Береника

По мотивам "Иудейской Войны" Фейхтвангера

Посвящение

Тебе - посланнице весны,
Немного ветренной, но кроткой,
Влюбляющей в себя походкой,
Воздушно - лёгкой красоты!


......

Века пролились но и ныне
Босая, по жгучим пескам
Израильской, знойной пустыни
Ступает она здесь и там.

Пещинки врезаются в пятки,
Сжигая привыкшую плоть;
Одежда - облезлые тряпки...
Всё зря, их так не побороть -

Желанья, что губят принцессу
Сей обетованной земли,
Молись ты хоть Богу, хоть Бесу,
Увы, не прикажешь любви.

Она охраняла Храм Божий,
Народ от беды берегла,
Но небом предписано, может,
Ей полюбить было врага.

Мы знаем так редко - так редко
Цену чарам - злато иль грош!
А эта любовная сетка
Раз брошена, взад не вернёшь.

Теперь не узнать её лика
В прошествии двух тысяч лет
Но так же идёт Береника
Походкой, где равной ей нет.



Совет шёл у Веспасиана
Под Иерусалимской стеной,
Судьба обсуждалося Храма
В предверии битвы большой.

И Римляне тут, и Евреи
В совете военном сидят:
Агриппа здесь - царь Иудеи,
Принцессы моей родной брат.

Важны в своём ранге все гости -
Напротив принцессы сидит
Пророк и предатель Иосиф,
С ним рядом принц римский - друг Тит

Дерзит Беренике без спуску,
И пьёт за бокалом бокал -
Принцесса ему не по вкусу,
И он ей совсем не запал.

"Хвалёная Римская сила,
Тит глуп, и упрям, как осёл!"
"Иосиф, она не красива!
И что в ней народ твой нашёл?

Я с ней бы не тратил досуга..."
"Он мальчик, капризный и злой..."
Они ненавидят друг друга,
Им белено это войной.

Ей время пришло удалиться,
Встаёт плавно из-за стола,
И вдруг... превратилась в царицу,
Когда не пошла - поплыла!

Умолкли мужчин разговоры,
Взгляд женщин завистлив, ревнив,
Направлены в след ей все взоры,
Тит замер, не договорив.

То влево, то вправо качаясь,
Как птицы по ветру полёт,
Ступеней почти не касаясь,
Она плавно к саду идёт.

Вот гости вернулись к беседе,
Лишь Тит смотрит всё ещё в ночь;
В момент позабыв всё на свете,
Встаёт и уносится прочь.

"Куда же ты, принц?" - голос слышит,
"За ней, друг Иосиф, за ней!"
Он ходит по саду и ищет:
"Добьюсь, она будет моей!"

Уже он сидит с ней под пальмой,
Желаньями полон и грёз,
Глядит на принцессу печально,
Привязанно, будто бы пёс.

Мила ей его перемена:
"Он мальчик, но всё же и муж.
Мне стоит бежать его плена...
В пустыню, в песочную глушь!

Я вытерплю зной, бури, жажду,
Я гордо умру на кресте,
Я казнь тела встречу отважно,
Души казнь не вынести мне"

Но сердце сильнее рассудка -
Принцесса уйти не смогла.
Любовь - это скверная шутка,
Которой играет судьба.

Талантлив Тит, если захочет,
Затратив мгновения лишь,
Подделает чей-нибудь почерк,
Да так, что и не отличишь.

Отец уж смеялся над сыном,
Когда прочитал указ сам:
"Теперь я правитель над Римом!"
За подписью "Веспасиан".

"Вот так без вниманья оставлю,
Дождусь я когда-нибудь пор,
Когда сам себя обезглавлю,
Себе подписав приговор."

Теперь просит Тит Беренику,
Пытаясь принцессу развлечь,
Вписать ему что-нибудь в книгу -
Она пишет краткую речь.

Он быстро её изучает,
Стирает, сознаться велит
И сам же себе отвечает:
"Люблю вас, великий мой Тит!"

Она засмеялась: "И правда,
Тут почерк как будто бы мой!
Ну что же принц, я даже рада,
Что вы не такой уж хмурной."

Они стали так забавляться,
Но вот она просит опять,
Рисуя: "Храм должен остаться."
Он снизу: "Храм будет стоять."

И так день за днём они спорят,
Ходя по окрестным садам,
Он ей про любви его горе,
Она про Израиль и Храм.

Но вот и она уж привыкла
И той же проказой больна;
Расстанутся - будто бы сникла,
Как встретятся - вновь весела.

Настойчивее и смелее
Тит с каждым свиданьем растёт,
Всё чаще надежду лелеет,
Что в битве своё он возьмёт.

Возможно, "чем меньше мы любим,
тем больше любимы", но то
Расчёт... а в любви мы не судим -
Нам логики в ней не дано.

И можно годами стремиться
Своё сердце чувствам закрыть,
Любовь всё равно просочится
И станет на разум давить.

Как крепость у женщины сердце,
Не каждым дано её взять,
Но в мире есть ключ к любой дверце,
Лишь надо уметь осаждать.

И каждая женщина сдаться
Мечтает и воина любить;
Мужчинам же лишь бы сражаться,
И только б в бою победить.

А дальше разрушить, разграбить,
Как водится, сжечь всё до тла,
И утром из вида расстаять,
Хоть клялись любить на века.

Так Тит умолял и божился
И горы свернуть обещал:
"О сколько же мука продлится?
Я так никого не желал!"

И вот пришёл час, когда боле
Она спорить с ним не смогла,
Поставив условие: "Коле,
Хотите, что б вашей была,

Как я говорила вам прежде,
Взяв штурмом Иерусалим,
Наказывайте, бейте, режьте,
Но Храм должен быть невредим!

Второе моё пожеланье,
Мой друг, не сочтите за труд,
Хранить то, о чём прошу в тайне:
Под Иерусалимом растут,

В саду Гефсиманском деревья,
Где в детстве любила играть,
Пусть станут они мне постелью,
Когда я приду к вам опять."

И в воздухе клятвы повисли;
О счастье, пьянит, как вино!
Ушла, взяв с собой его мысли,
И сердце, и душу его.



Жара и пустынная скудность...
Какая гремучая смесь:
Восток - это вечная мудрость,
Упрямство, гордыня и спесь.

Уж год живёт город в осаде
На диво и злобу врага,
Иерусалимской отваге
Лишь глупость по силе ровна.

Внутри его стен страх и голод,
Гниющий, пугающий смрад;
Недавно чудеснейший город,
Теперь только смерти парад.

Снаружи крестов панорама -
Распятые жертвы войны...
Но стены великого Храма
Не знают пока что беды.

Парит он, как будто подвешен -
Царя Соломона дитя,
Внушая Евреям надежду,
С ума Римлян злобой сводя.

Дай волю им - камня на камне
Они не оставили б здесь,
В кровавой Израильской ванне,
Народ утопили бы весь.

Но Тита приказ их желаньям
Не внемлет, младой генерал
Просил проявлять состраданье,
А храм сохранить приказал.

Он сам предлагал перемирье:
"Признайте лишь Римскую власть,
И мы остановим насилье,
Закончится ваша напасть!

Молю, соглашайтесь скорее,
Я вас не хочу убивать!
О, как вы упрямы, Евреи!
Как можно мой мир не принять?"

Молчал со стены Бар Гиора,
Отважный Израильский воин,
И не сводя с армии взора,
Шепнул себе: "Близок покой!"

Пустынное утро: здесь тише,
Чем посреди гробовых урн -
Молчит воздух, ветер не дышит...
Но вдруг страшный гром - начат штурм!

С машинною точностью войско,
Шагает на город. В строю
Послышалось "Не беспокойся,
Я брат им за всё отомщу!

И за год потерянной жизни,
За смерть наших войск от их стрел.
До тла сожжём город капризный!"
"А тит?" "Он того бы хотел."

Не сделав из города кратер,
Коль Иерусалим не сожжём,
Не будет тогда "Император"
Тит войском здесь провозглашён."

И Римский герой, не пугаясь
Стрелой поражённым упасть,
К стене по щитам пробираясь,
В окно норовит всё попасть

Сухим, подожжённым поленом.
"Храм каменный!" снизу кричат,
Но тот разговаривал с пленным,
Он знает - там дерева склад.

Вдруг радостный крик - войску видно:
Из окон дым чёрный валит;
И римлянин каждый ехидно
И злобно кричит в огонь "Жид!".

"Скорей, генерал, посмотрите:
Весь город занялся огнём!"
Тит выбежал: "Что вы стоите?
Сожжёте мечту мою в нём!"

Но войско его подхватило,
Бегущее быстро к огню...
Сильна разуршения сила -
Юпитер, тешь жажду свою!

Кураж жажда крови владеет,
И войском, и Титом, "Воды!"
Он крикнуть хотел... но лишь тлеет
На языке окрик "Жиды!"

Внутри Храма рушатся балки,
Поверженный гибнет народ
С последней надеждой. Так жалки,
В молитве своей раскрыв рот.

Но старый священник под купол
С ключами взбирается вверх,
И руки сложив свои в рупор,
Он Господа просит за всех:

"Мы были ключей не достойны
От Дома Господня, Тебя
Молят твои верные воины,
Возьми их до судного дня!"

И в куполе в час сей печальный
Как будто стал виден разрез -
Услышав мольбы, за ключами
Ладонь протянулась с небес.

На участь других всех похожий,
Подавленных Римским мечом,
Сгорел на века город Божий,
Стена только в память о нём.

Но к этой стене, так как раньше
Стекались на праздники в Храм,
Паломники чаще и чаще
Приходят по предков следам.

Качаясь в негромкой молитве,
Кладя в стену Богу письмо,
Они вспоминают о битве,
О принце и слове его.

Простите моё отступленье,
Мне больно, что даже сейчас
Народы, гнушась повеленья
Чужих, погибают средь нас.

За что? За всё то же: мужчины
По прежнему жаждут войны -
Для них демонстрация силы,
Важнее, чем мир красоты.

Не все так плохи, но лишь надо,
Победу что б злу одержать,
Добру сделать мизерно мало:
Сложить руки и промолчать.

Но полно друзья, я отвлёкся
На Эдмунда Бёрка совет;
Давайте же к Титу вернёмся,
Назад на две тысячи лет.

Принц видит своё пепелище -
Ждёт в Риме триумф и парад!
Не этого разве он ищет?!
Неужто он славе не рад?!

"Она не придёт уже боле!"
Твердит он себе вновь и вновь,
"Я сам сровнял дом её с полем,
Окрасив людьми её в кровь."

Но злая любовная прихоть
Заставит простить все грехи
Принцесса не может не ехать,
Не в силах к нему не прийти.

Недели ещё не проходит,
Как город в руинах лежит,
Охранник в шатёр её вводит,
Где тучи мрачней сидит Тит.

Он брал её сильно и грубо,
Не глядя принцессе в глаза,
Сквозь слёзы шептать её губы
Могли лишь: "как жизнь ко мне зла!"

Мы звери, хоть имя нам люди!
Что б силу свою доказать,
Сильней всего бьём, кого любим -
Нам надобно их унижать.

Тит только любви её хочет,
Но вместо "люблю" он сказал:
"Сгорела до тла твоя роща!
Я эту кровать приказал

Срубить мне из Римских деревьев,
А ты мне на ней отдалась!"
Она, ничего не ответив,
Ушла, лишь виня свою страсть.

Досадный гнев Тита окутал,
Хмурнее чем был ещё стал;
Он с чувством инстинкт перепутал -
Имел, но любви не узнал.

Неделя прошла и другая,
На месяцы счёт уж пошёл,
Он с каждым днём больше страдает...
Поймёт тот, кто был разлучён

С предметом своих вожделений
О верьте, нет муки страшней!
Сей боли нет определений,
Терпенье отсутствует в ней.

Нельзя покой сердцу, уму дать -
Не видя любимых своих,
О них хочешь вовсе не думать,
Но думаешь только о них.

И тело с душою дерутся
За право с любимыми быть -
Душа до них жаждет тянуться,
Но тело не хочет пустить.

Война завершилась, и принцу
Пора возвращаться домой;
Нет голода, жажды, не спится,
Клянёт он тяжёлый рок свой.

Известно, мы то, что имеем,
С трудом или без него взяв,
Хранить не хотим, не умеем,
Но плачем всегда, потеряв.

Он шлёт Беренике посланье -
Простить умоляет его,
К нему проявить состраданье,
Не сможет он жить без того.

Принцесса бы рада не слушать,
Забыть обо всём поскорей,
Но только не в силах разрушить
То чувство предштурмовых дней.

Влюблённости первой задатки,
Живут на достоинствах, но
Мы любим за те недостатки,
Что ближе, роднее всего.

Тит был к ней жесток, но об этом
Вся память истёрлося в прах -
Среди людей ангелов нету,
Все ангелы на небесах.

Сильнейший Агриппа стал слабым,
Он планов не рушит сестры:
"Ступай, спи с твоим генералом,
А я теперь царь без страны."

Простив во второй раз, принцесса
За Титом на Запад спешит,
Туда, где нет Бога и Беса,
Где город - язычник стоит.

Не каждому в мире известно,
Но раз побывав, болен им
Всегда, так как в мире нет места
Прекрасней, чем сказочный Рим!

Куда не несли бы вас ноги,
И как не кидала б судьба,
Желаю что б жизни дороги
Вели вас всех только туда!

Уже под столицей солдаты,
Победа на лицах у всех,
На берегу правом Ефрата...
Нет, Тибра, простите огрех.

"Ведь я приказал Храм оставить!"
Выслушивал от отца сын,
"Придётся триумф тебе справить,
Теперь разорится весь Рим!

Нажёг же ты, сын мой, развалин!"
Твердил Титу Веспасиан,
Он с виду был зол и печален,
На деле доволен был сам.

Ни что, как триумф не способно
В сём городе власть укрепить -
Парад уваженье свободно
К себе помогает привить.

"С тобой твоя мать ещё хочет
Как следует поговорить.
Ох бабы, от них нету мочи!
Но дъявол, без них нам не жить."

Боится Тит этой беседы,
И вот говорит ему мать:
"Накликаешь ты на нас беды,
Народ не захочет понять

Твоей связи с этой еврейкой
Играй с ней, но так, не всерьёз...
Увилась вокруг тебя змейка!
Нет, лучше совсем её брось!

Не бросишь? Ну, по крайней мере,
Идёт пусть в триумфе она
Среди побеждённых евреев,
Так будет глядишь прощена.

Не смей возражать мне на это,
Раз любит тебя, то поймёт."
Не слушайте женщин совета,
Добра он вам не принесёт!

Тит всё передал Беренике,
С минуту молчала, потом
Сказала лишь голосом тихим:
"Прощайте принц!", и вышла вон.

Два раза любви её жажда
Прощала обиды его,
Но то, что дозволено дважды,
На третий уж запрещено.

Мечтал на принцессе жениться,
Но в самый ответственный час,
Когда мог во всём искупиться ,
Он предал её в третий раз.

Она удалялась и сила
С гармонией в шаге плыла,
Как в вечер под Иерусалимом,
Но только теперь навсегда.

Века пролились но и ныне
Босая, по жгучим пескам
Израильской, знойной пустыни
Ступает она здесь и там...




Послесловие

И по сей день мечтают все красотки
Услышать от мужчины в адрес свой,
Что будто бы они равны в походке
Принцессе Беренике Лишь одной.

Но тот покой навечно потеряет,
Кто с этою походкою знаком;
Поверьте, автор это точно знает -
Он опытом печальным убеждён!