О том, как правильно убивать детей

…Сара Гандлевская в третий раз протягивала руку с ключом к магнитному замку, и в третий раз не находила в себе сил отпереть подъезд. Она не представляла, как смотреть в глаза отцу, и что ему говорить.
Конечно, его можно обмануть. В очередной раз можно соврать, что результатов контрольной не объявляли, что дневник остался на проверке, что химичка до сих пор больна…
-– Сара, ты хочешь опозорить всех нас?
-– Доченька, Академия управления – это не трамвайный парк! Твой отец оплатит поступление, но халтурщики вылетают оттуда в первую же, зимнюю сессию!
-– Сарочка, в нашей семье не рождались дурачки. Если ты не подтянешь физику…
-– Моя дочь не пойдет учиться в какой-нибудь пе-да-го-ги-чес-кий, моя дочь будет человеком!
Боже. Боже. Боже.
Позади кашлянули. Сара автоматически вошла в подъезд и шагнула в лифт. Она привалилась лбом к холодной стене, так голова болела чуть меньше. Потом она достала зеркальце, но не увидела собственного лица. Саре показалось, что глаза за линзами глаза приобрели нелепый зеленоватый цвет, аи зрачки стали слишком широкими. После того, что стряслось за последнюю неделю, еще и не такое почудится!
С химией ситуация катастрофическая давно, но до поры, от отца удавалось это скрывать. В конце- концов, один провальный предмет он бы еще пережил. Но позавчера ей влепили по «жбану» Хорек и историчка, страшильная Колбаса. В глубине души Сара признавала, что физик прав. Он заранее предупредил, кого будет спрашивать на следующем уроке. Он почти всегда так поступал, давая возможность подготовиться, и слыл человеком справедливым, несмотря на бредовую кличку. Впрочем, Хорька многие недолюбливали, и Сара в том числе.
Своей дотошностью, физик слишком походил на папу.
-– Сара, мы с мамой освободили тебя от всех обязанностей, только учись!
-– Если я услышу на родительском собрании, что ты не стараешься, берегись!
-– Ты вынуждаешь папу встретиться с учителем истории...
-– Гандлевские не выдержат позора, если их ребенок…
Боже. Боже. Боже.
…Сара вышла из лифта и надолго замерла перед цветной витражной дверью. За витражом -– всего две квартиры; семье Гандлевских не хватило совсем немного, чтобы выкупить пентхауз. Справа от лифта находилась еще одна, полупрозрачная дверь. Там имелся ничейный балкончик, с которого начинала свой восемнадцатиэтажный бег вниз, пожарная лестница. Сара невидящим взором следила за играми голубей на перилах. Голуби рождались и порхали свободно, их не ждали жернова Академии управления, их не прочили в аппарат губернатора, их не заставляли зазубривать даты сражений.
Историю заваливать недопустимо.
-– Дочка, я создаю тебе тепличные условия…
-– Сара, репетитор считает, что двух раз в неделю тебе недостаточно. В чем дело, Сара?
-– Сара, все развлечения – потом. Мы не можем сорваться, идет самый ответственный этап!
Боже. Боже. Боже.
Она сорвалась. Она прогуляла репетитора. Она получила «неуд» по физике. Она надерзила историчке. Она не успеет переписать контрольную по химии.
Сара нагнулась над перилами. Голуби вспорхнули, ворковали где-то выше, под козырьком крыши. Внизу на разные лады гудели провода. Еще ниже смеялись, варили что-то вкусное, кажется – грибной суп. Божественный запах грибного супа… Сара вдруг вспомнила, как они ездили в лес, собирали грибы, договаривались, что засушат их на зиму, чтобы потом приглашать гостей на самый вкусный домашний суп, но не выдерживали, варили и жарили, и съедали все сразу.
Когда это было? Очень давно, лет восемь или девять назад. Машину вела мама, в машине чудесно пахло свежими грибами, хвоей, солнечным лесом, теплый ветер кидался в окна паутинками, а папа сидел рядом, крепко держал ее за плечо и спрашивал таблицу умножения. После таблицы умножения он спрашивал ее наизусть стихи, затем снова переключился на математику. Сара старательно отвечала, ощущая на плече тяжелую горячую ладонь. С каждым новым примером, ладонь становилась все тяжелее, а солнечный свет разменивал золото на серебро, серебро сменялось тусклой медью. Мама поворачивалась назад, улыбалась чуть неестественно, чуть слышно просила мужа прекратить, неловко пыталась перевести разговор на стороннее, веселое… А Саре уже не хотелось грибов, не хотелось никуда ездить вместе, а хотелось вырваться, на полном ходу вылететь из открытого окна и смешаться со свободной лесной жизнью…
Сара еще ниже перегнулась через перила. Нет, войти в дом и признаться отцу в поражении она не в силах. Каждая ее плохая оценка – это его поражение, его личная катастрофа и позор. В семье Гандлевских не выносят позора.
Шестьюдесятью метрами ниже ребенок выпустил в небо два шарика – голубой и зеленый. Сара засмеялась. Она загадала, что если шарики полетят вместе, то все сложится хорошо. Шарики полетели вместе.
Сара засмеялась еще громче и полетела им навстречу…