Человек с карандашом

Посередине опаленного серым снегом луга, стоял человек в большом брезентовом капюшоне и яростно сосал карандаш.
Километрах в полутра изредка зудела электричка. Как будто кто-то застегивал очень длинную молнию на своем сапоге.
А человек стоял в позе и думал.

... Взять бы мне к себе Сашку. Хотя бы на выходные приласкать мальчишку - посадить в машину и повезти на Ладожское озеро. Или просто приехать к Марине, сесть рядом с Сашком на диван и смотреть, как он высунув красный язычок, решает свой кроссворд. Я бы мог тыкать туда своим огромным пальцем, а Сашка бы пыхтел как медведь, и двумя ручонками бы меня отталкивал.
- Папа мешает.. папа мешает...

Тут, конечно, Марина выскочит из кухни, у нее изо рта будет пахнуть переваренным портвейном и шпротами. На ее тренировочных штанах следы красного лака для ногтей, а с колен осыпается мука, в которой она только что обваливала рыбу.
Как же ему не нравились ее волосы! Когда они встретились, он любовался ее волосами - они были не очень длинные, до плеч, но такими приятно каштановыми, чистыми, и гладкими - лучше любой рыболовной лески, - шутил он.
Года за два до развода она начала краситься какой-то вонючей голубой субстанцией, из которой наверняка на Байконуре делают топливо для кораблей. В результате, теперь он ненавидел ее прическу - волосы стали похожи на мох с северной стороны дерева - к тому же Маринка их еще и постоянно стригла. Он не представлял, как и кто может заниматься сексом с этой Мариной. Наверное, никак и никто, иначе бы она не пила.

Марина начинает звать Сашку за стол. Уверен, обед еще не готов, а в пепельнице в отколотыми краями тухнет сигарета, от которой сын кашляет, словно 60-летний астматик.
- Сашенька, я рыбу пожарила, иди на кухню.
А он заглядывает сыну в лицо, убирает со лба его волосы - и видит, что сын закрывает глаза. Для маленького ребенка это равносильно затыканию ушей.
- Саня, я кого зову? Черт, к тебе отец две недели назад приезжал! Да посмотри на него - вы с ним итак не разговариваете! Живо иди есть!
А он все еще держит руку на лбу мальчика, и чувствует испарину. Шестилетнего мальчишку голос матери вводит в ступор - как такое может быть?
Сын очень медленно выводит буквы, и отец замечает, что буквы одни и те же - Н Н Н Н, уже мимо клеточек - Н Н Н...
- Я. сейчас. его. приведу. Иди, Марин.
- Саня - да не нужен ты отцу! Я тебя кормлю, забираю из сада, зад тебе подтираю, а он сидит у себя на табуретке в своих сосново-лиловых лесах! Чертит что-то!
Шаркая левым тапком, как будто сморкается, страшная картина пропадает в дверном проеме.

Саша кашляет. Долго, с хрипотой. Маленький, родной человечек с синяками на коленке и моими серыми глазами страшно кашляет в девяти шагах от матери.
Человек сидит, словно в жестяном тазу безвыходности в этой однокомнатной квартире, а Сашка поднимает голову:
- Пап, а ты где работаешь?
- Везде, Сашок. Я ищу лучшие и самые красивые места в нашей стране. Там, где самый чистый воздух, где нет дорог и поездов, где растет много цветов и самая лучшая земля...
- А кому это надо?
- Это всем надо. Меня просят все-все. Я знаешь, сколько красивых мест видел?
- А люди говорят спасибо? Мама говорит, чтобы я говорил.
- Нет, Сашок, они не говорят, я просто знаю, что они хотят это сказать, но не говорят.
- А ты меня можешь покатать туда? Например, на речку, где мама говорит, ты работал год назад, мы летом там покупаемся?
- ... Сашка, мне пора идти. Марш к матери.
- Ты приедешь? Ты когда приедешь?

Хмурый человек достал изо рта карандаш. В капюшоне свистел деревенский холодный ветер. Снова гавкала электричка. Человек подошел к огромному холсту, криво поставленному в грязь со снегом. Всмотрелся в задернутый снегом луг и начал писать.

На данном участке будет подготовлено к размещению 144 погребальных места.
И расписался.