Музыка души - не пыль

"Пока я искоркой огня в безбрежье мира не исчезну..."

Стихи последних месяцев заключения (январь-февраль 1970 года) производят странное впечатление. Они становятся бесплотными, как бы на одной длинной непрерывно вибрирующей струне. Почти исчезают краски, признаки живого окружения, а если они и есть, то как бы в отдалении, через пелену: "Но память мутится, пылится, не принимая никого...", "И мы все реже стали, реже встречаться в памяти размытой..."
Будто автор и не смотрит вокруг - то ли он уже в иной реальности, то ли в будущем; оторвался от мира и плывет в отдельной лодке неизвестно куда...

Думается, это уникальный случай фиксирования состояния души именно в этой жизненной ситуации: бесконечно затянувшееся ожидание свободы, и чем она ближе, тем невыносимее и тревожнее ждать. В холодную воду лучше окунаться сразу. Известны случаи, когда нервы заключенных не выдерживали именно в последние месяцы и даже дни: много лет человек сидел - и ничего, а буквально накануне обретения свободы сорвался в побег и получил новый срок, либо покончил с собой. Впрочем, это может быть связано еще и со страхом самого факта расставания с лагерем. Незнакомый мир панически пугает, человек от него отвык, инстинктивно он тянется туда, где пусть плохо - но привычно.

Михаилу Сопину это не грозит: он достаточно разумен, имеет жизненную цель (найти свое место в поэзии), знает, куда ему ехать, где его ждут. И все же состояние неопределенности, баланса на грани жизни и смерти несомненно. О смерти он думает спокойно, вполне уверенный в бессмертии своих стихов:

Когда вторая жизнь
Во мне воскреснет,
Придет пора,
Я запою причудливую песню
Бессмертных трав.
В их шопоте
Останется нетленным
Мой странник-дух.
И листья лет
Падут из древа века
На мертвый грунт.
Я стану тенью,
Легендарной Меккой.
Но не умру.

Этой уверенности у него не будет даже на пороге настоящей смерти. Есть мнение, что молодым идти на смерть легко - им еще нечего терять. 38-летнего Сопина молодым не назовешь, но обретение его в свободной жизни еще не состоялось, а тюрьму терять и в самом деле не страшно. Отсюда - удивительная цельность в восприятии жизни и смерти как единого духовного цикла. Полная завершенность "таинственного жизнесмертья" (термин, придуманный поэтом позднее - он это состояние не забудет!). И здесь рождаются шедевры:

Брани меня, люби меня,
Превозноси,
Низвергни в бездну,
Пока я искоркой огня
В безбрежье мира не исчезну,
Пока судьба моя - не "были",
И сердце бьет еще рывками,
И музыка души -
Не пыль,
Спластавшаяся
В мертвый камень.

Говорят, если человек физически голодает, организм напрягается для выживания, а чувства обостряются. В таком состоянии религиозным пророкам являются видения, а у больных даже излечиваются недуги.
Михаил Сопин в полной мере испытал голод духовный. Но хотя иногда он и упоминает Бога, настоящей религиозности в нем нет. Он видит себя не "под Богом", а рядом с ним, и многое ему не прощает: "Мне нужен мир без крови и без слез - но Бог и время против нас восстали" (из позднего). Его Бог и религия - поэзия. В ней он видит исцеление, в ней обращается к потомкам:

Но знаю:
Все же
Блуждающий,
Такой как я,
Мой силуэт увидеть сможет
На черных скалах бытия.
1970 г.

Контрастом звучат несколько весенних стихотворений - они снова полны жизни, веры в нее, и, как лучи солнца сквозь тучи, прорываются, вспыхивая и озаряя своим светом все вокруг, вот такие строки:

О, песнь любви
Не может быть не спетой
В века, в века,
Пока ты вся-
Как тихий ветер света
Жива, легка.
Из склепа лет,
Сквозь сталь в окне темницы
Ты мне видна.
К тебе,
К тебе душа моя стремится,
Ты всё - одна!

В последние недели перед освобождением он почти не писал. Говорил - не мог. В апреле 1970 года - ничего, маем датированы только два стихотворения. Поэзия все же требует сосредоточения в себе, а тут все рушилось, менялось, устремлялось в будущее...
 
Татьяна Сопина.