Дальневосточная Калевала

У старухи Лоухи – уши лопоухи
У хозяйки Похъёлы нос – шишкой еловой
Руки в сучьях безлистные ветви
Ноги – пни на болоте замшелые
Тело – остов сухой бамбуковый
Бурым дерном с травою выжженной
Кое-где лишь слегка подернутый
Груди вымени два сосца –
Болотные склизкие коченьки
Мешок брюха иссохший с палой листвой
И пасть – отверзтая раной гнилой, пещера
Бездонным оскалом ЯМЫ
Манит
Привораживает
Как слепой котенок малый
Ткнулся в нее мечом своим Лемминкяйнен
Провалился по пояс сразу же
Запел, было песню волшебную
Вышибая из чудища дух вон рунами
Но глаза лишь сверкают огнем колдовским
Во всем нелюдском ее облике
Зырк-позырк зловещим сиянием
Кромешными угольями адского пламени
Выдавши принадлежность ее к подземному
Племени.
Засмеялась старуха раскатисто
Громы с молнией разорвали тьму
Камней хор лавиною
С гор окрестных в долину тени смертной
На погибель Лемминкяйнену сошёл
Всё сметя живое на своем пути.
Вот он погрузился уж в трясину по могучу грудь
Руки тиною, жижей болотною
Плотно к тулову припелёнуты – не вздохнуть.
Но герой пропел песню ярую
Песню чистую, величавую.
– Ты покинь меня, сгинь во мрак
Дух бесплотный, морок болотный
Убирайся взад в подземельюшко!
Повскричала тут она пуще прежнего
Страхым страх полня тьму безбрежнюю
И ушед он по самые васильковые очи ясные
Вглубь разверзшейся бездны могилою
Топкой мокнущей трясиною
Лишь глазами хлопает ничего сказать не могши.
«Вот теперь ты мой всецело
Душу захвачу и тело
И навек уйдешь со мной
В нижний сумрак, нежилой!»
Но в последний миг перед погруженьем
Лемминкяйнен молодой взор рванул наверх
К небу тучами затянутому – к лику матери родной
И беззвучный шепот страстный полетел к нему мольбой.
– Мама, матушка родная, не покинь
Из темницы, из подземной вынь!
Тут сошелся с мраком мрак
Свет в очах померк
И ушел на дно подземное
В царство пекельное мертвое
Молодой герой.
Но мать его – пресветлое Солнышко
Сошла на землю хмурую
Сокрытую от неба синего
Плотным саваном туч.
Сошла, и дороги не разбирая
Пустилась на поиск сыночка
Сердечко ее туки тук
Да вторит эхом в пустом глухоманьи
Сапожек ее перестук.
Черницей ласточкой забилося оно сторожко
Когда ступила мать на берега болотные
Где к смертушки нашел ее сынок дорожку.
Но тихо и безлюдно болото стоит
Не слышно и волн всплеска
Ни даже лягушек говора
Мертвенно вокруг
Давящая тишина.
Застучало вдруг в висках молоточком –
Это слышится поступь ее неслышна
Беззвучный уху людскому шаг
Хозяйки царства умерших.
Вот собрала все свое мужество
Светлое красное Солнышко
Как нырнула она красавица
Прямиком во тьму, жижу болотную
Долго падала – проваливалась
Сквозь данавов подземные княжества
Очутилась на самом на донышке
Где нет тока времён, ни пространства окрест
А лишь плоско все, многовременно.
Но считают дни там не Месяц-отец
И не матушка Солнышко ясное
А бесчисленно напластованы друг на друга часы
Создавая тем горшую мученьку
Для страдальца в двух точках распятого.
Прибежала ко мне матушка
Подняла ото сна бездыханного
Вынесла вон изо мрака могильного.
Никто не дерзнул из пекельных тварей
И приблизиться к ней хоть на шаг
Даже старуха сама, убившая
Искру жизни в груди молодой
Спряталась паучихою
В дальних сокрывшись пределах
Мрака сотканного ею же.
Вынесла меня матушка на свет родимый.
Отчий.
Омыла чистой водицей
Ключевой
Смазала соком алоевым и харитакою сбрызнула
Под язык положа мне листок базилика священного
С корешком девясила разжеванным.
Затем отнесла меня в родную сторонушку
Набираться силушки сызнова
После сна беспробудно смертельного.

Весна 1998 г.