи ада.
Ах, сжечь роман на половину -
вот что для гения услада.
Садов тенистых пересмыки,
смычков чернеющий излом.
Возможно, Данте каждой ночью
один бородил,
оставив дом,
и слушал пенье паранои,
и знал Вергилия намёк.
Потом макал перо, и боли
нёс сумки видения рок.

Нам роют ямы в Форуме.
Мы, точно, все не при уме.


::: Всё это плохо кончится

Не обманывайся! - дело,
дело кончится трагично:
тело Анны разметают, разорвут в куски колёса.
Жизнь - копейка...
Пушкин сразу упадёт сражённый пулей,
и повесится Есенин...
И когда-то в день осенний
в "склиф" кого-то привезут.
Это Пушкин заразился на дуэли от Дантеса,
впрочем, светский был повеса
и дразнил всечастно бесов.
Маяковский пустит пулю (только в стену - от безделья),
та тогда отрекошетит, и падёт Владимир гулко,
опрокинувши столешник.
Вот и Лермонтов вздыхает -
фетишизмом утомлённый,
что не раз сказал стихами,
но погибнет от чесотки.
А красотка гимназистка,
забеременев от дяди,
выпьет пачку аспирину
и уйдёт в народ учиться.
Жизнь какая-то чудная.
Люди гибнут за вниманье,
пониманья не найдя,
как потом заметит Бродский,
повторяя часто "бля"...
Как Маруся, словно Троцкий,
ледорубом осквернённый,
в мавзолеях, словно Ленин,
словно тля на гребешке,
как Му-Му в своём мешке.

Люди гибнут,
балом правит
некто в сером,
в чёрном некто,
как сказал знакомый лектор, -
в Гандурасе снова буча.

... и тогда Мартынов тоже
гад зарежится - до кучи....

::: Нарушенное падежеупотребление Владимира Маяковского

Палечная прозрачность,
 зрачков белёсая твердь -
 едет трамвай междуметьями.
Облако
 как медведь.
Бурая медь
 грубоголосая,
 полосатая улица
 глаз косых
 с человеком целуется.
Кого обвинить
 в случившемся?
Стало мирское -
 дальним.
Вместо винительного - дательный,
 кажется завиральным.
И мы порождаем пламенный
 привет смыслоуловителям,
 трамваи ходьбой усталые.
Тоже вам -
 пламягасители.
На место винительного - родительный.
 Рученек где взять ему?
Ребёнок наш упоительный.
 Малое солнышко.
Горлопанистый.
 Творение - в душу творчества.
Одиночество.
 Отрочество.
 Бесстрочие.
Вместо родительного - творительный.
 Читайте Маяковского!
Убедитесь
 воотчию.
 Бессмертие -
 дождик в очи!
А вы
 говорите.
Никто не мешал могилам спать,
 кудроголовым волхвам
 волховать.
Часты падежи прямые -
 занимая
 полглобуса
 косвенных.
На другой половинке,
 собственно,
 сам Маяковский.
Вот он -
 каковский.

Падежи путал ещё Державин.

Владимир Владимирович -
 он нам как близкий родственник.
 Да и никто не дальний.


::: Русское шопенгауэрианство

мысли западной теченье
Шопенгауэр влеченье
к правде горькой посылал
а в России рек теченье
а в России наводненье
просто каждую весну
воля к жизни красоту
выпивала и играла
в небе Бальмонта намёки
сладки песни распевала
хоть жестоки были сны
средь весны красны преданьем
снежной маски звёздность тут
ценит клавишный уют
а в России всё иначе
всё по-своему поют
потому что просто каждый
Шопенгауэр и так
на коне по полю скачет
Ванька - местный наш дурак


::: Обязательно застрелюсь

застрелюсь из старого ведра
ржавого с давно отпавшим дном
застрелюсь
когда-нибудь
с утра
бык с огнём
летающий осёл
лев чудак живёт на потолке
щёлкнет центробежная пора
влагой
на
ноге и на руке
составных
пораненых телес
разметает ветер
скороспелка
в небе
озорна и горяча
пролетит над крышей пионэрка
застрелюсь
и прыгну
на полу
буду весь лежать и говорить
промолчав
и тень моя в углу
будет автономной жизнью жить
люди!
вы шурша как целофан
дальних стран романтику не знали
люди добрые
и крутится постель
на которой может быть зачали
каждого и каждого из нас
застрелюсь
и в этом весь рассказ


::: ... О природе творчества

так избито
 разлюбить
 бито
 крыто
 можно
 жить
можно
 жуть
 и жабь
 и жрать
 спать
и верить,
 и писать


::: К времени

Какую ложь придумаешь нам, время,
чем удивишь, кого ещё возьмёшь,
какое нам засеешь поле, семя
какое ты над полем понесёшь,
и бросишь, сопричастное злословью,
засыпав снегом бурость пятен крови,
рассыпав на ледок пригоршни соли?
И ничего обратно не вернёшь...

Ничейный кот спасается от стужи -
он современник звезд, что родились
в эпоху, где для этого не нужно -
ни падать вниз, ни лаять ночью ввысь,
чтоб слёз растить скупое поголовье,
и сокращать присутственные дни,
запрятавшись, старея за застолье,
пока коты не все перевелись.

Хрустит мороз и пахнет апельсином,
закат по-зимнему суров и одинок,
и щука говорит с крестьянским сыном:
"О косточку мою найди, сынок..."
Кого ещё убьешь, седое время,
срок жизни отмеряя пустяками,
возможность дав своё потрогать темя
дрожащими, озябшими руками,
чтоб понимать, как кот тот одинок.

О, жизнь нигде! На черебках из глины
керамики разбитой не мышами,
простой, давно забытой сонатины,
где в небо уходили мы котами,
играя роль предметов на картине,
и думали о времени стихами,
и каждым годом становились сами -
морозной ночью, смехом, тенью, снами.


::: К гению

Поток изменчивых явлений,
 Теченье иллюзорных дней.
Так приходящий старый гений
 Все намекает - будь смелей.

Цепочка времени порвалась,
 Двенадцать звеньев разлетелись.
А мысль все силиться старалась,
 И мы нетленные все тлели.

Строенья рушились святые,
 Огонь метался, кровь струилась,
Но дни забыты прожитые…
 И где же ты? Скажи на милость...



::: Даниил Хармс

Под колокольней собора нарядного
 Старенький шлоссер часы ремонтировал,
Часы ремонтировал старенький шлоссер
 Под колокольней собора нарядного.

Мимо на шаре – воздушном и праздничном –
 Над рыночной площадью кто-то летел…
И «гуттен морген» старому мастеру
 Празднично, весело, чуть не пропел.

«Шшшштофффф-то сегодня погода отличная», -
 старенький шлоссер ответил ему.
( И поболтали о чём о личном).
 Мы тут при чём?
 Вот я что не пойму.


::: Тот человек, который в доме жил

Тот человек, который в доме жил, -
Уйдёт куда-то, взяв свою котомку,
Кто нас так злил, но в общем-то смешил,
Не завещал никак ничто потомку.

Тот человек, кто громко говорил,
Кто чувствовал теченье паровозов,
Кто нас всерьёз, всерьёз уже смешил...
И на снегу мочой писал нам розы.

Тот человек, кто путал "бе" и "ме",
Играл вслепую, клал с большим прибором,
И не роптал, в заученной мольбе -
Ни к слову, ни за праздным разговором.

Кто проходил нервозно и курил
Табак заморский, а не папиросы.
Тот человек, кто в нашем доме жил,
И задавал впритык свои вопросы.

Вот отраженье словно на стекле.
Тень на стене, движение теней.
Мы так привыкли, милый наш, к тебе,
А ты ушёл - скорей туда, скорей.

Дверь скрипнула,
Залаяла собака.
Тот человек, который в доме жил,
Наверное сейчас б и сам заплакал.


::: Свобода творчества

Герои должны умереть,
 поскольку доверия нет живым и здоровым героям.
Песню певец должен петь,
 зрения как-то лишившись, а зрячий - устроим
ему слепоту,
 глухоту, чтобы был как Бетховен.


::: Долготочие

в такпридуманной основе
пересмыслов бытия
произносится коровой
слово за слово любя

 я другой и всё другое
 не такое как вчера
 искривления покоя
 с восприятием что пора

наконец поставить точку
точку точку точку точку
долготочие поставить
всё как есть - так и оставить


::: Такое кино

имя рек человек
 античность печень склевал не ворон -
 цироз
 надуман
сон про фигу с маслом,
 жить так опасно,
 а умереть
 сметь
 не дано

такое кино


::: Третье слово

Если взять три слова "начало", "гало"...
Вы думаете это два слова?
Не понимаете, верите в то, что их только два?
Но этого мало,
Мало.
Так всегда,
Когда речь идёт про слова...
Два слова - это три.
Между ними всегда что-то будет,
И гало возникнет,
И не убудет.
Чёрточка, пропуск, псевдосимвол,
Дерева ствол -
Миндального.
Снова пропуск.
Пропуск.
Третье слово отодвигается,
Как линия горизонта.
Море,
Отпуск,
Суета привокзальная.


::: Не знаю

Смирились страхи, сумраком вобрав
в полуночном пространстве запятые,
и времени заправский костоправ
сыскать идёт кого-то, кто другие.

 Лень, обыграв приход, сама проходит,
 на взводе не курок, а все внутри,
 но даже это сердца не находит,
 хоть раз до ста считает раза три.

Потерянные вещи собирая, натягивая
время на себя, ребрятся лужи так переживая,
что кончилось пространство мартобря,
а, проще говоря: никто не нужен,
 и будет лёд, и будет лет завьюжен,
 когда-нибудь, про холод говоря.

Холодный чай, горячий, никакой,
бредовый, полный образов и тени,
похмельный, вящий, спящий и другой,
но главное - всегда и всё по теме.

 Провинция, дебелые красотки,
 кварталы тут ... и те - с приставкой "микро".
 По нормам потребления наводки
 всё это из беспамятства возникло.

Чихает кухня, теплится надежда,
одежда сохнет, чай горит по кружке.
И в промежутках - между, между, между:
беда к покою - дальше будут ушки,

 которые вот так и вырастают,
 а почему и как...
 Кто знает?


::: Когда скажет время

Когда время скажет, что пора на хауз,
Когда ляжет карта как-то не очень -
Можно бы подумать, что по жизни Фауст
Сам себе являлся почти каждой ночью.

 Проходил неслышно, и садился рядом,
 Нагнетая страхи и играя в меты, -
 Упивался всяким там сомнительным ядом,
 Верил в философию, магию, кометы.

Право проявлялось – (малости и скука),
Кажущейся линией ломки старых крыш –
Это всяким фаустам должная наука,
Сам себе являясь – сам с собой молчишь.

 Ах, контракт подписан, ах, майн либен Фауст,
 Время нам откажется создавать себя,
 Время скажет мерное, что пора на хауз,
 Сами мы подумаем, - как же это зря…

Зря себе являлись, в сущность проникая,
Ведь важнее важности нет тут ничего…
Стой же ты, мгновение, стой – мы заклинаем,
(И опять по имени призовём его).

 До свиданья, милый, старый доктор Фауст,
 Лист давно подписан – с вечностью контракт…
 Миг не остановится - позовёт на хауз,
 И часы протикают призыванью в такт.


::: Хулио Кортасар

... и что же? Прошло столько лет,
но кто же расскажет нам
о тех заповедных местах,
где мёртвые ласточки гнёзда
строят себе, где гнездятся?

Куда коробки из-под спичек
уходят, когда пусты?
Мы так же молчим о славе,
о снеге молчим мы также,
ну а туман, а гуща кофейная?
А как же природа страха?
Одни догадки?
Что слава -
слава это понятно,
но пятна вдали - это Рух,
мы точно знаем, что Рух
высиживает птенцов.

Мы же календари
старые не находим,
молчим о снеге и славе,
и страх наш растет
нелепо.



::: Только сумерки (по мотивам Кортасара)

Под сводами вечера каждая птаха - острие воспоминания. Порой поражает: пламя
времени возвращается к нам, возвращается бестелесное, возвращается
беспричинное, а красота - столь недолгая в жестоком порыве любви -
охраняет нас отзвуком ночи.


 Хулио КОРТАСАР

Снег звёзд, ветра руки шершавые.
А жизнь - это то, что бьёт по лицу
во дворе тюрьмы,
под барабаны публичной казни.
Минуты бегут как дни,
и голыми руками курицу не поймать.
Переключайся на сон,
начинай считать
с вопросительной интонацией
и пропускай аннотации.

Пуста дорога,
сумерки нас застали в самый неподходящий момент,
печали с собой принесли.
Видишь?
Никого нет.
Там вдали огни
города, но тут
только сумерки,
только кораблик крови
киль погружает в мель
в садике белозубом,
где хмель,
базилика.
Пусто кругом и тихо.

Женщин, что мы любили,
ошибались наверное,
спали под одной крышей,
дышали клевером,
любовались луной.
Что же со мной?
Заслушался как поёт змея,
заглушая горные травы,
птиц заглушая,
наполняя мои полушария.
Понимаю, что пленнику земли нелегко с ней расстаться.
Не обращай внимания -
это так -
стансы.

А жизнь всё ещё возвращается,
дышит прохладой, слышно как дышит у самого уха -
как возлюбленная мягко и нежно.
Звёзды просыпаются снегом своим белоснежным.
Прости, очень холодно,
и капли дождя
попадают в мою кофейную чашку.
Знаю, ты простишь меня -
когда-то мы сорвали один и тот же цветок -
ты и я.
Мы преодолели своё одиночество,
и делаю глоток дождика
в диком месте,
ощущая твое присутствие.



::: Хуан Рамон Хименес

Поверишь во время слепо -
нелепой покажется правда,
славным приход ожиданья,
да птиц мельтешенье в небе
наполнит незримой печалью,

но снова не сбудется ложью.
Тревожно - и как же может
все вновь и вновь раствориться,
и этот наплыв не прожит -
еще и еще воротится...

Зеленое небо, птицы,
предместье, покой, карета -
не смогут не повториться,
как были в то утро и лето.
И кто-то, стуча зубами,
смотрит на Перинеи -
не вечны, но все есть с нами,
все так и застыло где-то.


::: Почти сонет

Вас не покинут вдохновенье,
 хожденье за девять морей,
земли пьянящее вращенье,
 сиянье сказочных огней.

Вас не оставят постиженье,
 стихов находки и потери,
по грани быстрое скольженье,
 речь ветра, пенье старой двери...

...любви скупой в ночи терзанья,
 признанья в каверзной любви,
несовременное писанье
 и богом проклятые дни.

Земли чудной уже не дети,
 а пасынки сырой земли.
 Как зябко жить на этом свете


::: Гражданин, у вас вся спина белая!

Посмотри - что-то важное, повседневное -
 не важнее другого. Смысла нет особого,
только стойко держится как последнее
 неуслышанное слово.

Гражданин, у вас снова белая
 вся спина неапрельским праздником.
Что ж строители то наделали?
 Никакой культуры строительства. -

Оставляют побелки лужицы.
 Слово вовсе теперь не нужное,
гражданин какой-то простуженный.
 И костюмчик мешком - неутюженный.

Посмотри - кто-то важный и праздничный -
 да в такой машине сверкающей,
с собой возит ключик он гаечный.
 Гражданин, осторожней, пожалуста.

Вся спина твоя цвета акации,
 а шнурки твои расшнурованы,
твои строфы ему не нравятся -
 и давно уж пронумерованы.

Гражданин говорит, - не важно мне:
 цвет спины и слово к строителям.
Я боюсь соцветий акации,
 а шнурки - это всё небожителям.

И пошёл гражданин ссутулившись -
 по бульвару под старым зонтиком.
Я остался стоять задумавшись.
 А цветочки акации - венчиком.

Посмотри - повседневное, важное.
 Смысла нет никакого особого:
Слово, правду сказать - бестолковое,
 и любой может мелом испачкаться.



::: Коты

Смотрю на белую спину
с любопытством обыкновенным.
Мгновения грянут в небо
под медные трубы черных
котов мохнатых подъездных.
Смотрю на тучи беззубые,
как будто мне это нужно,
нежные ночи губы,
и холод улиц простуженных.
Смотрю на город закутанный
в цилиндры свои стандартные.
Реклама горит огнями,
тучи, - макеты ватные,
плывут котами и кошками.
Остынут vers libre туманные,
мой урбанизм надуманный,
натурализм гуталинный.
Коты - это что-то из эпоса -
длинного как проспекты,
старинного эпоса города.

II

Если бы бога могла создать
рать полупьяных солдат -
этот бог не умел бы врать,
и чад своих так кидать,
он бы не выпустил хлор из ноздрей,
не сжег города до тла.
Бог, как творение злых людей,
был бы исчадьем добра.
Его бы пилоты видеть могли
и весточку передать,
подводные лодки
со дна морей
могли б в перескоп наблюдать,
как рукотворный
добрейший бог
дембель несёт в войска,
и райские кущи,
и розовый дым.
И кровь на его руках,
чтоб руки создавших его людей
были б чисты
от дерьма.
Если бы, если бы да кабы.
Пока же - ещё война.
- Пусто! -
По ротам летит приказ:
- Идите, создайте мир!
И каждый создатель его создаст,
но богу каждый не мил.

III

Мы возвращаемся в пустые города,
как будто после тысячи бомбёжек,
и видим, что коты давно еда,
и потому попрятались,
о, боже.
Внутри лишь пыль,
и ветерок играет,
у граждан чаще белая спина.
И, если то не неба - то котов,
но уж никак - ничья ещё вина,
посколько трудно цельность городов
теперь найти.

Окончена война.


::: Поезд

Навстречу ветру промчится поезд -
 он забываем неосязаем.
Заката краски его вбирают -
 не опоздает, не промахнётся.
Стуча железом,
 скрипя, шершавясь,
он доберется до всех вокзалов,
 где в залах ждут
 и видят, -
 дождик,
 стекло,
 киоски,
 полоски света,
 такси.
Весна.
 ... и скоро лето.


::: Железнодорожные сны

В жанре акростиха - наперёд забегая, сомнениям вторя,
мимо баров роскошных, (а что бы там делать без денег?),
опасаясь отстать от чего-то, поскольку - нельзя.
Если море - то должен же быть хоть когда-то и берег.
Оберегом билет прошлогодний на поезд не скорый,
а куда нам спешить, если поезд давно уж ту-ту?
Потому так и тянет ко всяким в пути разговорам,
мы в геноме молчим посетить Абакан, Колыму, Воркуту,
в наши биосы вшита любовь к переездам,
к поездам, к ссылкм, выселкам, к черту в ночи, километрам.
Аз воздам - небывалым воздам я стеченьем,
да каким-то несущим свой столбик из пыли не-ветром
и вращеньем воздам, и нутром, и потом,
чуть насупившись, - вот ведь паскуды(!) не нужны
им наук врачевых выживать поученья...
... и до грани в стакане по прежнему вьюжно,
вместо сивых напитков - вино и печенье.

Мимо стройных бараков, и мимо бараков снесённых,
опалив купину и сказав, что желал бы сказать -
жаль лишь утром теперь уже не похмелённых,
остальное всегда можно позу принять и наврать.
Только где-то в спирали кислотной природы
(хрен бы с ней - ДНК) - добавляется новый виток:
толи ненависть к проблескам вместо свободы,
толь сивушных масел как вина причащенья глоток.

Чуда вовсе не будет,
трагедий ломать не пристало.
Сало снега
белеет,
не спит
пассажир и молчит.
Мимо баров роскошных
вагоном плацкартным качало,
и сменялся в окошке
ночной на заутренний вид.



::: Стул


Ольге Чернорицкой


1

Декорации слегка модерновые:
так - стул, кушетка, столик.
Герои должны перемещаться хаотично.
Зритель привык к уловкам.
Смотрите!
Неизвестно какое действие пьесы с названием
"Венки терновые".
Герой, должно быть, большой алкоголик -
мыслит всем тем, что вторично.
Сивка-бурка
периода полураспада,
госпадасвоего - режиссёра
марионетка в клетке.

Смотрим -
чисто выбрит,
речь вполне рассудочна,
когда сердится - то сердит,
сполна отдаётся творчеству,
делает ряд ошибок,
не жесток,
не прячется в чизз улыбок,
к месту смеется и плачет,
не замечает шесток,
не любит на посошок пить,
и, как все мы, наверное,
только учится жить.

Зритель немного обижен,
критик - тот вовсе молчит.

Понятно,
никто не знает,
что когда опустеет зал -
герой
обездвижен:
Сидит и молчит,
сидит и молчит.

2

Что молчишь?
Ишь насупился!
Что сидишь?
Оступился раз - иди к людям,
твори дальше,
а то - так и по ****ям!
Маленький мальчик
для дам,
для имиджа,
для петербурга,
для демиурга,
для хирурга души человеческой,
для правильной речи,
а то ...
Пурга!
И в этой пурге
образ чиновника,
образ куста терновника.

... а вот и нет.
Сидит себе, молчит;
выключил свет,
и привет.


3

Привет!
Ты почему молчишь?
Ты о чём думаешь?
Сидишь, - нагоняешь печаль.
Автору даже жаль,
что к твоему образу
она не пришла с мороза,
не принесла в комнату свежесть,
не пахла в передней жиломостью,
и статью в журнале
о карнавале
не совала под нос,
и наш пёс
не грыз забавно её перчатки,
и на сетчатке
не оставался её образ,
и враз чахотка
её не унесла от нас,
и мы не шли за её гробом
под хмурым небом -
печальные и одинокие.

А потом не сидели на стуле. -
Не молчали,
не сидели,
не молчали...

На стуле,
на стуле.
Не сидели,
не сидели.
Не молчали,
не молчали.
Изучаем привычки
романтики ...
Спички, фантики
от прошлогодних конфет.

Не бубни.
Сиди себе тихо,
носи кальсоны, фрак и жилет -
такой мой тебе совет!
(... и зритель
не смотрит надменно
на эти потуги труппы
через
бинокль,
через ларнет, -
поскольку ни на ложах,
ни в портере,
ни на галёрке, -
даже в оркестровой яме.
Зрителя
попросту нет.)


4

А, может быть, он связист?
Вероятно, он почтовый смотритель,
и зритель уйти поспешил?
Он жил, жил,
да и прочёл письмо.
Чужое письмо
о сенсорности восприятия,
о горячности чьих-то ятий,
о жестокой судьбе женщины
разыгранной кем-то в орёл и решку,
в насмешку
над судьбой.
И, такой впечатлительный, наш герой
попал в этот ступор
после служебного преступления.
И изумление
людским цинизмом
заставило его
как бы забыться,
не разрываться чайкой
от вчерашней боли
утопленницы,
пленницы
факта рождения.
И теперь он сидит,

он сидит на стуле.
И молчит,
сидя на стуле,
потому что молчать сидя на стуле
не так нелепо,
как ходить сидя на стуле,
как бежать сидя на стуле,
как лежать сидя на стуле.

Всё же - сильная пьеса.

5

Луна,
тёмный лес.
Герой продолжает сидеть на стуле.
Слой декораций уходит -
мы в чаще,
вероятно эти каракули на стенах символизируют
что-то под сознанием.
(Назовём этот акт
"Чистосердечное признание".)
Герой встречает Бродского,
и тот проводит его по всем хитросплетениям
внутренней организации ада.
Одна
вторая, третья, кого бес попутал,
и согнули быт и обстоятельства -
это круг,
где томятся жены творческих личностей.
(Не путать с женами декабристов.)
Продолжая сидеть на стуле и молчать,
герой - как бы мычит о том,
как всё запущено,
и потом продолжает это мылчание,
и потом тоже продолжает,
и потом.
Это и есть его чистосердечное признание,
его попытка указать нам на тщету исканий,
а Бродский нудным голосом
читает про зверя в квадратуре круга.

И опять петербург.
Тень Раскольникова
ищет подругу,

а герой сидит себе и сидит,
и молчит себе и молчит.
Он и не весел, и не сердит -
и в этом есть какие-то былинные начала,
какие-то ассоциации с богатырём,
(но это сказал журналист,
а его нам только сейчас не хватало.)

6

Под стулом есть каракули,
царапины и вмятины.
Люблю страну огромную,
где стулья все прикручены,
где умерли голодные,
богатые замучены,
где ты молчишь на стульчике -
ещё в матроске мальчик ты,
ты новенький и свеженькiй,
и мылом пахнешь радостно.
И в лужах отражаются смешные облака.
Сиди, молчи на стульчике -
отныне - на века.
Смотри же на фотографа,
ровней сиди на стульчике.
Вот птичка появляется,
и взрослые сморкаются,
и тёти приседают,
когда стихи читают.

Замри, малыш, на стульчике -
в казёнке твердокаменной.
Все девочки давно уже
разведены по камерам -
то в робе, то в кожаночке.
Казёл на полустаночке,
а ты сиди на стульчике, и слушай следака.
Ну, ладно -
это фенечки.
До скорого,
пока!

Он сидит на стуле,
на стуле он сидит.
Куда он на хрен денется?
... и потому молчит,
что никуда не денется.
Молчит,
молчит,
молчит.

7

Наш герой - математик!
Не физик, не лирик - он шизик.
Он рассчитал грамматику,
он рассчитал морфологию,
он рассчитал семантику,
он рассчитал психологию,
он гены закрыл в инженерию,
он склеил скворца и пестики,
он скверил дрозда в скворешники,
он черта на марс запустил,
и, взяв белок с пионэрии,
им же и закусил.

И сел потихоньку на стульчике,
и что-то он загрустил.
Родина вся селилась
в хрущевки из коммуналок,
а он курил беломоринку,
и сидромешалснарзаном,
он пил коньячок абаканистый,
купался в парижской ванне,
он даже тогда назвался
забившем на всё иваном.
И тихо сидел на стульчике,
покачиваясь от усталости -

такие депрессия шалости
выкидывает с героями.
Всегда не хватает малости:
денег, любви, простора.

И сзади как будто звякают
стаканы за разговором.
И он уходит -

на стул.
Сел,
замолчал,
как будто
уснул.

Блеснул
и исчез -
рулез!

Подставив стопками "грани",
на стул он залез.
Бес,
горсобес.
Ни дня
без
сиденья на стуле.
(Зрители бы уснули,
когда бы тут были зрители,
но, я повторяюсь -
их нет.
Наверно ушли в женсовет.)

На этих, на кухнях -
темы все одинаковы,
и это сиденье героя -
оно, понимаете, знаково.

8

9

10

11

12

13

Ничего,
он когда-то встанет -
немым к которому вернулось зрение,
глухим,
у которого прошла эпилепсия.
Финал. Эпилог. Понятийный, личностный, концептуальный бог - смог смотреть без содрагания на своё творение,
и герой сможет вернуть вдохновение.
Подобно ростку, пробивающемуся из под над вдоль питерской и тверской пестрящей,
фернув свирель апрелю,
придумает неснашиваемые колготки,
водку разбавит водой из флейты подлинного бамбука,
и каждая сука
из переулка
скажет ему:
"Му-Му не я!"
Друзья!
Будем верить в чудеса,
и, сидя на своих стульях,
наблюдая ангелов
крылья,
и красоту -
спросим:
"Так при чём тут этот терновый венец?"

Молча
сиди
на своём
стуле,
герой!


КОНЕЦ


::: Чижик

Полюбив сослагательность больше других причин,
Если б чижик умел говорить, то сказал бы глупость.
Пой же чижик - по пенису честь мужчин,
И чем больше пенис – тем боле лирична полость.

 Поднимай все ноты и делай ‘чирик-чирик’,
 И кради зерно, и не верь ни в орла ни в кошку
 Ты мой лирик, безмозглый - ‘чирик-чирик’,
 За тебя и в базарный день не заплатят трёшку.

Ни пера, ни пуха от нас не взять – лишь плохой мотив,
Мы как зомби весны очень рады ветру, себе и свету.
Всё, что можем и знаем ‘чирик’ и ‘чирик’ повторим.
Ну, какие вопросы ‘чирик – чирик-и’, ответы?




null, 2001



БАЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ


::: Молитва

тянули ладони листья
навстречу цветному небу -
о чём-то они молили
открытую синь огневую
хотели неба участья
просили и трепетали
рыжие листья долго

как будто они прикасались
не к воздуху осени чистой -
ужасом наполнялись
без удержу и без смысла
дрожали они под синью
тянули к небу ладони


::: Птицы


Птиц пролетающих стая,
 мелькая
 в осеннем небе,
играя в ясном просторе,
не зная, что это небо -
слова такого не зная,
не зная названий красок,
не зная, что имя их птицы -
 в небе летит
 навстречу
 вечеру огневому.

Возьмите с собою, птицы, -
уж очень тут стало тоскливо,
и дрожь стоит неземная,
под названным "небом" небом,
вокруг заката и красок.

Стая кружила долго,
ветки сливались с дымкой,
солнце красило землю,
и птицы тем любовались,
пока очертанья не скрылись
 в сумерках
 и закате.



::: Не сорите!

Дорога вела по парку -
 парк был уже осенним,
парк был будто последним,
 самым последним парком.
И было уже и жалко -
 малость тумана,
немного
 сизости,
 для тревоги.
Под ноги смотрю,
 как будто -
там листья окурки скрывают,
 под ноги смотрю,
как будто -
 листья уже зашуршали.
Под ноги смотрю.
 Дорога
ведёт по парку, -
 и мусор.
Всюду набросан мусор.
 Скорей бы уж что ли осень,
зима бы скорее - скрыла...
 Постыло же,
 правда, - постыло.



::: Распугал птиц, смотрю на стаю

Как поразительно осеннее
 присутствие небес и памяти.
Прости, такое настроение,
 сейчас какой-то час без четверти,

сейчас какой-то год без малого -
 пора чудная переменностей,
а, между нового и старого, -
 хочу опять телячьих нежностей.

Хочу, и что же тут поделаешь?
 Пора подумывать про правильность.
Такая осень - не приделаешь
 к ней ничего - её особенность:

уюта хочется домашнего,
 отсутствия тревог надуманных.
Ну ... Это так всё - из вчерашнего.
 Смотрю на стаю птиц испуганных.



::: Мостик

Мостик через овраг, жуки, яблони,
 кустарник, что зимою горит снегирями,
тени, лешии всякие, оборотни,
 сосны, шумящие свыше ветвями.

Горизонта линия неуловимая,
 словно кто-то всерьёз бросит всё, и погонится,
разве что листья - ветром гонимые,
 да облака - поневоле приходится.

Абстрактные тени, объём порождая,
 каждую мелочь позволяя заметить, -
помогают игнорировать недостижимость края,
 впрочем, тени - они как дети.

Прохладное лето, дятел отстукивает
 кору, опровергая недеяние птичье,
тают очертания, чтобы подчёркивать
 внеземное земли на земле величье.

Между ветками формы сверхгеометрии -
 смотрю сочетание красок тревожное,
вижу звучанье - почти пентаметр -
 вот точно, - так и свихнуться можно.

Линия горизонта необратима,
 чётко указывая край мироздания,
помогает чему-то проскакивать мимо,
 шепча над травою своё "до свидания".


::: Ожидание осени

Здесь кустарник стоит тревожно -
за густой синевы занавескою,
и пугают стайки прохожие,
и взлетают стайки так резко.

А простор окутан туманами,
пойман в веток лёгкое кружево.
Облака плывут, как диваны,
отражаются в каждой лужице.

Шорох листьев, травы понурость,
скорость леса в скорости вечера,
и прохладная сырость тёмная,
как печаль - теперь неуёмная.

Дело к вечеру, и закат черту
уж провёл свою по кустам.
Красота кругом - и смотрю красоту:
тут и там она, тут и там.


::: Иголки

Иголки колкие, иголки.
 Сосны, сосны кругом и ёлки.
Ёжики спешат, белки по соснам снуют -
 помогают портнихе осени.
Клейки её денёчки,
 как тени клейки лесные.
Строчки веток, рябин красные точки,
 огонь повсюду.
И из кустов заяц говорит:
 "А что вы хотели? Конечно, чудо."
... и смотрит круглыми глазищами,
 а потом пролетает тенью
 над опавшей листвой.
Хожу. Дышу. Покой.



::: Появление кикиморы

Ветки, палки, пеньки.
У реки обломилось отраженье моста,
а спустя пол часа - река
скрылась в туман,
появилась кикимора первая.

 
::: *** (жёлтый лист напомнит)

А летом жёлтый лист напомнит -
неповторима повторимость.
И скорость ветра
заполнит воздух.
Черта заката.
Мух приставанье,
и запах трав,
да тополей
качанье иволог ветвями.


 
::: Небо вечера

Опускается небо вечера -
Влюблено во всё безотчётно,
Вновь нам вечером делать нечего -
Мы любуемся небом улётным.

Так ли много нужно для счастия,
Так ли мало нужно для боли?
Небо, в сущности, - есть причастие
К повседневной какой-то роли.

Что-то светлое самопадает
На верхушки крон леса шёпота -
Если светлое - значит радует;
Остальное - исчезни пропадом.

Мысли осени полуобморочны,
Видно скоро исчезнет многое.
Нужно сделать нам что-то срочное...
Мы, скорее всего, убогие.

Мы убогие при безбожии,
При закатной стосветлой грусти -
Это чувствовать нужно кожею,
А иначе оно не пустит

В край заоблачный превращения -
Пред которым в вечер стоим.
Это наше с тобою влечение -
Новой осени сизый дым.

Жгут в садах ботву помидорную
Расширяя прожиточный минимум,
Крутят музыку где-то вздорную -
Видно, - нравится она им.

Опускается небо вечера.
Делать нечего. Тишина.


::: Отражение заката

Небо стало осенним,
закат отражается в речке,
человечки бредут
по дорогам осенней страны -
ибо нет сейчас лета, как нет ни весны ни зимы.
Это осень -
дыханьем тревоги согрета,
это чудо спешащее красками в сны
перепуганной, в общем - прекрасной страны,
что расставила ветки,
упала на землю тенями,
и шумит ветерком
в головах у огромных дубов.
Это осень,
(да что я,
вы знаете сами).
Это время мурашек,
летучих таких пауков,
это время грибов,
время неких поэтов эпохи
от которой остались надгробные плиты в лесу,
это время,
когда на руках в край печали
облака свои тени
незримо несут и несут.

Небо стало осенним,
закат отражается в речке,
человечки спешат по своим неотложным делам,
и закату в воде отражаться всё легче и легче,
и прозрачнее лес,
и доступнее он чудесам.

::: Решение

Как в сомнительной печали
даль туманом обернулась,
провожали птицы землю,
чтобы каждая вернулась.

Улетала стая долго -
видно родина звала.
Пролетят они над Волгой, -
вот такие их дела,

пролетят над Чёрным морем,
где Судак и Коктебель.
Всё нормально - то не горе.
К нам вернуться, как апрель

всё окрасит в цвет весенний,
сгонит зимние наряды.
Птиц незримый птичий гений
охраняет от засады.

Охра осени на кронах.
Мы увидим возвращенье.
Ах, кричат, - как будто стонут -
это трудное решенье -

улететь, чтобы вернуться.
Вот такое вдохновенье.
Пусть с дороги не собьются,
и мгновенья не прервутся,

и важак матёрым будет -
никого не позабудет.
Мы увидим возвращенье.
Это твёрдое решенье.



::: К тополям на берегу реки Красивая Меча

иду повстречаться навстречу иду пообщаться иду и дую в дуду в такт шагам иду к берегам
 иду на беду на нелепость на радость на утра какое-то таинство. вдруг
отстанет в движении этом испуг
 и вид тополей
просинь между ветвями
 мелькают на августе первой желтвой
шуршащие листья
 шуршат и шаршат
над маленькой видно для них головой
 она мельтешит где-то там где иду
иду и иду
 да и дую в дуду
соплю в две сопелки
 листва высока
осока на тех берегах
 оса там летает
там каждая мысль
 уносится свечкой в природную высь
 и там пропадает

и я, напеваю,
 любуюсь покоем
пока что живой
 и листья шуршат
над моей
 головой


::: Старая акварель

сезон печальных красок
увяз в словах сомнений
и завершен набросок
где смыта влагой ель

потом метель начнётся
и многие и много
потом пройдёт незримо
над пахотой недель

вверху лишь пятна цвета
земля давно одета
одета то для праздника
то в траурный наряд

и мы забыли где-то
и кисточки и краски
и многие по юности
рисуют, говорят


::: Балдинская осень

Обалдевшая осень:
 небо в пыли -
 созревание,
 венозное кровотечение.
И отрезвевшая память
 стряхивает впечатления,
 как листья
 деревья
 грустные.
Это давно сопутствует -
 балда в голове -
 не пусто там.
Лысеют леса,
 небеса
 белёсы -
 в пыли.
Осень, -
 балдеет она все дни.
Берёзы решают вопросы:
 - из дерева ли они?
 - из веток ли?
 - из коры?
 - из сокотечения стылого?
Осень,
 осень они воспримут,
 уснут берёзы
 вдали,
балдея под осени грёзы,
 и где-то у горизонта
 какой-то деревни огни.



null, 2002-2003




© Copyright: Null, 2004