Stray Katdystrophy

Из детства.
Я обгладываю воспоминания, сдираю мясо, кромсаю челюстями, высасываю мозг, но мне этого мало; я ломаю и крошу зубы о кость.
«Начало девяностых прошлого века. Молоденькая весна, и погода тогда одрябла и осунулась как подслеповатая старуха-вязальщица. Сутулая, пропахшая кислым молоком и влажной шерстью, она вязала серый шарф для своей внучки, дабы та ненароком не простудилась и не померла раньше времени. Звон соприкасающихся спиц был ленив, а примус освещал комнатушку, будто из последних капель керосина». Я шел на пруд со своей ныне покойной бабушкой кормить уток и затаил мысль выкрасть утенка. Даже прихватил какую-то коробку из-под обуви.

Холодные ветра ломались о мое худое тело,
Водянистыми кусками мяса падали к ногам.
В кривые зеркала поверхность луж остекленела,
И окостенел хрустящей изморозью старый хлам.

Окаменели здания, бордюры, высохшие лица,
Одеревенели клены, ясени, дубы и тополя.
В такие времена всем больно хочется проститься,
И по черствой плоти голодна как никогда земля -

Горланит воронье – извечный вестник пира.
Город завернули мой в сереющую шаль небес,
Изожранную молью – редкие просветы-дыры
Греют заспанные души как журчащий энурез.

О, что это, замшелый дом разинул зев подъезда,
Сплюнул желчью гроб и тех, кто скорбно нес его.
Слюна, увитая печалью, расщепилась словно гнезда
Под суровым дуновением восторга моего.

Да покатилась, собирая глину мерными шагами,
Прах и пух вытряхивая из мальчишечьей груди.
Во мне заклокотало, зашипело, растянулось знамя -
Плеск, фанфары, гул, гирлянды. Kunst бурлит!

Я видел нос, торчащий из-за черных досок -
«Как они приятно оттеняли белый цвет -
Он становился ярок, мертвобледен, бросок».
А во мне уже сипел придушен пуповиною поэт.

Ее по-зимнему белейшее лицо цвело, поверьте,
Распускало белый-белый мраморный цветок,
И поседели волосы, и побелел зрачок…
Провозглашаю Белый цветом смерти!

В тот день я так и не поймал утенка,
Рухнул на скамейку, занявшись мечтой
О том, что лето слишком громко,
Мне по нраву влажный, ветреный покой.

К моим ногам подкралась кошка, тоща, хила
Хвостиком меня обвила восемнадцать раз,
И телом шерстяным еще пятнадцать раз,
Удавом, пуповиной легким воздух перекрыла…