Вершители судеб чванливы, надменны

Вершители судеб чванливы, надменны.
Не знают, что будет, страшатся измены.
Не могут терпеть возражений и споров,
И судьбы вершат наши лихо и скоро.
Холеные лица, довольны и сыты,
Все их обещанья давно позабыты.
Они упиваются собственной властью,
Идеи свои в нас вбивают со страстью.
А мы для них — серая масса народа.
Вам плохо живётся? Туда и дорога.
Ведь искренне верят «отцы наши родненьки»,
Что все мы в душе, как они же, — угодники,
Что мы порождаем невежество, пьянство,
Себе преступленья прощают и хамство.
Им искренность кажется мненьем притворным,
Страны обнищанье — явленьем природным.
И наша надежда им кажется рабской,
А вера в законность — глупейшею сказкой.
Что только они могут править людьми,
Что все им покорны и даже в любви.

Глупцы, просто властью они ослеплёны,
Не могут в рабах быть людей миллионы.
Всё это им мнится — иллюзия власти,
Ведь им тоже скажут: «Ну всё, хватит! Слазьте!»
И первые тоже последними будут,
Их время пройдёт, и про них позабудут.
Как обухом по лбу судьбы перемены,
Они же уверены — нет им замены.
И первое время, как окуни, в шоке,
Глаза из орбит и надутые щёки.
Они не согласны с жестокою мерой,
Что стать им придется вновь массою серой.
Но, мало помалу, вновь в чувства приходят
И вновь ищут место, и снова находят.
Протянут ладонь тем, кого презирали,
Но ровней своей считать будут едва ли.
И где-то в кругу простых смертных людей
Начнут отрекаться от прошлых идей.
Кто будет казать себя парнем-рубахой,
Кто прятаться будет в хоромах от страха,
А кто-то уедет в чужую страну,
Продав свою родину, честь и жену.
И будут всех новых вершителей судеб
Всю жизнь ненавидеть... Поверьте, так будет.
Но будут завидовать их положению
И видеть в них будут своё отражение,
И, может быть, честными стать захотят.
А люди? Что люди? Забудут, простят.