Тридцатилетнее дитя

Мне говорят, что близко к сердцу,
я подпускаю боль, за неудачи.
Что, настежь открываю стрессам дверцу,
 за этой дверью, сердце, душу прячет.

Незащищённым, остаётся клапан сердца,
стресс-ржа людская, коррозией его съедает,
души, давлением раздавленное, тельце,
отчаяньем, неверие в себя, съедает.

Не ведаю, как жить, но знаю точно,
быть глупым и доверчивым судьбой приговорён,
я самобичеванием души, занялся прочно,
и в этом, оказалось, сильно одарён.

Мой дар, мне омерзителен, душою нытик,
в реальной жизни, часто норовлю, я, показать оскал,
до тупости, некомпетентный жизни критик,
той, которой и не жил и о которой, сам мечтал.

Случалось, что благодаря природной интуиции,
не раз, словами, собеседников на свою сторону сманил,
и с помощью вершковой эрудиции,
мог поддержать любую тему, кто бы, о чём не говорил.

Иначе же, своё, расхожее, с другими мнение,
пытался отстоять, показывая спесь,
и, проявляя часто нетерпение, мне приходилось,
когда с криком в драку, когда в бутылку, тихо лезть.

Не объясняя никому причины,
мог впасть в уныние, родных с ума сводя,
и ненавистные, на тот момент, личины,
потом любил, не мог без них, прожить и дня.

Не знал, к чему бы приложить, трудяги руки,
от скуки в них просился карандаш,
разрозненно витавшие во стратосфере звуки,
своим ментальным телом, брал на абордаж.

С тех пор, как разучился верить,
не виден берег правды, море лжи,
нарочно, сам себя стихами с душевной болью, истязаю,
своеобразный тест: мёртв, я, уже, или ещё жив.

Мечтаю, эти строки будут избавлением,
не каялся, а лишь пытался сбросить фальшь с себя.
Простите, если я, когда-то незаслуженно обидел,
взрослеть пора, не знаю, как убить в себе,
тридцатилетнее дитя.