В погоне за цветом 2007 г

СТИХИ ИЗ КНИГИ

       ПРЕДИСЛОВИЕ

Болит голова!..
Моя дорогая,
Болит голова: ну что скажешь ты мне?
Взметнулась под небо мечта золотая,
Подвластная бурной житейской волне.
       Я болен уже седьмой год. Инвалид второй группы. Нетрудоспособен. Тоска по живописи одолевает меня. В этом году сделал очередную попытку, уже третью за время болезни, вернуть себе профессиональную форму художника-пейзажиста. И вот результат! Началось тяжёлое заболевание моего хронического заболевания. В записной книжке , вместе с привычными для художника заметками, касающимися тонкостей ремесла, - посещения художественных выставок, музеев, художественных советов, - появились тревожные записи о неутихающей, изнурительной головной боли и… неожиданные для меня рифмованные строчки.
       Кисть выпала из рук. Но красота зримого мира, - красочность, цветистость, светоносность вечно меняющейся природы: ее, так волновавший меня всегда настрой, - «согласный с чувствами души», - по выражению А.С. Пушкина, - усиливают сердечную боль, тоску по выбранному ещё в юности делу.
       Я уже давно хожу, - дважды в день, - по просёлочный дороге, за два с половиной километра от дома, в нашу сельскую больницу на лечебные процедуры. Потом, в любую погоду, бегу в окрестные леса на прогулку, ища в их целительном воздухе спасение от незатухающей головной боли. Горестные мысли, слабые надежды, жажда деятельного бытия, - переполняют мозг, сердце, рождая череду – бесконечную череду дум! Они невольно, подчиняясь ритму шагов, перелагаются в рифмованные строчки. Услышав их назойливое внутреннее звучание, в долгих многокилометровых походах, наговариваю мысленно строфы: раздумья подсказывают тему, окружающая природа – тему. Потом дома, в своей памяти я их исправляю, доделываю, заучиваю наизусть во тьме бессонных ночей. Утром записываю стихи на листках, вырванных из ученических тетрадей детей, ими не полностью исписанных, но уже ненужных, - синих обложках, страницах в клеточку, в линейку, косую клеточку, - или в восьмикопеечных блокнотах из серой газетной бумаги,

       3

что выдают для работы на железной дороги «списчицам» вагонов. Мне стыдно на свои, вынужденные болезнью безделки, переводить хорошую бумагу. Я решил лишь поиграть в поэта.
       Подставив руку молодой медсестре для очередного укола, я вдруг услышал:
       - У вас уже седые волосы… Дети большие?.. В восьмом классе?..
       Удивлённо прошептала она.
       - Да!.. А что вас удивляет? С виду мальчишка, душою – старик?.. Впрочем, я и сам порою в недоумении: как это всё произошло? Окончил среднюю школу. В 19 лет поступил в Художественное училище. На 21-м году женился. В 28 лет ушёл из средней школы, где преподавал черчение и рисование – надеясь стать художником... Стал им. В 30 лет умирал. Жена роняла бесконечные слёзы у моего смертного одра, родные метались в отчаянии, ища спасения. Спасение пришло!.. С тех пор прошло шесть лет. Я гнал их день за днём, год за годом, надеясь, что чем дальше от роковой черты, тем ближе выздоровление. И вот мне уже 36 лет, а здоровья нет и нет! И нет надежды, что оно придёт.
       Она молчала в смущеньи.
       - Сегодня шесть часов подряд читал «Годы, люди, жизнь» Ильи Эренбурга. Он пишет: «… В 1938 году неожиданно, после перерыва в пятнадцать лет, я начал писать стихи. Почему это приключилось? Прежде всего, от горя и одиночества…» Сказано как про меня. «… И часто люди начинают рифмовать от одиночества. Тютчев писал:
Как сердцу выразить себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь»
Л.Н. Толстой до смерти бормотал тютчевские строки, которые привёл Илья Эренбург…

       
Я ГОВОРИТЬ МОГУ СТИХАМИ


***
 
Из этой тьмы
бесчисленных стихов
Быть может, выплавится строчка золотая.
И ты, читая,
среди тысяч слов
найдёшь то слово, что шептал я умирая.

Ты вспомнишь странный,
непонятный взор
в своей золоченной и суетной пустыне –
и, презирая суетный позор,
ты мне поклонишься –
как дорогой святыне.

Благословишь неверную судьбу,
что подарила краткие мгновенья, -
и я к тебе,
как некогда! – приду, -
ты вновь услышишь страстные моленья.

Но не гони виденье от себя,
благослови страданье кратким взглядом:
кто жил любя,
и умирал любя –
тот навсегда остался с тобой рядом.

       5

***

Болит голова!..
Моя дорогая,
Болит голова: ну что скажешь ты мне?
Взметнулась под небо мечта золотая,
Подвластная бурной житейской волне.

Взметнулась под небо – и грянула оземь.
Что было мне свято – теперь только прах.
Раскинулась вкруг изумрудная озимь,
И яблони цвет облетает в садах.

Зефир разнесет лепестки по округе:
Всему свое время. Всему будет срок.
Угаснет и память о воине-друге
В пыли бесконечных житейских дорог.

       
       6

***

В новогоднюю ночь
Ты приснилася мне –
Сердце тайно страдало в ночи,
И я гнал от себя грёзы жалкие прочь,
Умолял: «Уходи… Не шепчи».

Но дыханье твоё,
Словно в юности вновь
Пробудило волшебные сны.
И шептала душа:
«То уж было – не новь! –
В дни далёкой военной весны.

Голубая вода.
Вешний чудный простор,
А вдали – ароматный закат…»

И храню я в себе
С тех младенческих пор
Чей-то страстный и горестный взгляд.


       7
       

***

Метели да коты –
Февральской ночи стоны;
В чернильной тьме часы –
Их торопливый стук.
Деревня, снег –
Вся Русь лежит в сугробах сонных,
И снится ей зелёный вешний луг.

Кошачий вой…
Любовь в снегах холодных крутит
Окрестных кошек дикая орда.
А в непроглядной мгле,
Вот в этой вьюжной мути
Мне грезятся луга. Стога, стога…

Весенняя капель теперь не за горами –
Напрасно расстоналась ночи жуть.
Метели да коты,
Февральскими ночами
Зачем вы не даёте мне заснуть?

       8

***

Метели днём,
Метели ночью:
В тепло и стужу – всё метель.
Тоской заснеженных обочин
Порой метёт в ночи постель.

Березняки в надсадном скрипе
Стволами тычутся во мне;
Аукают под снегом липы.
И звёзды мечутся во тьме.

Ну что за чудо холод лютый! –
Меня он гонит из села:
Я за минутою минуту
Считаю время до тепла.

Меня дурманит запах хвои,
Надрывный зов коростеля –
А здесь одни снега и хвори,
Да вьюжный посвит февраля.


       9

***

Лес молчит. Мертво беззвучье.
Лишь февральский вьюжный свист
Всколыхнёт порой на сучьях
Скрюченный промёрзший лист.

Березняк, за слепью стылой,
Как бесцельный частокол,
Окруживший ратью с тыла
Снежную поляны голь.

И не верится уж ныне,
Что росла вокруг трава,
Что умолкшие вершины –
Не забытые дрова.

День придёт, и звенью птичьей
Да теплом далёких стран
Лес вздохнёт.
И крикнет: «Вы чьи?» –
Юркий чибис сквозь туман.

Будем слушать разговоры –
Нет чудесней слов дубрав!
И оденутся просторы
Зеленью могучих трав.


       10


***

Берёза в снегу утонула.
Застыл над тропинкой сосняк.
Ни ветра, ни шума, ни гула –
Безвременья стылого знак.

Весна!.. Припоздала немного –
Часов утомительный бег.
И чудится смутной берлогой
Двадцатый космический век.

Но скоро, но скоро раздвинет
Тревожную хмурость вокруг –
И глянет взволнованно-сине
Небесное око на луг.

Очнётся под зноем ромашка,
Нарву я последний букет:
Возьми мои грёзы, милашка,
Смешны они в атомный век!


       11

***

Весенний звон стоит повсюду,
Весенний звон гудит во мне:
Любовь – единственное чудо
На этой сумрачной земле.

Ах, тишина!
       Ах, свет!
       Ах, розы! –
Но нет ни роз, ни тишины,
Одни трескучие морозы,
Одни пугающие сны.

И вдрызг развенчанною медью
Звенит луна на небесах.

Но лишь в лесах хочу сгореть я –
И петь хочу лишь о лесах.


       12


***

Берёзы, берёзы…
Лесные тропинки.
Обмякший темнеющий снег.
Здесь всё по старинке!
Здесь всё по старинке
Весною грустит человек.

Блуждают в проталинах звонкие тени.
В стволах сосен – розовый зной.
Пленительной тайной, чарующей звенью
Лес сердце тревожит весной.

В снегах голубеющих прелесть девичья.
Полян-покрывал белизна.
Уж скоро, уж скоро
Здесь свадьбою птичьей
Пробудится лес ото сна.

Опять поведут листья долгую повесть –
Зелёный пленительный шум.
Весенняя песня! – ты вечная новость,
А солнечный луч – хохотун!


       13

***

В разочарованном томленье,
В докучном лепете думы –
Нет ни надежд, ни вдохновенья:
Вновь скукой дни мои полны.
А за окном снега играют,
Весенним искрятся теплом.
Вновь зори ясные пылают
Вдали над лесом за селом,
Где незабытые тропинки
Меня без устали зовут.
Берёзок юные былинки
Вновь покидают свой приют
И из-под снега тонкой веткой
В лазурь весеннюю глядят.
А ель, лохматая наседка,
Лелеет ельничек - цыплят,
Что молчаливой хвойной стаей
Поразбежались в полумрак,
Где тенью синею мерцает
Глухой таинственный овраг.
Но лес весь в радужной надежде! –
Всё обласкал, утешил свет.
И я брожу один, как прежде,
Шепчу свой ласковый привет.
Мне всё здесь мило и знакомо,
Всё здесь мне свято так давно!
 И здесь один – я здесь как дома:
Здесь, дружба, женщины, вино…
Я поцелую ствол берёзы,
Сосну влюблёно обниму,
И утешительные слёзы
Не прогоню! не прокляну!

 
       14
Я лишь скажу:
Вы все видали –
И изумруд, и сини далей.
Пробудит в нас весенний шум
Рожденье новых светлых дум!
       

       15
       
***

Мечты дурманили, пьянили…
В дубравах снежные пласты
Местами ельники хранили
Да прошлогодние листы.
В ногах шуршало. Пахло прелью.
В истомной лени лес молчал.
Вокруг в тиши незримо зрели
Весны начала всех начал.
И облака счастливой пеной
Вдруг уплывали в синеву.
Ждала земля миг вожделенный,
Втоптав минувшее в траву,
В листву, в бурьян, в сухую хвою…
Берёз объятья горячи!
Но почему же мукой злою
Мне мнятся жаркие лучи?
Испарина… Земля в броженье.
Беззвучен трепет стебелька.
Всё ждёт, всё жаждет пробужденья:
Терпка землица и горька!
Как много прежде обещала…
И манишь сердце до сих пор.
Весна! В ней древнее начало;
Беззвучен вешний разговор;
Невыразимо сладкий запах;
Невиданный и жгучий зов!
И ель манит в объятья – в лапы, -
Припасть к груди зелёных вдов.


       16
***

Не лезет в голову ни живопись,
       ни стих –
С утра я по лесу с этюдником шагаю.
Погода скверная... Хотя бы ветер стих, -
Холодный, северный – не снег ли обещает?
Порою кажется – как будто бы затих?
Но нет! – глядь, с новой силою
       вершины
он качает.
А из лесу попробуй, высунь нос! –
Пронижет до костей, пока этюд напишешь…
Присел на берегу я, у корней берёз, -
За их стволами, где чуть-чуть потише, -
А сверху капли серебристых слёз….
Волна холодная сердито берег лижет.
Места знакомые! – давно я здесь брожу,
Но всюду зоркий взгляд встречает перемены:
Заветных берегов уже не нахожу –
Там лишь седые клочья грязной пены, -
И взглядом горестным невольно я слежу,
Как вешняя река их размывает стены.
И нет на берегу моих родных осин, -
Писал я их не раз осеннею порою,
В те годы давние, как и сейчас один, -
Любуюсь их багряною листвою….
Мне жаль минувшей юности картин,
В неё я ухожу прощальною мечтою.

 
       17

***

Закат горел в лучистых перьях
Среди речных, озёрных вод;
И месяц глубь речную мерить
Упал клюкою жёлтой в брод.

Величием объята мирным,
Вода сморилась как дитя.
Чуть отдавал дурманом тминным
Камыш по тёмным заводям,
Лишь кое-где покрытых рябью, -
А в ряби звёзд зеркальный плен.

Среди кустов лесной «алябьев»,
Робея, пробу снял с «колен».
И вдруг ударил долгой трелью
В уже померкнувший зенит.

Земля огромной колыбелью
Легла в дымящейся сини.


       18

***

Букетик красных георгин
Грустит среди моих картин,
В зеленой вазочке храня
Истому и прохладу дня.

Но спит моя слепая кисть:
И сон – не в сон! И жисть – не в жисть!


       19

***

И нету денег, и нет уже красок;
И дети смотрят с обидой в глазах…
Твори, живописец, во имя прекрасного!
(Но в этом прекрасном так много неясного…)
И в сердце давно уже горечь и страх.

Глупец! ты смеешься, а надо бы плакать.
Пади на землицу:
поплачь, порыдай…
Но горе – не радость. Слеза – не водица.
И чуден в вечернем сиянии край.

А путь живописца неверный и скользкий:
На этом пути ты услышишь лишь вой.
Хлеб будет насущный соленый и горький –
Родимой сторонке не сын, а изгой.


       20

***

Не надо, не надо…
Не надо про это, -
Что много, мол, денег истратил уж я:
От этой бесцельной погони за цветом
Страдают лишь, дети, страдает семья.

Опять говоришь ты о наших потерях…
Опять говоришь ты о нашей нужде.
Я в счастье, родная, давно уж не верю:
Во что же прикажешь ты верить вновь мне?


       21

***

Над просекой прорыв ярчайший –
В голубизну размыта синь:
Смолистая лесная чаща
В корявых росчерках осин.
Перебродивший запах хвои
Льет затаенную теплынь,
Но украшает бурый колер
Изломанный ажур осин.
Муравьи – дельцы лесные –
Целебный источают зной:
Дни наши прошлые – не сны ли? –
Змеятся тенями из нор.
Леса, леса! Ваш шепот древний
Люблю, как гуды в проводах,
Как запах поля и деревни,
И туч бродячие стада,
И в небо вздыбленные рати
В даль убегающих опор…
Луга – мои родные братья,
 А бор – уж сонмище сестер.
Здесь тишиной глуши обласкан
Укрыт дремотою пенек.
Душа – таинственная ласка,
В боль затаившийся зверек.
Здесь потекут во мглу раздумья,
 А шум лесной, что вещий сон,
Свивает потаенно думы
В пленительную нить времен.


       22

***

Белый халат,
Запах больничный…
Как мне знакомо все это давно!
Книга раскрыта
На первой странице,
Словно проклятье – страданий клеймо.

В бело полумраке
Запах эфира.
Страх и тревога в огромном окне:
Солнце кровавое
Пляшет над миром, -
Вечернее солнце в багровом огне!


       23
       

***

Я в старом больничном бараке
С разбитой лежу головой
В житейской бессмысленной драке,
В ушах – отвратительный вой.

Душа вся сгорела в страданьях,
И очи окутала мгла…
Не нужно ни слез,
Ни лобзаний,
Не надо добра мне и зла.

Родные!
Зачем эти слезы
С их мутной слепой пеленой?..

О счастье мечты – лишь наивные грезы,-
Я просто устал,
Мне пора на покой.


       24
***

Я умирал…
Прошло семь лет.
Мне не забыть тот год суровый:
Был не художник, не поэт,
Не слабый был и не здоровый.
Так… Серединка…
Пополам –
Как говорят в деревне бабы.
Сужденья этих строгих дам
Порой что путнику ухабы.
Так тряханут!.. Куда вожжа!..
Не мудрено в сердцах споткнуться.
Кругом в полях снопы лежат,
Колосья спят – им не проснуться.
Срок миновал – и сжат посев:
С ночной росою отшептались
Здесь тьма «адамов», бездна «ев»,
И отлюбив, и отгорев,
С горячим солнцем распрощались.
Но даль все та же: синь лесов,
Вечерние сияют зори…
И много юных голосов
Ведут святые разговоры.
«Жизнь на мази!..»
Вульгарна речь,
Но суть живущего – движенье:
Движенье слез, улыбок, свеч,
В грядущий праздник продвиженье.
А он придет – желанный рай,
Богатством мысли освященный.
Сибирский край. Рязань. Алтай –
Рай удивительный! –
Пусть тленный…

       25

Какой чудесный дар – земля!
Мы не в обиде, что изгнали
Далеких предков на поля
Из райских кущ небесных далей.
И что ж! –
Печали то же рай,
Нам дороги земные боли?
Но лишь одним обижен край:
Как мало в нем сердечной воли.
Плутов избыток…
Дураков и подлецов…
Назад нельзя ли?..
Мечта заветная отцов –
Детей вигвамов, хижин, саллей –
Пока не сбылась: не берут
(Кому же надобны отбросы?)
И вот плуты наглеют, лгут…
Одолевают нищих «SOS»ы…
Ах, простота!
Дубина есть?
Хлеба цепами молотили?
Так почему бы не обресть
Уверенность, свободу в силе.
Как дико!
На материке,
Где небо держат небоскребы,
Жизнь – как в портовом кабаке,
Где слабому ломали ребра,
А половые, что угри,
Служили, хамам угождая:
Основы рабства потрясли
Знамена Октября и Мая, -
Но нет, но нет на свете рая.


       26

***

Я видел странный сон…
То не совсем был сон, -
Как будто явь то сновиденье было:
Во мрак и холод мир был погружен – погасло солнце.
Солнце не светило.

И звезды темные в кромешной тьме блуждали,
С своих извечных сбившися путей,
И где-то в черной бездне исчезали,
Лишенные и блеска, и лучей.

Земля оцепенелая, в промозглой мгле слепая,
Висела в космосе огромной глыбой льда,
Заветного рассвета тщетно ожидая, -
Но утро не пришло, исчезнув навсегда.

Чадили на Земле костры угаром смрадным,
       
Селенья, города – все превратилось в прах:
Жилища бедняков, дворцы царей державных
В последних дотлевали очагах.

Подожжены леса…
Дым облаком смердящим
Укрыл народы, что стенали вопия;


       27

И в хаос погружалася
С былым,
И настоящим,
И будущим злосчастная Земля!


       28


***

Родимый край!
Ты в сердце словно песня:
Ты сердцу мил навеки, отчий край.
Но не скажу:
«Здесь жизнь, что рай небесный.
Живи. Дыши свободой - и «певай».

Я не скажу:
«В Крыму, под солнцем южным,
В лазурных водах в неге бедняки…»
Там чин большой…
Здесь ты больной, недужный,
Лежишь в жару в осоке у реки.

Вблизи Москва – град наш первопрестольный.
Здесь избы… Пропыленное шоссе.
Порой мелькнет:
«Ильич… Аврора… Смольный…», -
На праздничной газетной полосе.

И снова тишь.
Солят капусту в бочках…
Прибьет каблук подвыпивший кустарь…
И многоточие…
А в общем просто точка.
А то на столб повесят, как фонарь.


       29
       
***

Вновь ночи мне стали мучительны –
Мысль просится в рифму да в стих.
Не нужны зоилы-ценители, -
Раздумья мои не для них.

Не им поверяю сомнения,
Не им доверяю мечты.
Пусть будет в часы вдохновения
Со мною одна только ты! –

Бессменная Муза-подруга.
Твой шепот, горячую речь
Пусть слушает втайне округа
В немом ожиданье предтеч.

В дремотном томленье покоя –
Вокруг ни лампады, ни зги…
Таит где-то счастье земное
Свои неземные шаги.


       30

 ***

Хватит якшаться с артелью
Грязных, продажных писак, -
Грянем своею метелью –
Ты же природный русак!

Вьюгу им надобно,
Вьюгу, -
Дикую злую пургу!..
Друга зову ночью,
Друга, -
Только в ответ: ни гу-гу!..


       31
***

Муза призвана петь!
Не аплодировать хамам,
Не сюсюкать в газетах, -
Быть песней сердец.
Ура не кричать
Нерадивым иванам,
Что слили себе
Лживой лестью венец.

Не славить народ:
Указать путь в святое
Глупцам не под силу…
Поникшей травой
Звучит Маяковского
Слово литое
В какой-то надрывной
Тоске роковой.

Вельможные хвалят –
Им много пристало,
И многого жаждет
Властителя грудь.
Возьми трут, кремень –
Пусть ударит кресало
И высечет искру
Возмездья из пут!


       32
       ***

Вверху безбрежные барашки,
Как будто море-океан;
Луна в своей ночной рубашке
Безмолвно смотрит сквозь туман.
Деревня дремлет.
В окнах тлеют
Лампады, люстры, лампы, бра.
Деревья голые чернеют.
Все приумолкло до утра.
Лишь надоевшее бреханье
Бездомных и беззлобных псов;
Лишь завыванье-громыханье
Во тьму летящих поездов
В погоню жалкую за «сроком»,
За «новосельем», за «судьбой»,
За «добродетелью», «пороком»-
В метель и стужу, в дождь и зной.
Судьбы фатальные законы –
Все пьют, что налито, до дна:
Кому обиды, слезы, стоны,
Кому холера и чума.
Кому бесценные объятья,
Награды, почести, чины;
Кому сомненья и проклятья,
И бремя нищенской сумы.
Всем по плечу, всем по заслугам.
Иль жребий… Миссия… Удел…
Кому всю жизнь ходить за плугом,
Кому остаться не у дел…
Все нарекли, всех обязали.
В деревне скажут: «Обрекли».
Того раздели, обокрали,
Того куда-то упекли.

       33

Того не в меру наградили,
На грудь и пузо – ордена.
Кому-то что-то «закатили»
То ли с похмелья, то ль спьяна.
«Вот повезло…», - в раздумье скажут,
Кто пожалеет, кто смеясь:
«Помогут…». «Вытащат…». «Уважат…».
Или затопчут злобно в грязь.
       

       34

       ***

Порой брожу я вдвоем с другом…
А впрочем, где мои друзья,
В какой неведомой округе,
Где их пенаты, где края?
Вокруг приятели и гости,
Да собутыльников толпа:
Без оживления, без злости –
В них только много шутовства,
Амбиции, претензий, спеси…
Он туп, невежествен и горд,
Он много «знает», много «весит».
Он супермен, он шеф, милорд!
Он великан, да не у места.
Он кое с кем запанибрат:
«Ну вот, который был из треста,
Да и повыше есть камрад…»
Два слова молвит – и зевота
Жестоко раздирает рот:
Мол, рано встал, и спать охота…
И врет, и врет, и снова врёт.


       35

       ***

Нет! – здесь не скажешь:
«Жизнь кипит,
И мысли, чувств достаток…»
Здесь уж с полдня мещанство спит
В своих хоромах-хатах.
Душ одиночек не сочтешь:
Что дом – то моя крепость.
И пробужденья уж не ждешь:
До пробужденья – вечность.
Помыть же кости всяк горазд
Соседа, гостя, друга;
Здесь в душах – косность,
В сердце – хлад,
Вокруг снега и вьюга.
Глухое сонное житье,
Квадраты темных окон,
Да самогонное питье –
Похмелье охов-вздохов.
Кто ж познатней – «Хозяин… Он…» -
Иль удостоен власти,
И у того в почете сон:
То ль к счастью, то ль к несчастью –
Не засидится допоздна
В раздумье над поэтом;
Не опечалит и луна
Его волшебным светом;
Не пропоет ему петух
Уже с полночи утро:
Он к горю слеп, к страданьям глух
И поступает мудро.
Страдать бессонницей в ночи –
Бесцельная забава:
В кромешной тьме душа кричит.

       36

О чем кричит, коль все молчи? –
Не разберешься, право…
Лишь «тук, тук, тук» - бессменный друг,
Часы во мраке ночи.
Лишь «тук-тук-тук» - сердечный стук,
Вновь дума сердце точит.


       37

       ***

Стыдно пьяных тускнеющих глаз.
Шёпот грязный тревожит ханжи.
Где-то здесь раньше песня лилась
Средь покосов и зреющей ржи.

Разудалый доносится мат.
В ночь – зловещая мрёт тишина.
Льёт на крыши синеющих хат
Свою тихую ласку луна.

В переулок нырнёт фарисей.
Молча выглянет филер в окно.
Утром тащит в тряпье карасей
Пьянь-сосед продавать на вино.

Вот такая у нас сторона!
В сердце зреет мечта:
Ветчина,
Самогон да чужая постель
(В душах царствует скука да хмель…)
Вот об этом на сердце метель…

Вот таков наш космический век!
Вот такая души высота!
«Что ты хочешь?
Скажи, человек?»
Промычит:
«Спать да жрать досыта…»


       38

 ***

Сосед напротив мирно спит,
А утром скажет:
«Встал я рано…
А ты все спишь, бездельник…
Стыд!»
Стыдись здорового болвана.
Напутствий добрых к этим нет,
И не скажу я им «Простите».
Жизнь протекла, как жалкий бред
Из обветшалых «святых житий».
Написано так на роду
Иль плохо чтил «ученье века»:
Мой дед в семнадцатом году
Не спас от зол лихих «эсдека».
Да мало ли у нас грехов! –
Нам бы и в боли грешить впору:
Порой до третьих петухов
Я не смыкаю глаз от горя.
Бессильной яростью объят,
Готов вершить в ночи расправу,
А рядом дети, дети спят, -
Какую им я сею славу!
Не торопись…
Твоя свеча
Сама дотлеет в час печальный…
Мы здесь должны лишь отмечать
Ее рожденье –
Срок начальный.


       39
***

Ты не жалей, что муза дремлет –
Пусть сердце спит. Душе – покой.
Стихов невнятен детский лепет –
Коль грусти нет, коль стих не злой,
Не величав, не искрометен,
Как блеск весеннего ручья,
А равнодушием сработан,
Чтобы сказать, мол, есть и я.
И я живу во мгле подлунной,
И я чешу свои бока…
И я был светлый, чистый, юный
До сей поры, пока… Пока…
Пока злословье, зависть, слезы,
Смешавшись в гибельный коктейль,
Не погнали под сень березы,
Под сень дубрав, под сень ветвей,
Чтобы забыть плетей науку:
Наука жизни так горька,
Что жмешь ветвей немую руку,
Целуешь молча облака,
Глядишь в дупло, как в зрак доверья,
Трясешь по-дружески кусты,
Но жало злобы и безверья
Уже не вырвешь: ты – не ты!
Тебя обкрали… Все разбои…
Разбойничает жизнь как встарь;
У нас без лжи, без мордобоя
Не жил ни конюх и ни царь.
Беги, беги!
Чем гуще кроны,
Чем глуше топь лесных болот –
Тем ниже жалкие поклоны,

 
       40

Тем перст больнее бьет в живот:
Лишь бы очиститься от скверны…
Лишь бы обресть былой покой…
Пусть все святое легкой серной
В душе придет на водопой.
Я позабуду дни ненастья,
Я позабуду боль и кровь –
Я обрету былое счастье,
Надежду, Веру и Любовь.
Уйди, тоска!
О, прочь, наука,
Что источила сердце, ум!
Глухая ночь. И скука, скука…
И дум несносных долгий шум…


       41

***

Бессонные ночи – злые ночи,
Вы где меня подстерегли?
Вы иссушили сердце, очи,
Вы тайно казнили и жгли.
Душа в кромешной мгле изныла:
«Приди, приди скорей, рассвет!..»
Вотще взывала и молила –
Покоя, счастья снова нет.
Вокруг тернистые дороги,
Непроторенные пути.
Я вновь в смятеньи, вновь в тревоге, -
Куда пойти? И с кем пойти?
Куда идти, к каким вершинам,
Где этот вечный идеал,
Что начертает внуку, сыну,
Последний смертный мадригал?
Что вознесется нерушимо
И недотступно как звезда,
И ты, отвергнув ложь, рутину,
Восторженно прошепчешь –
Да!


       42

***

Я говорить могу стихами.
Прошу вас, ставьте мне вопрос.
Я не зеваю с петухами
И не дарю букет угроз,
Не выступаю на собранье
В позе заученной «борца».
Благословенно дарованье –
Призвание певца-творца.
Благословенен рок мой жалкий,
Не отвергающий хулу.
Мне дамы почести-фиалки
Не возлагали на главу.
Богат путь терниями к славе –
Так исстари здесь повелось,
Но злопыхателей ораве
Я брошу в рожи боль и злость.
«Поберегитесь!» – не краснея,
Без робости им говорю.
Строчит напрасно ахинею
Сосед в доносах королю.
Я – Прометей! – прикован к боли:
Печалей гнусная скала.
Певца нетрудно лишить воли…
Но кто очистит мир от зла,
Как не поэт – народа разум,
Народа сердце он и кровь.
За все страданья, муки ада
Я подарю вам лишь любовь…

       43

***

Не удивляйтесь! –
Дар могучий
Я выплакал: Парнас как кость
Мне бросил лиры звон певучий,
Присовокупив к лире злость.
О, не завидуйте! Я нищий –
Делить чины не привелось.
Мое роскошное жилище
В романах хатою звалось.
Не посылал себе подобных
Красть землю, воздух, небеса;
Не жалил чистых и свободных
Отравой рабства – как оса
Или паук парализует,
Впрок ядом жертву напоив.
Нет, нет! – я в этом мире сует
Любил лишь свет да лепет нив.
Теперь я, властелин беспечный,
Караю смертью мух, клопов,
Глава семьи в пять едоков,
Считая с тещею, конечно.
Мещанка – улица моя.
Насупротив, через дорогу,
Стоят, тревоги затая,
Дома – семейные остроги,
Все в купах яблонь, вишен, слив.
И через дом (но непременно)
На жердь поставлена антенна:
Телевизионный строй средь ив.


       44

***

Поздравляю, Россия!
Ты выспала сына
В своей непроглядной ночи –
Душою скитальца,
Судьбой славянина –
На русской широкой печи.

Под лапотный бред,
Под соломенный отзвук
Крестила росою во ржах.
Луна чернецом проводила на послух,
В дорогу кобылой проржав.

Осталось в тумане родимое стадо,
Вдали где-то луг и село.
И жизнь потекла,
Как страда и награда –
Легли в закрома боль и зло.

И золото было:
Осенние листья
В душе опадали казной:
Судьбины повадка как метина лисья
В снегу под ядреной сосной.

Отметила сына печатью страданий,
Он рад – величава печать!
И вышел он в путь
Вековечных скитаний,
Чтоб новое семя зачать.


       45

***

Я не шучу!
Я знаю силу:
Я подобрал могучий дар.
Пусть муза славу износила
Певцов Боянов, русских бар;
Пусть стороною где-то бродит
Ее певучая краса:
Я знаю – слышатся в народе
Иных пророков голоса.
Остановись! – повелеваю, -
Приникни к пастырской руке:
Я за униженных страдаю,
Повиснув в петле на суке.
В дождях я вижу ваши слезы,
Роса – ваш горемычный пот!
Продажной бабою в обозе
Луна за звездами бредет.
И прошивает тьму ракета –
В нее продета славы нить;
Как на белье, на небе мета,
Кому стирать, кому носить.
Я покорю народы музой,
Взнуздаю Лирою сердца,
Рукою грубой заскорузлой
Простонародного певца.
Не испугает лоб всесильный
Кумир от кисти иль резца,
Холуй военный иль цивильный
С клеймом незримым подлеца.
Мне подлеца высокомерье
Не боязно – начхать на гнусь!
Я заслужу твое доверье,
Твою печаль, родная Русь.
 
       46
 
***

Мечты!
Нелепые мечты –
Безумца дерзкие причуды:
Нескромность мы ведь больше чтим,
Как чтил сребреник Иуда.
Вы извините за памфлет,
За архаические бредни:
Я вам открою свой секрет,
Зачем я здесь, худой и бледный.
Уж двадцать лет прошло с тех пор,
Как, отбыв в школе срок докучный,
Я вышел в свет. «…Ученье - вздор!.. –
Мне мыслилось, - работать скучно…
Я даровит и цель ясна:
Занять достойный пост под небом».
Теперь в лесу кладет сосна
В ладонь мне шишки вместо хлеба.
Я подаяньем этим сыт,
Молюсь «пенатам» за щедроты,
Но сердцем болен, и разбит
Судьбой на скользком повороте.
Жизнь пролетела…
Краток миг
Страстей, желаний, вожделений,
И в зеркале я вижу лик –
Я вижу там былого тени:
Невнятные следы друзей,
Следы былых моих мечтаний…
Жизнь – это встречи, ожиданья,
Но расставаний больше в ней.
В ней больше мук, в ней больше боли –
Растоптан будет идеал,

       47

Коль не закон, а своеволье
Ты в путь с собой по жизни взял.
Мечту – лишь труд достойно нянчит,
Надежды – верность лишь растит.
Пусть будет вечно барабанщик
В твоей груди,
Пусть он не спит!


       48

***

Сон – словно бред, словно тяжкий кошмар, -
Проснулся с немыслимой болью…
В глазах – лихорадочный гибельный жар,
В них вены наполнены кровью.

И в сердце… Безмерная в сердце печаль!
Страданья безмерны.
И слезы не новы…
Мне жизни, мне жизни бесцельной не жаль, -
Но кто же, кто снимет мне долга оковы?

Какая немилость!
Какой злой урок!
Где этой юдоли, скажите, преграда?
Где долгим страданьям неведомый срок,
Терпенью земному – земная награда…


       49

***

Отчаянье порой охватывает меня –
Куда же я иду в безумии своем?
Когда кругом уж ночь…
Тревожно спит земля,
И, кажется уже, – мы грезим,
не живем.

И я, слепец, бреду.
Недобр мой поводырь,
Но накрепко моя зажата им рука.
Взирает на меня
Холодный чуждый мир, -
В безумной голове минувшие века.

Тоска, тоска…
Печаль…
Тревога без надежд:
Смиренье иль борьба? Мне вновь не выбирать.
Хотя, живя в кругу тоскующих невежд,
Мне хочется порой смеяться иль рыдать.

И так проходят дни:
Порвется где-то нить…
Зайдет, быть может, друг
На скорбный прах взглянуть.
Мой друг, не говори,
Мол, так не надо жить…
Душой не осуждай чужой, пусть блудный, путь.


       50

***

Зажги во мне огонь свершений
Тот, кто обрек меня на гнет!
Довольно зреть людские тени –
Дай мне увидеть мой народ.
Готов увидеть пепелище
Там, где пасется мещанин:
Покров святой во тьме отыщет
Его потомок, правнук, сын.
А здесь, а здесь… Косые взгляды
И злобный шепот за углом.
Назвали мы ворота ада
Под горький смех – «родимый дом».
Сооружаем царь-палаты,
Очаг курит зловонный смрад.
И поплелися молча хаты
Со всем грядущим на закат.
Исчезни, дух слепых творений! –
Им опозорена земля.
Ждут поступь новых поколений
Во мгле тревожно тополя.
Но не идут…
Кругом светает,
А по углам все та же тень.
Все та же темь!
Все та же темь
В людские души заползает…


       51

***

Ты – рыцарь удачи, -
Здесь царствует сила.
Зажми свое счастье в кулак.
«Избранник природы» – убийца, громила,
А «баловень счастья» - варнак.
Слепое доверье, наивную веру
Из сердца без слез изгони.
Твои упованья – пустая химера,
Вокруг трезвым взглядом взгляни.
Но помни! Отчизна – вот наша святыня,
Для ней ничего не щади.
Что сердце тревожит, что гложет доныне–
Оставь навсегда позади!
Пойми! Там, в грядущем, все втайне зачтется –
Не понят ты временно, друг.
Кто к цели заветной безудержно рвется,
Тот избран в число верных слуг.
А здесь мы все слуги, все пленники долга,
Нам званье дано – человек.
Коль честь оправдаешь – томительно - долго
Продлится твой суетный век.
И если забудут, ты скажешь –
Все благо,
Всему предначертан конец.
Слеза очищенья – бесценная влага,
Раздумий заветных венец.



       52

***

Я построю мир свой!
Я воздвигну палаты!
Я в них заночую. Я в них подожду.
Не буду жалеть я былые утраты
В своем эфемерном и пышном саду.

Вокруг как громады темнеют купины,
Вода в родниках, словно горный хрусталь.
Ковром изумрудным покрыты долины
И нежится, нежится синяя даль.

Призыв соловьиный чарующей трелью
К кому-то взывает, куда-то зовет.
Под старой лохматой раскидистой елью
Орешки кедровые белка грызет.

В бассейнах зеркальных, как сонм белых граций,
Лебедушек стаи бездумно плывут.
Под сенью зеленых кудрявых акаций
Свиданья красавицы трепетно ждут.


       53

***

Души поэтической
Тайные грезы…
Кто их разгадает, тот сердцем поймет
Таинственный шепот родимой березы
И чувств
Нестареющих
Гнет.
Все слушал и слушал
Я шум леса тайный,
По тайным тропинкам бродил.
Довольствуясь встречей
С любимой случайной, -
Я тайно страдал и любил
Глядел молчаливо на пламя закатов,
Изгнав прочь тревогу и страх.
И слушал в ночи
Как грохочут раскаты…
И молнии пляшут в кустах!
Разверзлось в полночи бездонное небо –
Один я в безбрежной глуши!
Поклонник старинный
Мятежного Феба –
И раб непокорной души.
 

       54


***

Как в храме торжественно гулко вокруг
В лесу под зелеными кронами.
Лишь ели-старухи, взгрустнувшие вдруг,
Встречают кого-то поклонами.

Бормочут о чем-то на ветках листы,
Трава молчаливая стелется;
И грустны, печальны, тревожны мечты –
И в светлое больше не верится.

В томленьи-страданьи родимых берез,
В дремотном вдали кукованьи –
Бесценные капли младенческих слез
С минувшим свиданье-прощанье…


ОДИНОКИЙ, БРОЖУ ПО ТРОПИНКАМ ЛЕСНЫМ


       55

***

Опушка лесная – как будто бы паперть –
Иду, под собою не чувствуя ног;
Лежит под ногами зеленая скатерть,
И нет здесь ни злобы, ни лжи, ни тревог.

Зеленому храму чужды песнопенья –
Здесь громко молчанье с душой говорит;
Бормочут лишь листья скупые моленья,
Да свечкой береза родная стоит.

В чарующей дымке туманов росистых
Мерцает роса на траве как хрусталь.
И в помыслах светлых,
       страданиях чистых,
В душе изнуренной витает печаль.

Печалью, печалью все в сердце повито…
Бегу я в леса от забот шалаша:
Лишь здесь в глухомани у тайного скита
От суетных дел отдыхает душа.

Лишь здесь забываю я смертные муки,
Лишь здесь утихает на сердце гроза.
К кому-то взывают бессильные руки,
И молит кого-то беззвучно слеза.


       56

***

Ветер треплет листву…
Серебрит глади луж…
Бесконечное листьев лобзанье…
И такая вокруг беспробудная глушь,
Что бесцельными мнятся страданья.

И бесцельными кажутся слезы утрат –
Все объято томительной скукой.

И цветы луговые безмолвно глядят
С непонятною тайною мукой.


       57

***

Одинокий, брожу по тропинкам лесным,
В глухомани здесь прячу тоску.
Над моей головой тихий шепот листвы
Да вдали где-то слышно – «ку-ку».

Тишина и покой. Окропила роса
Паутинки непрочную нить.
И прильнула к ручью молодая лоза,
Чтоб воды родниковой испить.

В шаловливых холодных отсветах воды
Я ловлю молчаливый привет.
И ищу здесь вокруг дорогие следы
Позабытых отроческих лет.

Все шепчу невпопад…
       Что-то молят уста,
А в глазах бесконечный вопрос.
И мерцает роса на зеленых кустах
Сиротливым сиянием слез.


       58


***

Лесная гущина, валежника тлен сирый –
Неведомая жуть непроторенных чащ;
Вдыхает полумрак болотистую сырость
Из застоявшихся прозеленевших чаш.

Запаутиненных загадочною тишью
Уснувшей на века, до встречи с топором,
Лишь потревоженных
       из гнезд
       упавшей дичью
Да сорокою оброненным пером.

Здесь словно дух витает древней эры –
Величие отпрянувших веков:
Как сновиденье выгоревших серых –
Минувших дней тома черновиков…



       59

***

Печальные минуты…
Скорбь разлук
Невольное рождает размышленье.
Лесная тишь, озер зеркальный круг
И листьев неумолчное движенье.

В лесной дубраве прели аромат,
Поганок ядовитые призывы
И зной полян: зелено-желтый плат,
Оброненный плакучей грустной ивой.

Я здесь один…
Минуты, дни, года –
Я здесь один в томительном волненье.
Лишь просекой проносят провода
Свое пчелоподобное гуденье,

Да окна неба в зелени листвы
И праздничные рати белых юбок:
Стволы берез – безмолвные стволы –
Родных берез, моих лесных голубок.


       60
       
***

Я слышал, как сойка кричала вдали –
Был звук непонятен и дик:
То голос печали иль голос любви,
Иль просто тоскующий крик?

А рядом кукушка уселась на ель
И громко шепнула: «Ку-ку!»
Какая у ней непонятная цель,
Зачем это грустное «Ку»?

И шум бесконечный дубравы кругом
Зачем мое сердце томит:
Какую бесценную быль о былом –
Иль быль об отрочестве,
       детстве босом
Лес помнит и свято хранит?

Его я прошу:
Мне на ушко шепни,
Мне тихо и долго шепчи
Про те дорогие и дивные дни…
И лучше не надо. Не надо,
Молчи!


       61


***

Жизнь – словно дальние страны
В серой дорожной пыли.
Пьяный я веснами, пьяный –
Хмель принесли журавли.

Снова брожу одичалый,
Купол небес в синеве;
Роща в косыночке алой
Ждет соловья на заре.

Глупый! надеюсь и верю
В преданность девичьих рук:
Только в зеленых деревьях
Дятла лишь слышится стук.


       62

***

Запах тумана, болотная жуть
Мне чем-то давнишним вливается в грудь.
Увидишь – и дрожью, как болью, проймет:
Былого нам сладок и горестен мед.

А в этих весенних и мглистых кустах
Под каждою веткою зыбится страх:
То тени младенчества, их грустный зов –
Далеких, неясных мечты голосов.

Она вечно бродит и, кажется, ждет:
Которую весну!
Который уж год!


       63

***

В лесу куковала кукушка –
Моя потайная подружка.
Листвой шелестел свежий ветер,
Был лес неприветливо светел.

Над лесом небес пелерина –
Скупая родная картина:
Весна словно с осенью схожа –
Тепло-мимолетный прохожий.

Грущу. Хоть грустить надоело –
Да в сердце давно наболело,
Но тайна лесной глухомани
Меня все по-прежнему манит.

Березы, родные сестрицы,
Стоят словно в горе вдовицы
И шепчут, и шепчут на ухо,
Что здесь так печально и глухо.


       64
       
***

Какой-то скрип мышиный в сердце…
В лесу теплынь. Парная тишь.
Да, бусурмане-иноверцы,
Жрут комары.
Не постоишь!
Облепят. Воют зло, противно –
И прелесть леса не мила.
…И дума тайно, невидимо
С несносной силой сердце жгла.
Багряно рдело в соснах солнце:
Оранжеватость жгла стволы.
А неба скудное оконце –
Как будто баба: из полы
Пузырились и рдели тучи –
Их заревая влага жгла.
Вела дорога в лес дремучий.
Слепили лужи встречь колюче,
Дробясь осколками стекла.
Лишь чащи голубиным стоном
Порою лили фимиам.
Зеленой мглой курились сосны –
Как свечи!
Зелен, темен храм.



       65
       
***

В лесу тревожно, неуютно.
Волнует душу тайный страх –
Я озираюсь поминутно,
Я недругов ищу в кустах.

Кому я нужен!..
Просто ветер,
И запоздавшая весна,
Да гарь, что здесь нежданно встретил,
 И ночь, прошедшая без сна.

Да непонятные угрозы
И боль, возникшая в груди,
И сутолока нудной прозы,
И Бог весть, что там впереди…

Но в сумрачном лесном стоянье
Берез, осин, сосновых крон
Все ж чудится весны дыханье
И почек тихий перезвон.



       66

***

Была бы рядом Муза…
Но Музы рядом нет:
Есть только тяжесть груза
Давно прожитых лет;

Есть горечь сожалений
Да совести укор.
И я – не шут, не гений,
Не чистоплюй, не вор –
Один в безлюдной чаще
Веду с природой спор.

В ветвях кукушка плачет,
Бормочет сказки бор:

И в этом бормотанье
То удали раскат,
То горькое рыданье,
То прошлого набат…



       67
***

Лес весенний ропщет глухо –
Словно стон печальный шум.
Вновь томлюсь мятежным духом,
Вновь душа во власти дум.

Шаг за шагом, метр за метром
Тянется унылый путь.
Как петлей весенним ветром
Хилую сдавило грудь.

Птиц беспечных щебетанье,
Словно скорбное туше,
Словно горькое рыданье
В обезумевшей душе.

Снова я не сплю ночами,
Вновь огнем душа горит.
В очи черными очами
Провидение глядит.


       68




***

Ночь.
Но в душе нет ни сна, ни отрады:
Снова раздумья тревожат меня.

Лишь за окном равнодушно цикады –
Цикады в ночи равнодушно звенят.

Чуть шепчет листва задремавшего сада.
Виденья…
Виденья со мной говорят.



       69

***

Одолевают вдруг виденья…
Мой друг! Не знаю я покоя:
Все тени, тени – бродят тени,
Как наваждение лихое.

Приходят долгой вереницей.
Что нужно им? – и сам не знаю.
Все лица, лица – чьи-то лица,
Во тьме безмолвствуя, взывают.

Друзья ли?.. Давние подруги?..
Иль просто те, кто рядом жили…
Иль это дьявольские слуги
В ночи выматывают жилы!

Все боль моя!
Постыдный ропот
О прошлом тщетных сожалений:
Как запоздал ты, горький опыт…
О тени, тени! –
Чьи вы, тени?



       70
       
***

Муза! -
приди ко мне в эти минуты –
Я цену сполна заплачу.
Но кто-то брезгливо махает мне, -
- Ну, ты!.. –
И я, отступая, молчу.

Чернильная тьма! –
Каково в ней увязнуть,
Бездыханье слушать ночей.
Луна за окном, безмятежная, дразнит
Таинственной негой лучей.

Зовёт златоокая.
Чудная нежит
Просторы родимых полей,
И льётся в лугах чем-то юным и свежим, -
Мне капельку счастья пролей!

Меня приголубь.
Позови на смотрины –
Я буду доверчиво ждать.

Кто руку пожмёт,
Кто потянется к сыну
В холодную злую кровать?



       71
***

Долю злую –
Крестьянскую долю,
Навязала мне в шутку судьба:
Клок земли – это, значится, «поле»,
Под «железом» - гнилая изба.

Сад вишнёвый… Крапива в задворье…
И вода розовеет в пруду:
Заревое родное раздолье
Вечер водит, купаясь в пруду.

Трактора: за оврагом – «усадьба»;
И мазутная тяжкая вонь…
Разыгралась кошачая свадьба,
Ветер рвёт краснотала гармонь.

Две церквушки. Их кличут – «соборы»;
Из лугов на село чудный вид.
Рыбаки – браконьеры и воры! –
Потеряли и совесть, и стыд.

Ночью тёмною сердцу не спится;
Небо синее – словно вода:
Из дали в плёс зеркальный глядится,
И зовёт, и печалит звезда.


       72
***

Проснулся…
Был сон как всегда неспокоен.
Лишь позднее солнце ласкает меня.
Холуй обнищавший – не пахарь, не воин, -
В усталой душе без любви, без огня.
Изверившись в жизни, святые молитвы
Я предал бездумно, тоску обретя:
Поверженный рыцарь в пылу грозной битвы –
Иль злое, проклятое всеми дитя?
И в страхе бесцельном тоскуя безмерно
Один – все один!
По тропинкам брожу.
«Все клятвы пусты.
Все обеты неверны!» –
Себе как молитву твержу и твержу.
Где путь свой найду?
Где колени преклоним? –
На чью, друг, скажи, опереться мне грудь…
Антон-горемыка!
Аника ли воин! –
Какая вокруг непроглядная муть!



       73
***

Поверженный!
Я не затем воспрянул вновь,
Чтобы поднять, сдаваясь, кверху руки.
Но вновь мне тяжело, бежит из раны кровь,
И сердце вновь скорбит в объятьях смертной муки.

Опять передо мной проходят вереницей
Толпы юродивых, вновь слышу вопль кликуш:
Листаю в тишине минувшего страницы,
А здесь вокруг меня безжизненная глушь.

В унылой тишине беззвучно плачут окна,
Храня от всех втайне безмерную печаль;
На выжженных лугах коричневые копны
В безудержной тоске бегут куда-то вдаль.

Синеет в дымке лес чистейшим самоцветом,
Тая бесценные надежды и мечты.
Но верится с трудом, что здесь минувшим летом
Цвели и нежились на солнышке цветы!


       74
       
***

Я был свинопас.
Заливные луга –
Луга без конца и без края.
В кустах ивняка что-то шепчет река
Водою кристальной играя.

Песок золотится в предутренней мгле,
Дорога петляет полями.
Три брата в родимом и нищем селе
В колхоз нанялись свинарями.

Ты скажешь:
«Добро! Послужить первый раз…»
Так это ж красивые речи.
Меня называли в селе «свинопас»,
Девчонки дразнили при встречах.

Четырнадцать старшему было тогда,
Мне десять… А брату двенадцать…
В тот год мы навек полюбили луга –
Забыли лишь плакать, смеяться.

Друзей стало меньше: исчезли все вдруг.
Мальчишка! босой и угрюмый –
Трава луговая да ветер твой друг,
Ты им доверяй свои думы.


       75

***

Ветры, ветры!
Разносят по свету
Запах деревни, лугов и садов.
Дождит в душу лето
Пахучим приветом
Разбросанных в пойме зелёных стогов.

Купаются зори
В заросших озёрах,
А месяц за ними по сини спешит.
Росу рассыпая,
Вздыхают просторы,
И каждая капля в былом ворошит.

Аукнула выпь за рекой в Лебедином…
Тревога по логам
В лугах пронеслась.
Томят дергачи в ночи лепетом дивным,
И в заводи всплыл,
Ил покинув,
Карась.


       76



***

Дорога нитью лучезарной
Сквозит в лугах из края в край,
Дурманит щедростью угарной
Озерный синий каравай.

День летний, солнечный, высокий
Роняет вниз голубизну.
А солнце шарит по осоке
И ловит тени на блесну.

Швыряет ветер по равнине
Горстями отблески небес –
Лишь хмурятся порой низины
Да щурится на взгорке лес.



       77


***

Поляны рыжие средь неба, -
Как острова в лазурных водах.
Заря печёт ковриги хлеба,-
И колосится спелой рожью.
А мать земля шесток зелёный
Уж порошит золой туманов.
В зените месяц золочёный,
Что бляха синего кафтана.
Рубин кровавый светофора
В оправе звучной леса, дали…
Стоят бетонные опоры,
Согнув, в поклоне, дуги стали.
В домах распах призывный окон –
Глядит заря в немые тени,
И лиловеет смутно локон
Среди кустов цветов сирени.


       78

***

Цикадные трели, зари цвет певучий –
Лежит в небесах рыжий кот,
Луна – глаз в прищуре:
Зрачок желтый жгучий
Зажег в синеве небосвод.

Такая теплынь!
Тишь, трава притаилась.
Томится медовая рожь.
И с вечером слитно тропа заструилась,
Скрывая лиловую дрожь.

Бескрайняя пойма. Застыли озера,
Вкруг копны пахуче влажны.
Глядится в зенит затуманенным взором
Росистая сырость ложбин.

Лежит рядом стали кайма дуговая,
Цепочка огней – поезда;
Лишь ведает вечер, трава луговая,
Чья с неба скатилась звезда.

Звенит комариное пенье-докука,
Луны пучеглазье во ржи
Лучится росой:
Колос вызревший сушит
И россыпью искр ворошит.


       79


***

На горе, где «Барский дом»,
Дремлют липы над прудом.

Был за домом «Барский лес», -
Зреет рожь. Да синь небес.

И глядит с горы в луга –
Там озера и стога.

Пойма в россыпи огней,
Стон в ночи коростелей.

Перепелки до утра
Повторяют: «Спать пора!»

Мчатся рядом поезда,
И глядит на них звезда.

Светофор – зеленый глаз
Приглашает: «В добрый час!»

       
       80


***

Вот здесь твой край,
и здесь твой дом;
поля, где бегал босиком,
срывал цветы,
грыз кочеты.
В пахучем сене под навесом
Смотрел пленительные сны.
В студёной речке, там – за талом,
что укрывает берега,
печальный месяц в небе алом,
повесив сонные рога,
водой холодной умывался:
и ты когда-то в ней купался…
Здесь тишь да гладь, лишь на стремнине
порою рыбина плеснёт;
в туманной мгле вдали равнина –
там кое-где огонь блеснёт:
костров рыбачьих молчаливый
безвестный дружеский маяк, -
простой, загадочный и милый,
как друга сокровенный знак.


       81

***

Выйдешь скот пасти в ночное –
Пахнет сеном: скирд… стога…
Луна тёлкой озорною
Синь поддела на рога.

Тьма зыбуча. Даль в тумане.
Чавканье в озерах, всхлип…
Луна в омуте-стакане,
Глядь, полощет свой язык:
Притомилась…
Луг пахучий
Источает ласку, зной…
Все тревожит сердце жгучей
Русской зрелостью родной.

Каплет вниз звезда в тумане.
Промычит коровой выпь.
Камыши плывут и тают
И беззвучно канут в зыбь.

Бисер света! Вся округа
Перемигнется в ночи.
Раскричалися на луге,
Истомились дергачи.



       82

***

Все прозрачнее летняя синь –
Голубится на небе вода.
Надкусила луну-апельсин
Синева звезднозубого рта.

Зреет, светится лунная снедь,
Блеск огней вызывая на спор,
Словно хочет «ночницей» взлететь
В убегающий звездный костер.

Поезда о разлуке поют,
Вслед вздыхает июльская рожь.
Но напрасно столетьями ждут
Звезды гостью в холодную дрожь.

Ночь идет по тропинкам земным,
Спит вокруг богатырская Русь.
Лишь озера с вопросом немым
Здесь заглянут в душевную грусть.



       83

***

Июльские грозы…
В них спелое лето
Могучею силой влечёт:
Зигзаги в ночи беспощадного света –
А сердце раскаянье жжёт.
Жжёт сердце укор:
Мать – землица родная,
Зачем так безмерно красна?
Зачем в синеве, бесконечно страдая,
Грустит величаво луна?
Как росчерк хорош!..
Расплясались зарницы,
Удар – и безмерная тишь…
Попряталось всё,
       нет ни зверя,
       ни птицы –
Лишь дрожь молчаливая крыш.


       84



***

Россия равнинная…
Синие дали.
Просторы полей и лугов.
Вот здесь были рощи.
Там ивы стояли
Среди золотистых хлебов.

И все в этой сини,
И все в этих далях
Тревожило душу как зов:
Призыв вековечный мы сердцем слыхали, –
Как манит родительский кров!

Я пел бы и пел эти звонкие дали,
Да бархат травы,
Крыш багровый настрой –
Пока бы вдали у порога не встали
Кладбищенский крест,
Тихий, тихий покой…

       
       
       85

***

Боже мой! Боже мой!
Видно сильно я грешен –
Мне иные пути не даны.
В синем небе
В тени величавых черешен
Вызрел плод небывалый
Оранжево-красной луны.

Заневестилась снова
Копна на обкошенном луге –
Повенчает ее на заре
Свежесметанный стог:
Проводите ее в путь осенний, подруги,
Испеките в дорогу
Заката румяный пирог.

И когда в полумгле
Спать придут по ложбинам туманы –
Не увидеть вам песен
Июльских рыбачьих костров.
Улетайте на юг лебедей, журавлей караваны –
Я один встречу здесь
Белых зим молчаливый покров.


       86



***

Я зачахну с тоски на чужбине –
Что мне жизнь, коли сердце вдали!
Я б хотел умереть под овином
Милых пашен родимой земли.

Где вздохнет хлебным запахом жито,
Убежит в куст, тоскуя, стерня.
На горе вы меня положите –
Каждый кустик здесь знает меня.

Исходил леса, пажити вволю –
Кто здесь песен тоски не певал!
Кто здесь счастья цыганскую долю,
Как кольцо в старину, не терял…

Эх, просторы! – родные просторы,
Насладиться душе не дано…
Льет закат в ненасытные взоры
Своих красок хмельное вино.



       87

СИРЕНЬ ТРОПИНОК В ПОЛЕ УВЕЛА


***

О, ширь луговая!
Поля и дубравы –
Здесь сердце навеки в плену.
Закат, как молитва родимого края,
Зовёт в терем неба ко сну.

Мазистою синью прописаны дали,
Эпически бледен закат.
Как многих с тоской
Здесь поля повенчали
У этих поруганных хат.

Как многих они увели
В час полночный –
Растаяли лица в дыму:
Магический круг!
Дух эпохи порочной! –
Иль что-то ещё?
Не пойму…


       88



***

Крапива… Задворки и гузно в крапиве –
Какая далекая детства пора!
Штаны как «штандарт» на раскидистой иве
Висят под ребячье «ура».

Летят в небе тучей комки глины, грязи, -
До вечера тянется бой,
Пока за бедовые злые проказы
Дед внукам не всыпет «отбой».

Во тьме разбегутся вояки по хатам –
Июньская ночь коротка.
А завтра опять с голым пузом «солдаты»
В атаку пойдут на бока…



       89

***

Когда это было?
И было ли это…
Иль это, простите мне, сон?
Но верить хочу в то я верой поэта,
Что в жизнь беспредельно влюблен.

Да! Было и детство,
Было и солнце,
И лук был, была тетива.
А в домике было с аршин лишь оконце,
И в небо летела стрела.

И были за речкой высокие травы,
И прятались раки в норах:
Мы часто бродили ватагой в дубравах.
За раками лезть – просто страх…

Но где же та речка? И где же те раки? –
Как будто прошло сто веков.
Иль память об этом – лишь сладкие враки
Под вечер смешных стариков…


       90

***

Никуда не уйдешь от себя…
Эта истина всем нам знакома.

Я пасу по ночам жеребят
И грачей слышу праздничный гомон.
Все пытаю бесцельно судьбу:
«Это детство во сне ль мне досталось?
Или в сказке гнилую избу
Гнал куда-то в печаль зорьки парус…
Подрумяненный гарью закат
Припорошенный пылью туманов».
Все гляжу я ночами назад –
В миновавшего вечную рану.

А какие там были луга!
Месяц молча ворочался в луже.
И росой умывались стога.
Крался в зарослях стынущий ужас…

В синих высях, в дремотных ночах
О грядущем отгрезили звезды.
Коростель где-то в далях зачах,
Не слыхать на болотах удода.

Но по-прежнему тот полукруг
Пилит синью лесов поднебесье.
Все спешит в бездну Млечности дуг.
Бродит месяц – пастух звездных весей.


       91

***

На Пуковской горе, в тени берез кудрявых
Я вижу холмик, дерном обложённый,
Ив памяти невольно возникают
Черты, навеянные детскими годами.

Я вижу мать, простертую у камня –
Приметы скорбной памяти о близких…
И вопль ее сиротский безутешный,
И слезы горькие ребенка рядом с нею.

Исчезло все во тьме годов минувших.
Зарос тот холмик муравой зеленой,
Но жаль мне их – безвременно уснувших
С глазами юными и с сердцем, в жизнь влюбленным.



       92
***

Бродишь в лесу.
Выйдешь вдруг на опушку –
Вокруг ни души, рядом спят зеленя,
Лишь, словно бойцы, позабытые дружбой,
Летят удобрений два рваных куля.
Рассыпалась пасть – забелели как кости,
Томит вероломства неведомый знак:
Вот так и тебя на безвестном погосте,
Поэт, потеряют бездумно века.
«Пустое… Пустое… – мне лес
       рядом стонет, -
А вечно траве на земле зеленеть,
А вечно дубраве листвой шелестеть
И класть здесь земные поклоны?»
В зеленой молитве поэзии шум –
Извечный сонет поколений.
И я не грущу: в меланхолии ум
Лишен прозорливых видений.
Бежит вниз тропа среди юных хлебов,
Холмы – будто сытое чрево.
Лишь слышен листвы
       опадающей вздох –
Желтеющих листьев напевы.
Томит холодок…
Чуть видны впереди
В молочно-лиловой оправе,
Как след поцелуя на женской груди,
Багряные тени в дубраве.
Бежит вниз тропа –
Глиноземная Русь! -
На склонах - зеленое поле:
Минувшего лета осенняя грусть
Легла на родное раздолье.

       93


***

Осенние ветры!..
Звучащие листья –
Их шорох и золота рябь.
Луна – словно мордочка хитрая лисья,
А солнце –
Плывущий заморский корабль
По светлой и вспененной бурями глуби,
Под парусом звонким осенних берез.
И день –
Как ромашка на выцветшем луге –
Прозрачен,
Лучист
И белес.



       94

***

Как я люблю этот шорох осенний! –
Шелест листвы, увядающих трав
И посветлевшие робкие тени
Забронзовевших дубрав.

Вот паутинка взлетела над лесом –
Жизнь отсчитала ей сладостный миг:
И зазвучало на небе белесом:
Мир бесконечно велик!

В кронах из тени ей вторит синица,
Где-то в груди оживляя слегка,
Что по ночам мне давно уже снится –
Жизнь без любви коротка!

В смену времен и людских поколений
Видно вплелась и моя уже нить:
Буду я робкою бледною тенью
В веке угаснувшем жить.


       95

***

Уж полоска зари
По-осеннему блеклая.
Зябко…
Лижет туман силуэты осин.
А вчера поутру –
Вот уж вестница светлая! –
Уронила синица мне в душу:
«Дзинь-дзинь».

Ночи, ночи!..
И темь несказанная:
Полыханье зарниц отгуляло в ночах…

Удивительный факт! –
Месяц, перл мироздания,
Еще вечером тлел, а уж нынче зачах.


       96

***

Осенние туманы
Поутру за окном;
В окне – двойные рамы,
Чуть потемневший дом.

Потише птичий гомон,
 В саду – молчанье астр;
И я слегка взволнован
Тоской припухших глаз.

И в комнате молчанье
С душою в унисон,
И жизни обещанья
То ль явь, а то ли сон…



       97

***

Промозглый туман и неясные тени,
И крик воробьев на кустах,
И груз непонятных и горьких сомнений,
И тайный неведомый страх.

И эта печальная долгая осень,
А в сердце безмолвный вопрос…
И в кудрях давно уж знакомая проседь.
И сырость невиданных рос!



       98

***

Здесь пасмурно так и туманно, -
Березы багряно грустят:
В плену сновидений желанных
Они молчаливо стоят.

В багряно-лиловом тумане
Лишь слышно печальное «Дзинь…»
Как будто в пустующем храме
Пропел кто-то скорбно: «Аминь…»

Мерцает листва позолотой…
Молитвенный шелест берез
Напомнил о чем-то забытом, далеком,
Размытом потоками слез.


       99


***

Уж поздно…
На улице осень.
Ни звездочки в темных просторах:
Печалит безмолвие сосен
В таинственных сумерках бора.
И скрылися в мутном тумане
Заветная речка и дали:
Лишь старый блокнотик в кармане
Хранит, что они мне певали.
Он помнит лесные тропинки,
Росистые запахи рощи,
Но ветер уж рвет паутинки
И рваные тучи полощет.
И милая слова не спросит,
Не вижу любимого взора…
Уж поздно.
На улице осень.
Ни звездочки в темных просторах.



       100

***

Чарующий прозрачный свет зари.
В тенях сквозит осенний холодок.
О вечер,
Сердцу, сердцу подари
Любви и ожидания цветок.

Зефир духов разносит аромат:
Красавицы хранит незримый след.
Осенний вечер! –
Как тебе я рад –
Тоскующий неведомый поэт.

Следы любви растаяли в толпе.
Тропинки муравою заросли.
Сиреневый накинул вечер плед –
Чарующий,
       прозрачный
       свет зари.



       101

***

Подожду, когда кончится месяц медовый,
И к тебе на свиданье приду.
И тебя, моя милка, сердечной зазнобой,
Может быть, сгоряча назову.

Минут дни – позабудем заветные встречи.
Новый милый…
Наденет наряд…
Эти поздние зори! наивные речи! –
Словно пошлый избитый обряд.



       102

***

Сирень тропинок в поле увела,
Туман укрыл пуховым одеялом…
- А что потом?
- Обычные дела,
О чем мы в юности безудержно мечтаем.

И в том свиданье родственных сердец
Душа была по-прежнему далека:
Как звезда - в созвездии Телец,
От звезды – в созвездье Рока.



       103



***

Видно был поцелуй мне не в боль
И не в радость:
Что-то было как бледный рассвет.
Будто грезилось что…
Или ты улыбалась…
Рассвело – ничего в сердце нет!

Лишь помята постель.
Кто шепнул про разлуку?
Встречи не было – нет и потерь.
Я в тоске постигал чувств
       запретных
       науку…
Иль во тьме просто скрипнула дверь?



       104


***

Забыл, о ком мечтал,
Выдумывал с кем встречи,
К кому шаги невольно торопил.
Она теперь и в грезах – ох, далече! –
Как Млечный путь загадочных светил.

Забылось все, что сердце привлекало:
Горячий шепот губ,
Глаз долгий разговор.
Напрасно по ночам ей верностью икалось –
Напрасно докучал и мне девичий взор.

Да что там говорить!
В объятьях грустной лени
Тот голос отзвучал, – наскучила тщета.
Забыл девичью грудь
И голые колени…
Наскучило часы в бессонницу считать…


       105

***

Пройдет десять лет.
Мы не узнаем друг друга.
Мимолетно взглянув, молчаливо пройдем.
И, может, в душе тихой болью, испугом
Возникнет вопрос:
«Что знакомо мне в нем?»
«Что знакомо мне в ней?
Где я видел ту даму?..
Нет, нет!.. Показалось…
А, может, она?..
А, может, она изменилась так странно?..
Возможно». Но та же на небе луна.
И те же дома. Тороплив шаг прохожих:
Здесь, в давнем, я помню шаги
Ее удивительно маленьких ножек.
А впрочем, забыл…
Нет! Не лги.
Но запах аллеи я помню. Да. Точно:
Не зря же здесь липы ласкают меня,
Не зря мне здесь шепчут листы неумолчно.
О чем они шепчут?
Тревожа.
       Терзая.
       Лаская.
       Пьяня.


       106

***

Придёт пора, - ненароком взглянет –
Заноет сладко в твоей груди:
Вновь кто-то сердце
И ранит, и манит,
Как будто счастье ждёт тебя впереди.

Что было там –
В заветных далях –
Опять с тобой, опять твоё.
Довольно сердцу и любви, и печали,
Зачем же снова оно вечера ждёт?

Усни, луна. Укройтесь, звёзды.
Я к ней один дорогу найду.
Пусть вечер вешний,
Холодный и поздний –
Я вновь любовь запоздавшую жду.

Я жду тебя,
Белокурая радость,
Огнём ланиты беззвучно горят:
Хоть позади
Всё давно отмечталось, -
Я вновь надену свой вечерний наряд.

Погляди, родная, мне в очи.
Глубина! – не увидишь и дна.
Молчаливые синие ночи,
Вы скажите,
Где же бродит она?


       107


***

Не приходят ни думы, ни речи –
Утомленный дневной суетой,
Я брожу под окном каждый вечер
Непонятной живой запятой.

Тихий отблеск дороги гранитной,
Облаков несусветная рвань,
Поездов монотонные ритмы
Да собачья беззлобная брань.

Это звуки деревни родимой.
А берез облысевших крыло –
Как далекие руки любимой
Иль бессильные крылья орлов.

Дует ветер. Осенние дали
Лижет свет серебристый луны:
Вы куда-то вчера меня звали –
То ль в святое, иль в темь старины…

Много в прошлом рассыпано злата,
Много выбито праведных слов,
Громко музыка выла когда-то
В животах отощавших отцов.

Их онучи и лапти попрели,
Отцвели на плечах зипуны.
Отчего ж мне как зов колыбели
Это глупое бденье луны?

То ли снам суждено там свершиться,
Иль к свободе откроется дверь?..
Вереницы веков – вереницы
Потрясений, находок, потерь.


       108

***

За любовь жизнь заплатит любовью,
А на ненависть плата есть зло.
Изгони ты из сердца злословье –
Сорняки недостойные слов.

Пахнет из уст нафталином:
Слова, что старинный платок,
Хранил в сундуке вместе с мылом
Обиженный жизнью щенок.

Вокруг ночь легла словно копоть –
Осенняя чёрная сырость.
Пожатье руки, твой доверчивый локоть
Я помню…
Иль это приснилось?



       109


***

Опять ненастье за окном…
День приуныл, тревожны мысли:
И ночь давила тяжким сном
И грустным бормотаньем листьев.

Скучают в мутной пелене
Окрест дубравы и селенья.
Что мне вот в этом праздном дне? –
В днях призрачных, как приведенья?

Что этот приторный уют
Измятой скукою постели?
И мысли томные бегут
Куда-то вдаль – без сна, без цели…


       110




***

Свет Зодиака.
Пустынное поле.
Торопятся вдаль поезда.
Покорная чьей-то таинственной воле
Мерцает на небе звезда.

Мерцает огнями земная округа –
Осенняя волглая мгла.
Нет в жизни ни правды,
Ни веры,
Ни друга, -
Нет в жизни добра или зла.

Есть только условная цепь представлений –
Познаний холодных пароль,
Да в сердце безмерных людских поколений
Одна неизбывная боль.


       
       111

***

Грусть заползла в сердце жабой –
Больно, тошнехонько мне.
Месяц подкидышем слабым
В омуте стынет на дне.

Осень. В ночи схолодало,
Гулко стучат каблуки.
Зябко звезда задрожала
В черном провале реки.

Месяц – младенец убогий,
Тычет волной в берега.
Вот зацепился он рогом
Где-то в ночи за стога.

В темь ускользают дороги,
Словно в минувшее явь.
Лепятся к сердцу тревоги,
К тропам – осенняя грязь.

Но и в прохладе ненастья
Сердцу довольно тепла:
Здесь как святое причастье
Грезы родного угла.



       112

***

И я ждал век золотой –
Верил пророкам планеты:
В хате молитвой святой,
Вьюгой, дождями отпетый.

В темном углу образа
Тихо шептались с лампадой.
В окна смотрели глаза
Осени – плачущей бабы.

Звал по утрам благовест
Солнца пирог к нам в селенье
Но расползались окрест
Молча холодные тени.

К ночи ел просинь закат,
Звали в луга коростели;
Крышами стынущих хат
Села вокруг багровели.

Радуясь этой мольбе,
Мнил я себя властелином.
Только порою в трубе
Ветер выл сукиным сыном.


       113



***

Мне утро опять в мученье…
Любитель порывов и драк,
Я верил в святыню «ученья»,
Но был неизменно «первак»:

Опять я в страданьях несносен,
Опять я хулу говорю.
Вновь лижет усталая осень,
Как вымя, листвою зарю.

Уж нет лебедей на приволье,
Роса уж не в меру свежа;
На синем небесном раздолье,
Как павшие, тучи лежат.



       114
***

Осень бродит…
В желтом всплеске
Выстывает дней теплынь
И свинцовым мутным блеском
Водяная смотрит стынь.
Нет ни думы, нет ни мысли
В этих призрачных деньках:
Лишь «тринадцатые числа»
Да «приветы» на венках.
Приодевшись на прощанье
Шепчет осень пред концом:
«Награждаю вас, мещане,
Хлебной сытости венцом.
Награждаю равнодушьем,
Бледной немочью сердец…
И осла покой и уши –
Это тоже ваш венец.
Злобный лай из подворотни
И наветы за углом –
Это тоже, оборотни,
Ваш досуг, порыв, диплом.
Все, что здесь свежо и свято,
Для чего жизнь сердце жгла,
Будет вами только смято.
До свиданья! Я ушла».
Закат упал в лиловье
Багровый от стыда:
И обернулась кровью
Озерная вода.
И звезды замерцали
Привычно через синь;
Созвездья замерзали
Среди речных глубин.

       115

И символ сна и кротости,
Рисуясь в небе, лист
В глубинах звездной пропасти
Висел на ветке вниз.



       116
***

Морозной сыростью низин
Обезобразил землю иней.
Я вновь родной стране – не сын…
Не побратим. Не друг. Не инок.

Обозревая ширь забот
И быта тёмный переулок,
Вдруг замечаешь,
Что за год
Стук сердца стал тревожно гулок.

И привередничит луна:
Грустит банальная старушка,
И вроде стала солона
И неприветлива подушка.

Век профанации идей,
Разменянных на звон алтынный,
«Гостей высоких» и «вождей», -
Век новизны и век рутины:

Таким предстал двадцатый век
Перед тобою, человек!


       117



***

Потемнело все вдали…
Облаков покров унылый,
Лес печально сиротливый
На краю земли.
Ветерок холодный жгучий
Мечется и рвет,
И ползут по небу тучи
Синие, как лед.
Терпеливо и покорно
Ждет зимы земля
И заплатой, мрачной, черной,
Смотрятся поля.
Скука!
Выжженные краски,
Невеселый вид.
Все как будто в старой сказке
Заколдованное спит.


       118


ТЫ ИЗГОНИ ИЗ СЕРДЦА РЕВНОСТЬ


***

Старею,
Моя дорогая,
И детство давно уж вдали.

Уж скоро,
Уж скоро
Над рощами края
На юг полетят журавли.

Уронят на землю,
Курлыча,
Хрустальный тоскующий звон.

Неужто меня
Эти странники кличут?..

Поклон вам,
Просторы,
Поклон!


       119




***

Я знаю: счастья нет,
Лишь краткие зарницы
Волнуют порой кровь,
Как слабое вино.
Но вы скажите мне,
Кочующие птицы,
За морем, может быть, ещё живёт оно?

Крупицу принеси его мне,
Птица-птаха,
Дай время искупить
Безвинному вину,
Дай сердцу одолеть
Слепое чувство страха
И кануть, не боясь,
В неведомую тьму.



       120

***

Мой разум изнемог –
Печалям нет конца:
Сквозь дебри неудач по жизни я бреду.
Тревога не сойдёт
Теперь уже с лица –
Под бременем невзгод я скоро упаду.

Я скоро упаду…
Волнует сердце зов
К далёким берегам умчавшихся ветрил.
Кошмары по ночам –
Как стаи хищных слов,
Касаются души концами скользких крыл.

Я жду вестей иных…
Я внятно слышу вновь
Родные голоса угаснувших друзей.
О, эта немота!
0, эта злая новь
Того, что уж прошло:
Ты с каждой ночью злей.


       121


***

Покоя, покоя, покоя прошу!
Ты знаешь, родная, что это такое.
В безумии мысль прокляла всё земное,
Но сам я какое проклятье ношу?

Кем выписан вексель, оплаченный кровью,
И чьи я смываю слезами следы;
Зачем я смотрю в глаза встречным с любовью,
 В ответ же ловлю только взгляды вражды?

Зачем рутинёрам доверили семя –
То семя растили века мудрецы,
Зачем молодое зелёное племя
Забыло, что в мире есть ложь и лжецы!


       122

***

Голова! –
Ты моя голова,
Где спасенье моё, где слова,
Что утешат, тревогу уймут:
Вдохновенный и немощный шут
Я как демон
На прошлом распят.
Не грусти, синий мартовский сад:
Тенью синей печалишься зря –
Розовеет, светлеет заря.
И поля розовеют вдали.
Есть надежда у мёрзлой земли,
Есть надежда у вешних полей, -
О, Россия, меня пожалей.
Этот саван снегов истомил,
Но и в горе мне свет белый мил,
И в страданьях я жизнь не кляну,
И в последнюю злую весну
Я уйму в сердце боль,
В сердце грусть.
Помяни меня грешного,
Русь!


       123



***

Я всё прознал…
Я всё провидел…
Все кары неба перенёс.

Сказал Господь:
«От зла изыде,
Ничтожный и смердящий пёс!

Как Аввакум умри в изгнанье
Один, беспомощен и слаб,
Храня презрительное званье,
Строптивый непокорный раб».



       124


***

И Судный день настал!
Призвал Господь к ответу.
Как тяжко на душе!
Как, Боже, тяжело!
Дырявая ладья досталася поэту,
Поломано давно неверное весло».

Что в прошлом?
Горький груз
Кощунственных сомнений,
Да бешеной толпы
Неумолкавший вой:
В отеческом краю
Был мой мятежный Гений,
Всего лишь блудный сын
Да пасынок-изгой!



       125

***

Я знал:
В стихах моя судьба.
Но кто же скажет,
Где твой гений?
И, может, искреннее пенье
Достойно лишь плетей раба.

В оцепенении,
В раздумье
Идёшь по краешку беды,
И видишь в ужасе следы
Тебя преследующих мумий.

О Боже! – что это?..
Не бей…
Иль жизнь - обман минутный, злобный?
Я не был никогда свободный.
Потомок смерда.
Сам плебей.

О боль моя, печаль моя! –
Кошмар пугающих видений.

Так что же, жизнь моя,
Ты пенье
Иль в сердце стоны бытия?


       126


***

Скоро мой по России протрубят канон,
Припорошат лаврами след;
Лес осенний услышит томительный гон,
На осинах взбагрянится цвет.

По дубравам пройдут
Опьяненные в злобе гонцы,
Нарастающий взвизгнет –
И сгинет вдали песий лай…
Помяните меня там, в грядущем, певцы,
Вешним звоном ручьев в синий праздничный май.

Слышишь в небе полет
И жужжание в ветках шмеля?
Видишь бабочек яркий пленительный лёт? –

Это я.
Это вам мое сердце поет.
И весеннею песнею бредит и зреет земля.



       127
***

День отошел, и легла тишина.
Обрели к ночи пашни покой.
И повесила ковш золотой
В темном небе старуха-луна.
Заискрилась туманная даль.
Темень жамкает ряску в пруду.
И укутала синью печаль
Разомлевшую в небе звезду.
Я хотел бы прохлады испить
В эту ночь из горстей ивняка.
Пусть тропинки лиловая нить
Вдаль струится беззвучно века.
Пусть в трезвоне незримых цикад
Я услышу извечный псалом:
Помолюсь тебе, пахнущий сад!
Помолюсь тебе, стынущий дом!
Колобродит июльская ночь.
Словно тесто вспухает трава.
И звезда – безымянная дочь
В сердце ронит такие слова:
«Приходи на заре на луга –
Ты увидишь, как рдеет восток,
И бегут молчаливо стога
Сквозь туман без путей и дорог.
Спит зеркального цвета река:
Сколько душ здесь простор полонил! –
И взмахнут над тобой облака
Легким взмахом архангельских крыл.
И шепнешь:
- Я люблю тебя, рань! –
Это с детства безумье мое…
Здесь Москва, там Калуга, Рязань
Золотят по равнинам жнивье.


       128


Эти песни давно не свежи –
Да от них будет сердцу милей.
Положи ты себя у межи,
Кровь свою в ясну зореньку влей.
Багровей вечерами, заря,
Я ль просторы земли не любил!
Это мной колосились поля.
Это я снегом в озими стыл.



       129



***

Будет память моя позабыта,
Будет проклят подвижника путь.
Только в сердце у тайного скита
Чья-то совесть воздвигнет приют.

- Помяни! – сожаленье так жгуче, -
Помолись! – пусть не дрогнет рука:

Ты услышишь, как где-то певуче
Тайно пела в безмолвье струна.



       130



***

Я знаю, я знаю,
Родимому краю
Никто не расскажет о долгой тоске.
 И имя укроет пучина морская,
И след мой размоет на мокром песке.

Кричит сиротливо бездомная птица,
Вокруг лишь морская безбрежная гладь.
 В воде бирюзовой печальные лица –
Волна их качает, как старая мать.

Летит над простором напев колыбельный –
В напеве всё та же извечная боль.
Беснуется ветер, и буйный, и хмельный,
И слышится в ветре тоска горьких доль.
       

       131
***

Давно прошли обида, злоба –
Но равнодушие, хандра…
Не пессимизм, презренье сноба –
Моя печаль им не сестра.
Но непонятная усталость
Томит и давит без конца:
Мне бы покоя, счастья малость –
Мне бы прозрение певца,
Чтобы творить…
Пусть в горьких муках!
Благословен певца венец.
Но ни в искусстве, ни в науках
Не удивит меня подлец
Своей карьерою лукавой.
Я не завидую… Нет, нет!
Он счастлив славою неправой,
Я хоть несчастлив – но поэт.
Послушайте! Звучит ведь гордо.
Мне предложите целый свет –
Я не возьму. Скажу я твердо:
Нет, нет! – не надо: я поэт.
Я поклоняюсь солнцу, свету –
Я поклоняюсь бытию.
Я жизнь люблю, как все поэты, -
Страдаю, плачу – и люблю.
Люблю вечерние закаты –
Им бесконечно долго тлеть:
Не надо мне добра и злата,
Я лишь на них хочу глядеть.
Смотреть на зори – это счастье.
Гадать, что будет поутру:
То ль непогода и ненастье,
То ли погожему вёдру;

       132
То ли томительному зною –
Иль освежающей грозе…
А вдохновенною весною
Готов молиться я лозе.
А запах ельника смолистый!..
А умиление, восторг,
Когда веселый голосистый
Начнется вешний птичий торг.
Вокруг бескрайние разливы,
Горит, горит вдали закат.
В молочной пене вишни, сливы –
Томит чудесный аромат.
Как тут не выйти за ограду,
Не поваляться на лугу:
Я принимаю, как награду
Жить и страдать в родном кругу.



       133


***

Я странник безродный, бреду потихоньку
И песнь одинокую людям пою:
Вокруг распростерлась родная сторонка
И слышится где-то:
«Прощайте… Люблю!
Прощайте, прощайте…»
За долом, за лесом
Разнесся под небом глухой перезвон.
Душа поклонилась долинам и весям,
Родимым просторам великий поклон!
Церквам златоглавым, зеленым дубравам,
Где лист под росою печально поник:
Души изнуренной в страданьях неправых
Вдали замирает тоскующий крик.


       134


***

Ты тайну узнаешь –
Тебе посвящаю,
Ты сердцем, родная, поймёшь,
Кого называл я «моя дорогая»,
И молча к листочкам прильнёшь.

И вновь пронесутся святые картины,
Воскреснут былые мечты,
Послышится сердцу напев лебединый –
Вновь рядом со мной будешь ты.

И вновь я с тобою…
Целую ланиты,
Как шёпот нам душу томит!
Хоть очи – мои уже очи – закрыты,
Но сердце с тобою, не спит.


       135


***

Мне, дорогая, не спится –
В сердце мечты о былом.
Ночь, словно синяя птица,
Машет беззвучно крылом.

Зори! – весенние зори
Спать до утра не дают.
Парни ведут разговоры,
Девушки песни поют.

В беге тропинок лиловых –
Прошлого слабая нить.
Снова мне хочется, снова
Верить, смеяться, любить.

Мне, дорогая, не спится:
Вешней порой над селом
Ночь, словно синяя птица,
Машет беззвучно крылом.


       136
***

О, май!
Прекрасный месяц май!
Кругом цветы,
Кругом отрада.
Душа, не плачь, не изнывай, -
Нам ничего уже не надо.

Но эта чудная пора
Волнует, хочешь иль не хочешь.
Бегу в тревоге со двора.
Что сберегли?
Что ищут очи?

Что скажут встречному в пути?
Иль путь в лесах, в дубравах хладных?
Мне там скитаться,
Там брести
В путях отрадно-безотрадных.

Зелёны долы. Чист ручей.
А вдалеке – лесов оправа.
В роскошной юности красе
Томит сердечная отрава.

И май –
Прекрасный месяц май
Напоминает:
Сердцу больно!
Душа, не плачь, не изнывай,
Нам и любви, и слёз довольно.




       137
***

В ночь просыпался много раз…
Как бьётся сердце!
Что со мною?
Какой неслыханный рассказ
Мне шепчут песни за стеною.
Что белая скрывает ночь?
Неужто зло?
Обворовали…
Мне много дадено печали,
В любви – не повезло.
Украли юность…
Юность бродит
При свете розовой зари:
Но уж другие в ней находят,
Что я мечтал найти.
Как дружен смех!
Как звучны песни!
Цвети, любви цветок.
Пусть будет день далёк –
День горечи. Ровесник,
Ровесник чувств моих.
Ровесник сердца боли.
Броди, пока есть воля
Да видишь свет зари.


       138
***

Сон не придёт…
Ты не ложись так рано.
Бессонница.… А с ней в ночи дума.
А за окном росистые туманы,
И в бледном небе – бледная луна.

Ночь так бела!
Таинственность подсвета:
Зари июньской молчаливый зов.
Томленье сердца.
И броженье лета:
Там купы молчаливые садов.

А в полумгле – ритмичный шаг влюблённых –
Загадки древней сладостная грусть:
Посторонись, прохожий удивлённый, -
Здесь юная в томленье бродит Русь.

В такую ночь тоска с безмерной силой
Охватывает страждущую грудь:
Закинуть ветви
На луну б в зените
И петлей вокруг шеи захлестнуть!

Но красота
Облуненных просторов
И прикорнувших в дрёме деревень –
Такая мощь! –
И в горестях опора:
И надвигаешь шляпу набекрень.



       139


***

Текут ручейками ночные тропинки,
Тревожен их смутный покой.
Всё видно до травки,
до каждой былинки! –
Под яркой, роскошной луной:
Ветвей паутинки…
Уснувшие крыши…
Безмолвных плетней частокол…
Лишь лай отдалённый доверчивый слышен.
Туманится, зыбиться дол;
Да бродят беззвучно влюблённые пары,
Храня вековую печаль.
И томные звуки взгрустнувшей гитары
Доносит туманная даль.


       140


***

Там в небе сыр -
Оплавленный кусок
Иль булка с подрумяненною коркой?
Нет! -
выжатый лимон и синеватый сок
Струится тихо в синеву задворков.
Глухая ночь.

Долины сырость, тишь:
Кузнечика лишь слышно стрекотанье, -
И, кажется, лишь сердце позови -
И убежит, страдая, на свиданье.

Готов росы медвяный сок испить,
Лизнуть луны начищенную бляху,
И голову там, в небе, положить
Как бедный Авель,
Каину на плаху.

Приголуби! -
России ночь щедра,
Красавица берёза спит в дубраве,
И снится ей
До самого утра,
Влюблённых взглядов сладкая отрава.


       141

       ***

Здесь древнерусской
веет мощью,-
Церквей громады,
купы лип…
Всё, молчаливой летней ночью,
тревожит и манит.
Здесь Бытия мелькнули сроки –
картин былого тень:
Огни, как призраки далёких
окрестных деревень.
Лишь неба старая картина,
всё мила и нова.
Кругом бескрайняя равнина,
томит ночная мгла.
И силуэты крон, строений,
томит девичий смех…
Всё здесь, минувших поколений,
уж освящённый,
грех.
       
       

       142
***

Торжественный хор
в чудном храме гремит –
Полны умиления лица:
Тот храм на горе превысокой стоит –
Что в небе парящая птица.

Цветник куполов…
Златоглавый шатёр
В сиянье лазури и света.
Вокруг необъятный зелёный простор
В чарующей дымке рассвета.

Гудит величавый малиновый звон –
И в душу нисходит отрада,
И сердце лелеет молитвенный сон…
И храм овевает прохлада.

Акафист к Пречистой возносит любовь:
«Дай миру покой и спасенье!
Пусть Спасом невинно пролитая кровь
Для страждущих будет, -
во веки веков, -
Залогом их душ воскресенья!»



       143


***

Село в Подмосковье, -
Стоит на равнине
У кромки Мещерских лесов, –
Тревожа загадочным именем,
Пришедшим из дали веков.
Увидит ли путник,
Присев у околицы, –
Доску на «столбе под ранжир»;
Взглянув из окна, мимо пулей проносится
В курьерском купе пассажир, -
У всех, хоть на миг, в голове да помутится:
«Зачем же здесь били коней?..
Иль в грязь, утонув по оглобли, -
В распутицу,-
Секли ямщики лошадей?..
И вот нарекли, встарь, село, -
Конобеево, -
Пугая лихих рысаков…»

Но дивно заря по утрам розовеет
Над синью Мещерских лесов!


       144


***

Ты изгони из сердца ревность! –
Теперь недолго ждать конца.
Я лишь доверие и верность
Возложу к поступи Творца.
Что было – ты прости, родная –
Переменился, постарел.
Мы все, вздыхая, забываем
О прелести лукавых стрел.
И верь, в лобзанье нет отравы,
Чисты младенчески уста…
И не коснулся демон славы
Строки наивного листа.
Мы здесь с тобой в долинах края
Не обрели ни зол, ни бед:
Лишь голова твоя седая
Хранит поры унылый след.
Не приводили и к награде
В чертоги славного дворца:
Мы не бывали ни в «царь-граде»,
Ни на приёме у «отца».
Постель сладка нам в ласке милой –
В болезни давит простыня:
Ты поклонись печальным нивам,
Полям и ивам сиротливым -
И за себя, и за меня.


       145