Нарисуй мои глаза

Нарисуй мои глаза с отблеском зари вечерней,
в них глядятся небеса сферой вечности нетленной.
Тени от прямых ресниц, внешний угол, чуть скруглённый,
взгляд измученных глазниц вопрошающе смиренный.
Взгляд исхоженных дорог, троп душевных потаённых,
он бывает слишком строг, взгляд от горя потрясённых
лиц, измученных войной, искривлённых от фугаса,
откровенный и немой, как полотнище Пикассо,
мирозданья глубина, звёздный час аристократа,
храм, железная стена, север, юг, восток и запад,
не приемлющий ислам, от язычников уставший,
взгляд, молящий за Беслан, память сердца не предавший,
свет божественной Любви и томящейся Надежды,
яркость утренней звезды, не погасшей, не замерзшей.

Нарисуй мои глаза эллипсами жгучих терний,
нарисуй мои глаза так, как видел бы Коперник,
тайной Млечного Пути с утончённостью жасмина,
в ожидании «прости» и предчувствии камина,
у светящихся зеркал и чарующих симметрий
страсти сдержанный накал, легкомыслие поветрий,
в чистоте небесных струй и звучании свирели,
полифоний, месс и фуг и в палитре акварели.

Нарисуй мои глаза с лунным светом на ресницах,
нарисуй мои глаза как загадку синей птицы,
мыслей сказочный полёт, ощущение размаха
у раба, что сбросил гнёт, просолёную рубаху.
Нарисуй мои глаза без претензии на светскость,
в них витает стрекоза и проскальзывает детскость,
поступь в девственных лесах с осторожностью косули
и потребность в чудесах ясновидящей колдуньи.

Нарисуй мои глаза с тетивой тугого лука,
в них страданье и тоска, обретенье и разлука,
и бравурный громкий марш, и "Прощание славянки",
и роскошный Эрмитаж, и убежище Каштанки,
и чудовищный огонь, тот, что виден был с Поклонной,
храмов разорённых стон и триумф Первопрестольной.
Всё вместил, не побоясь, взгляд без тени эгоизма,
под чадрою не таясь, без намёка экстремизма.

Нарисуй мои глаза с глубиной таких сентенций,
нарисуй мои глаза с частотой биенья сердца,
глаз классический овал без вкрапления разврата,
тот, кто мне любовь послал знает, что не виновата.
Взгляд измученной души от увиденного свыше,
взгляд как смотрят малыши на карнизе скользкой крыши,
страх сорваться и упасть и рассыпаться на брызги,
назначение предать и принять инстинкты низших.

Нарисуй мои глаза не без пафоса прозренья,
нарисуй мои глаза в точке сосредоточенья,
горстью мелкого песка с технологией всухую,
если трудно так писать, я сама их нарисую.
Начерчу карандашом цепь болезненных изломов,
ожиданье под дождём с осознанием изгоя,
заключённого в тюрьме, мыслей алчную лавину,
проповедницу во сне и монашескую схиму.

Нарисуй мои глаза под потоками нейтрино,
обжигающий разряд под челом у исполина,
нарисуй мои глаза, две сияющих зарницы,
долгожданный снегопад от прилёта белой птицы,
нежность выстраданных слов из канвы стихотворений,
небывалую любовь от церковных песнопений,
взгляд, а в нём немой укор с завыванием метели
и стремительный напор первозданной карусели.

Нарисуй мои глаза, цвет обычный, это частность.
В них глядятся образа, там святая сопричастность.
Взгляд – проекция души, лиры трепетные струны,
одиночество в тиши голубой морской лагуны.
Нарисуй мои глаза с совершенством Моны Лизы,
как сочится в них слеза сквозь восторженные линзы.
Нарисуй мои глаза, две волнующие рыбки,
как рисуют океан, дивный омут, без улыбки.

2.02.07