Приказ королевской особы

К спине ее безбожно и ненастно
Приставлены кровавые штыки,
Впились все в кожу жадно и пристрастно,
Сдавили силы девичьи в тиски.

На теле ссадины и раны,
Везде ушибы, много синяков,
Лохмотья прикрывают еле шрамы,
Оставленные розгами могучих кулаков.

И некуда теперь ей убежать,
И не на кого даже здесь надеяться,
Ей остается лишь молитвы повторять,
Но про себя…
В слух – не осмелится.

Еще два шага – бездна впереди,
У ног девичьих рвет своей тоскою,
Бушует, мечет пыль..
«Иди! Предстань пред правдой,
Богом и судьбою», -
Послышалось от стражи позади,
И звонким эхом раздалось над пустотою.

- А кто это? Уж не жена ли короля?,
Толпа зевак вдруг всколыхнулась,
- Она!..Она! Несчастное дитя.
Душа ее в грехе перевернулась.

 - За что?
Несчастной все девице,
За что ей столько мук, терзаний, суеты?
За что она томилась в той отверженной темнице?
За что ей эти все изгнания судьбы?

Среди толпы вдруг незнакомец показался,
Он опустился на колени пред судом,
Знакомым девицы с отчаяньем назвался,
Потом заплакал и назвал себя отцом.

Поведал он историю о ней,
О злой судьбе, укорах, тяжкой мести,
Но сделалась девчушка лишь смелей,
За что и получила роковые вести.

«Любила короля, не видя в нем упреков,
Любила искренне, отчаянно, легко
Не понимала столь чужих намеков,
Она была как будто бы ослеплена…
Зато…
Король так мало уделял вниманья,
Так мало говорил ей о любви,
Он назначал другим пристрастные свиданья,
И уходил, не чувствуя тоски.

Девчушке говорил, что занят,
И верила, бедняжка в эту ложь,
Надеялась, что все пройдет
И грусть ее не ранит,
Но вот по телу пробегала дрожь.

И постепенно детка просыпалась
От сна любви и пагубных обид,
Но правда перед ним девчонка улыбалась,
А он - то знал – она ведь все простит.

И вот в очередном ужасном споре,
Ответила пощечиной со злобой королю,
Не выдержала натиска могучей ссоры,
Король с усмешкой бросил: «Не прощу!»

И в заточенье 30 дней
Девчонка все ждала приказа,
От короля, приказа ей,
Предсмертного, последнего указа.

Приказ впоследствии гласил:
«Удары розгами по воле,
И в бездну сбросить»,
Ну настолько мил
Он приходился королевской доле.»

Старик заплакал, увидав свое дитя,
Его рассказ стал делаться бессвязным
Он бредить начал что-то про себя
Потом о чем-то грустном, странном, праздном.

Тем временем девчонке оставался шаг,
Последний, страшный и тяжелый.
« Приказ! Отмена! Да.. вот так,
Король решил простить…веселый».

Отмену подтвердил гонец,
Который королем был послан,
И стража, разъяренная в конец,
Стремительно ушла,
Приказ был сослан.

Зеваки тоже разбрелись,
Оставив девушку в покое,
Быть может, сплетни и плелись,
Но где-то далеко и о другом теперь укоре.

Девчонка на колени опустилась,
Почувствовала ветер на своих руках,
И по щеке слезинка покатилась,
«Наверное, любовь осталась в дураках»