Сказание о грехе

 
 Грехи - удел слабых,
 безгрешие – очень слабых…

Моё сказание в контексте данном прозвучит
Как вынужденный личный опыт суицида,
Сказание о нём всего лишь символизирует мой быт,
Сказанье о грехе о самом страшном нашей жизни.

Быть может, я теперь и знаю, раз была близка так,
Или не дошла я даже до последней своей черты,
Но всё-таки, я ощущаю тот разлагающий холод и мрак,
Когда ко мне прицениться и осмотреться пришла ты…

Однажды, как бы ни были печальны разбитые мечты,
Приходит первый раз, когда всерьёз задумаешься ты об этом,
Но главное то, что сейчас именно решишься ты,
А не просто задумаешься под угасание дневного света.

Решение – мириады способов придут к тебе тогда,
Но ты захочешь как можно более бесстрашный
И безболезненный, ведь жизнь итак сплошная боль и маета,
Хотелось бы хотя бы умереть безмятежно и прекрасно.

И тогда я поняла, это мой единственный ход,
Когда у меня всё, что давало мне радость, отобрали,
Это происходило ежедневно клеймом жгучим невзгод,
Исходило ото всех, и я знала, что одни лишь печали

Меня ждут впереди, и больше не во что верить,
Ничего не поменять и не искупить вину перед собой,
И перед иконой своей самой последней двери,
Только тогда поняла, что уже слишком далеко за чертой,

Из-за которой возвращаются, а это тупик, где нет ничего,
Нет самооправдания, нет прощения себе за гнилые дела,
Нет обратного пути, нет света, нет совсем ничего,
И теперь, я на коленях - остаётся дорога одна…

Я была слишком виновата перед собой, как же быть,
Я себе причинила огромное непоправимое зло,
То, к чему я пришла, с этим нельзя было дальше жить,
И этот обетованный путь был мне известен одной.

Я ведь верила, что это решит действительно всё и навсегда,
Я спасусь, я уйду от хваткой боли и адских мучений,
Режущий зонд самых страшных потерь уйдёт от меня ,
Только так, только так я могу быть дальше, но уже ближе к смерти.

Я выбрала способ ухода во сне, самый лёгкий, пожалуй,
Но, как оказалось, самый ненадёжный в силу того,
Что ничего в жизни не бывает легко и задаром,
Я и думаю, была ли я близко, а может, была в руках у неё…

Короткий процесс загружения в себя доли релаксаций,
Указанной нормой размеров синтетических настроений,
Я почему-то не могу вспомнить своих ощущений и абстракций,
В которые меня уводили 30 осколков моих жизнелишений.

Клоназепам, клоназепам, ты мне спаситель или яд сегодня,
Клоназепам, конец пути, всего 30 круглых в стакане одном,
В ту ночь холодный ветер сатаной стучал и бил в окно преисподней,
В окно той сущности, кто нынче в чуждом качестве ином.

Усталость и отчаяние в стопках толстых книг и ничего,
Я к утру приду туда, где однажды кончаются сны,
И я задумчиво и безразлично глотаю это всё,
И повсюду белые, круглые с токсичным запахом цветы.

Спаситель мой в стакане нечеловеческой тоски простит всех тех,
Кто всё отобрал, каждый свой кусок от меня понемногу,
Так пусть разорвётся по нитям сердце кровью теперь,
Чем набухать до боли и продолжать пустую жизни дорогу.

И вот я лежу и сжимаю аорту плечами, иначе дышать не могу,
Чувства мои за пазуху позабивались в последней попытке спастись,
И я начинаю осознавать только одно, она здесь, и я в плену,
И она есть смерть, она уже ближе ко мне, чем я сама, боже, прости…

Но что-то получилось не так, мне не спалось этой ночью,
Я ощутила отчаянные конвульсии диафрагмы и слабость,
Но я не ушла, предсмертное состояние прошло, но точно,
Я чуяла её, и стала с ней обвенчанной то ли на боль, а то ли радость…

Я не уснула , как мне хотелось того, как было задумано,
В последних попытках, хоть как-то спасти, не падая в крайность,
Меня, выходит, спасла бессонница, которую все ненавидят безумно,
Но боль так жестока, что она даже, смерть убивая, не питает жалость.

И не пускает отсюда уже никуда, всего однажды внедрившись в тебя,
Она не отдаст тебя самовызванной смерти, чтобы лица других
Не перекашивались риторическим вопросом о причине последнего дня,
Особенно тех, кто больше всех тебя губит, но считается моделью богов твоих.

И я её увидела как будто, и я почуяла, и я узнала,
Кольцо из тёрна резко она надела мне на безымянный палец,
Снимая и унося частицы кожи, капли крови, чтобы хватало
На возвращение меня сюда, с надеждой, хотя немного в ранах.

Надежда – надпись мелкими буквами по ту сторону распятия,
Но именно она мне воздарована как путёвка в новую жизнь,
Пока что безымянную, но видно нужную кому-то, в ожиданиях,
Не пустившего туда для чего-то, для чего мне отныне быть.

Нет, я не умею умирать, я поняла и смирилась с этим,
Мне не хватает лёгкости сознания, неощутимости себя,
Я ненавижу солнце, оно взошло, оно так ярко светит,
С ним всё реально так и неотступно и тяжело дышать.

Мне солнца утреннего свет невыносим, сияние, мысли,
Уже клоназепам не во мне, и страсть неодолима,
Я – жалкий раб, но в то же время властелин своей жизни,
Это самое ужасное, что и дальше нужно идти куда-то всё мимо.

Но я живу, и я вечно жива, в этом размытии чувств,
В этом комплексе отчужденных ощущений,
Которых, к сожалению я не запомнила, и я молюсь,
Чтобы никогда не знать этих ватных потоков самотлений.

Бога нет, бог умер…И я всё чаще это понимаю,
Когда слетает с губ моих токсичный белый запах,
Опять, опять и теперь, наверно, навсегда, пожалуй
Следы от релаксаций в спекающихся каплях.

Невыносимая борьба и долгое ожидание конца,
Но каждый раз один и тот же результат,
Я ещё много раз умирала, оставшись в живых, и без лица,
Время прошло, но кто даст гарантию, что я не повторю это опять?...
05.10.2004