Прана

(...) казались умирающими янтарными свечами под заходящим к зениту солнцем. Ветер угонял облака, и небо понемногу очищалось, чтобы звезды открывали глаза (...). Здесь блеск и равнодушие тающих к вечеру огненных красок неба, оттенков и теней осеннего снега наталкивали на холодную мысль: ночью все-таки стоит попробовать. Нет, не от скуки и безделья... Стоит попробовать только потому, что сон даст силы.
- Сегодня спим, - сказал я, - а через час до полуночи работаем.
- Успеем?
- А вот думаю. Дорогу закрывают суток через двое. Газу и пищи – на неделю. А если сегодня не усну, то начну ошибаться. Телескопы не любят слезящихся глаз.
- Погода подведет: закат нехороший, завтра тучи. Испортят все дело.
- Ты позвонила этим евреям? Спроси про погоду. Если снег, то ночью сидим.
- Не дай Бог, контроль прилетит. Убьют.
- Убить не убьют, а снимки возьмут. Копии надо спрятать, только не здесь. И так пронюхают...  искать будут...
- Чай будешь?
- Нет, я это пойло выпил, настойку, через час меня разбуди. Скажешь про снег, если позвонят. Закрой все карты, пусть стынут.
Далеко, на темной магистрали, показались огни. Кто-то пересекал границу и быстро приближался к обсерватории.