Ангел Смерти. Глава 2. Цитадель ночи. Мать и дочь

Светлана приоткрыла глаз,
Моргнула: «Странное начало».
Вот ноги подтянула, встала.
«Немного отлежала таз,
Пока в бездействии скучала.

Одежду надо бы найти,
Упала, что-то под ногами.
Гермес разлегся на пути».
Светлана только в одеяле.
«Скорей работайте, мозги.

Если на бога наступить,
Проснется и ее увидит,
Она же в полуголом виде
И после сна, как то забыть,
Надо хоть волосы завить
И глаз хотелось бы отрыть
Второй, а то этот краситель,
Что на ресницах дорогой».
Вот пробует отрыть рукой.
«Видать засох, какая боль,
Её ресницы как в карбиде
Нельзя же, право, быть такой,
Еще разлюбит бог-герой.

Может вода беде поможет?»
Вот хочет в ванную войти,
И тут есть кто-то на пути.
«Ну и попала, — мысль гложет. —

Может прыжок, нет после сна
Шевелишься и то приятно,
Ведь сколько в теле не была.
Единственное, что отрадно
То, что она еще жива.

Уж тело третье меняет,
И снова надо привыкать».
Светлана ноги разминает
«Уже устала, тянет спать.

Подергала за ручку двери,
Не заперто, но не идет.
Плечом нажала посильнее,
Щель шире, ну, еще вот, вот,
Тихонько петли заскрипели,
Кран застрочил как пулемет.
Голос Карины: «В самом деле».
Воды шум слышен еле-еле,
У ног Светланы трется кот,
Мяукает, котяра в теле
Собрался, приподнял живот,
Глазки надеждой заблестели».

Карина: «Дочка? Голос слышу.
А ванной кто тогда, не ты?
Какой кошмар, еще и мыши,
И сколько, только посмотри.

Ох, помогите, наступают».
По кафелю слышны шлепки.
«Ах, они за ноги кусают,
Хоть хорошо, на мне чулки».

Светлана посильней нажала,
Дверь приоткрылась, наконец.
Светлана видит: сидит мама
На тумбочке, ноги поджала,
Твердит: «Спаси Благой Отец.
И тысячи мышей, где ванна,
Они ковром пушистым прямо».
Светлана слышит стук сердец.

Карина: «Они с дырки лезут,
Куда я смыла, ну, тебя,
Точнее, я сошла с ума.
Сейчас, сейчас они исчезнут,
Только глаза закрою я.
Светлана, доченька моя,
Ты выглядишь так интересно,

Так страна форма у ушей,
Раньше я их не замечала.
Ох, видно, я совсем устала,
Прилечь мне надо поскорей».

Вот ноги стала опускать,
Но вскрикнула: «Они кусают,
Галлюцинации хватают!»
Карина стала чуть дрожать.

Светлана: «Что здесь за напасти?»
Вот мышь куснула пальцы ног,
Все твари приоткрыли пасти.
Светлана: «Я для них пирог,
Пора воспользоваться властью
Своей, надеюсь, будет прок».

Вот мысленно она сказала
Мышам немедля уходить,
Но только мысли не связала.
Тогда решила их убить,
Но только еще хуже стало.

Мыши вдруг начали расти,
Одна другую пожирая,
Почти живьем себя глотая
И тех, кто встали на пути.

Одни уже ростом с собаку,
Товарок за мгновенье жрут.
Из труб все новые ползут.
Светлана натерпелась страху,
Хвосты напоминают жгут,
Зубы вцепляются в рубаху
И тянут, ткань на клочья рвут.

Светлана свору отшвырнула,
Мыши сцепились меж собой,
Кусаются, кто свой, чужой
Не разбирая, страшный бой.
Светлана снова шепчет руны.

И вот осталось лишь две мыши,
И в каждой метра полтора.
В подтеках крови, тяжко дышат,
У рыжей мыши пол хвоста,
У серой той движенья тише,
Сильно поранена она.

Вот медленно идут по кругу,
В глазах смертельная печать.
Светлана бледная с испугу,
Уже не знает что шептать.

Задумалась: «А что же дальше,
Когда останется одна,
Мышь ростом будет как она
И жертву выберет она.
А нет ли в заклинанье фальши?
Хотя ведь мысли, не слова,
Ну, прямо кругом голова.

Она хотела, чтобы мыши
Покинули скоре дом,
Затем подумала о крыше,
О том, как зябко под дождем,
О том, что это просто сон.
Потом припомнила о книжке,
Рассказ один о крысах, он,
Где крыса стала королем.

Понятно, значит, волшебство
Её желанье исполняет,
Но массу мышки не теряют,
Угу, вот то-то и оно.

Ведь вдуматься хоть б на миг,
Энергию куда им тратить.
Кровью конечно пол залит,
Но мяса с этих мышек хватит,
Чтобы заполнить малый бриг.

Их было тысячи, не иначе,
И на полу и на стене,
Да и на потолке в придачу,
Теперь осталось всего две.

Хотя не две, одну, бедняжку,
Похоже, Барсик прохватил.
Ту, что цеплялась за рубашку
Уже, похоже, придушил».

Светлана глянула на маму.
«Пока с ней, вроде, хорошо.
Вот губы сжатые упрямо,
Пусть напряженное лицо
И выглядит весьма устало,
Но страх не мучает ее.

Глаза открыты широко
И наблюдает с интересом.
Похоже, позабыты стрессы,
Бой хищников увлек ее.

Мыши кружат, не нападая,
Но рыжая слегка дрожит,
Глазами красными сверкая,
Она тихонечко пищит,
Зубами острыми щелкая.

Мышь серая не стала ждать,
Напала, клочья полетели.
Другая ринулась кусать,
Царапаться, но, в самом деле,
Пришла пора ей умирать.
Вот ее глазки потускнели,
Огонь стал битвы угасать,
Она дышала еле-еле,
Когда ее стали глотать.

И вот осталась лишь одна,
Но мышка ростом с человека.
Вот облизнулась вновь она,
Ноги дрожат от битвы, бега,
Но видно, что еще сильна.

Вот зверь направился к проходу,
Себя по ребрам бьет хвостом.
Кот, вспомнивши свою природу,
Мяукнул: защищу, мол, дом,
Но отступил чуть в коридор,
Где было более свободы».

Светлана тоже отступила,
Её бьет страх, чего скрывать,
И хочется спасти ей мать,
Но воли не хватает, силы
У зверя на пути стоять.

Вот дева к стенке отступила,
Вот пятится к входной двери.
Мышь весь проем загородила,
Теперь Карине не пройти.

Светлана открывает двери,
Вот мышку манит за собой.
Та не идет, похоже, цели
Совсем не нужно ей такой.

Светлана вышла на площадку,
За нею кот, а мышь в зубах.
Расстаться со добычей сладкой
Не смог ему помочь и страх.

Шипит котяра, понимая,
Не справится ему с такой,
Но и добычу не желает
Он отдавать, кошачий вой
Площадку снова наполняет.

Мышь, наконец, разобралась
В том, что добыча ускользает
И на площадку подалась,
Кот от нее вновь убегает.

Кот вниз по лестнице спешит,
Мышка за ним, а там орава
Котов и кошек, жуткий вид
Без слов о бедных говорит,
Что не имеет дома право.

Внезапно исчезает мышь,
Как будто облако растаяв.
И кошки, и коты — все тишь.
Светлана: «Кто опять играет,
Ты, Асмодей, но ветер лишь
Тихонько в трубах завывает».

Кот крутится: «И запах есть,
А вот добыча как исчезла».
Мяукнул, то о горе песнь.
«Куда все делось, интересно,
Не покидал он вроде места.
Добычи нет, пропала честь».

Светлана: «Ладно, кот, идем,
Похоже, нам морок приснился.
Давай хоть молочка нальем,
Пока ты сам не растворился,
И этот мир, и этот дом».
Кот вновь мяукнул, но пошел.

Светлана в коридор зашла,
Закрыла за собою двери.
«Гермес исчез, вот так дела.
А был ли он на самом деле?
Может, безумная она?

В ванну прошла, а мамы нет,
Промыла глаз водой горячей.
Не видно, чтобы кто свинячил,
Следа прошедшей битвы нет».

Светлана скинула одежку,
Встала под душ, воды глоток
Её ободрил понемножку,
Дум упорядочив поток.

Вот вымылась и освежилась,
Прошла к себе, одев халат,
На зеркало бросает взгляд:
«Она совсем не изменилась,

Ну, разве уши чуть острей,
Но может так, оно и было,
И красочный изгиб бровей,
И губы сладкие кармина —
Все чисто, просто без идей.

Мама, наверно, еще спит,
Часы показывает восемь.
Прислушалась, что-то кипит,
Из кухни голоса доносит,
Кто-то тарелками бренчит».

Светлана: «Видно, мама встала.
Значит и мне вставать пора.
Надеюсь, что оценит мама,
Что на прогулку не пошла,
Хотя все это как-то странно.
Сергей не позвонил вчера.
Забыл? История туманна».

Вот дева вышла в коридор.
Слышит, у мамы гость, похоже.
Весьма занятный разговор,
Но леденит немного кожу.
Вновь мысли: «Вдруг это не сон?»

Вот постучалась, нет ответа,
Дверь приоткрыла и вошла.
На месте чуть не умерла,
А сердце в пятках ее где-то
Стучит, а с губ летят слова:
— Гермес, так ты не сон, дела.

Бог повернулся: «А, Светлана,
Вот и проснулась, наконец.
Тут говорила твоя мама,
Что был ученым твой отец,
Я его друг из Абакана».

Светлана: «Так вы не Гермес?»
Карина: «Дочка, как не стыдно?»
Бог: «Вызывает интерес,
Что девочка читает. Видно,
Она еще в стране чудес».




Светлана: «Мама, что с тобой.
Ведь это бог: монокль, шляпа».
Светлана в слезы: Это ж надо:
Обычный сон ее герой,
Театр и пальто из драпа,
Облик Агнессы дорогой,
Афина — все лишь сон пустой».
Карина: «Ну, довольно плакать,
А ну скорее руки мой
И завтракать садись с сестрой».
Взгляд у нее совсем пустой,
Движенья как у автомата.
— С какой сестрою, нет, постой.

Карина: «Хватит, все, довольно,
Зови Агнессочку к столу».
Светлана: «Видно, снова сплю».
Вот себя щиплет. «Ай-ай, больно!»
Карина: «Ну, я долго жду».
Светлана: «Ладно, все, иду».

Идет в гостиную, а там
Агнесса в чистеньком наряде,
В таком же бежевом халате
Дает название цветам.

Семь кубиков цветами разны
Пред ней, она наперечет
Им шепчет: «Это синий, красный,
А это желтый — все, зачет».

Вот обернулась: «А, Светлана.
Смотри, я цвет могу понять.
Мне кубик подарила мама,
На ощупь можно распознать.

Вот видишь эту закорючку,
Ее я чувствую рукой,
И цвет становится такой,
Какой покажет эта штучка».

Светлана: «Ты моя сестра?»
Агнесса: «Ну а то не знаешь?
Ты думаешь, коль я слепа…
Давай, ну что ты не играешь?
Это зеленый, правда, да?»

Светлана: «Нет, похоже, синий».
Агнесса: «Как так может быть?
Жаль, не могу их все спалить,
Это мне мама подарила».

Светлана: «Значит, это сон,
Смирюсь, а дальше будет видно.
Хотя подумать, как обидно,
Стены как жмут со всех сторон».

Светлана: «Странно, помнит все,
Но вот Агнессы нет в альбоме.
Она не помнит ничего
Ни о сестре, ни об уроне,
Что слепоту ей нанесло».
Светлане стало чуть смешно.

«Тут выход только лишь один,
Проверим бедную Агнессу,
А там уж дальше поглядим,
Как тайны приподнять завесу».
Светлана: «Есть вопрос один:
И где же ты живешь принцесса?»

Агнесса: «Хорошо, пойдем».
Вот встала, двери отворила».
Агнесса: «Ты, видать, забыла,
Что почти рядом мы живем».

Дева прошла по коридору:
— Вот двери, комната моя.
Светлана: «Нет, не верю я».
Вошла: «Какие чудны шторы,
И мебель здесь, и зеркала.
Мебель, лепнина тешат взоры,
А на коврах цветут поля,
Цветов ромашковых узоры,
Тюльпанов огненна заря.

У зеркала как косметичка,
Расческа с ручкой для волос,
Чтоб локоны свивать всерьёз,
И макияж сменить обличье —
Все здесь и даже запах роз
Духов, одеколон девичий
Играет склянками цветов.
А вот и зеркала очков.
Да, модно, сделано отлично,
И явь не отличишь от снов».

Агнесса: «Что еще, Светлана?»
Светлана: «Ты моя сестра?»
Агнесса: «Ну, смотри сама».
И рядом с девушкою стала.
— Ну что, похожи, верно, да?
Тебя ведь присылала мама,
И что она тебе сказала?
Светлана: «Завтракать пора.
Ты руки мой, а я пошла,
Ну, мне осмыслить бы сначала
То, чего я не поняла».

Агнесса: «Ладно, не тушуйся,
Оставлю я тебя пока.
Я слышала, ты ждешь звонка.
Об этом сильно не волнуйся.
Сергей тебе звонил, когда…
Ну, это мама скажет, да.
Давай, хоть в тапочки обуйся,
Не стоит грязь таскать сюда».

Затем Агнесса улыбнулась,
Встряхнула огневым хвостом,
Вышла из комнаты, притом
Даже о вещи не споткнулась.
Светлана: «Это был лишь сон.

Но жизнь реальная, она
Туманна, что-то не хватает.
В окне клубятся облака,
Сфера рассветом полыхает.
Но почему тогда тоска
Невольно душу наполняет».

Светлана снова огляделась.
«Вот плеер, вот магнитофон,
Вот украшенья, телефон».
Включила, лампа загорелась,
Щелчок еще, спирали звон.
Светлана снова засмотрелась
На нить, напоминает хром.
«Все наяву, какая жалость.

Вот если б лампа из песка
Была, то было бы понятно,
Гермеса здесь видна рука,
А так довольно все досадно.
Видно, безумная она».
Пожав плечами: «Ну и ладно».
Светлана плеер забрала,
Включила, музыка слышна,
Мотор мурлыкает приятно.
Светлана: «Просто красота -
Ни магии, ни волшебства».

Встала, поправила постель,
Вещи на место положила.
«И что же делать ей теперь,
Признаться, что она забыла
И про сестру, и про друзей,
О том, что было и не было,
Как разобраться в этом ей».


Светлана поднимает шторы,
Довольно тихо, нет машин.
Не торопясь, глядит на город,
Все полнится огнем картин
Величья молодой Авроры,
Что в отражении витрин
Отсвечивает неба взором.

Светлана: «Стоп, заря, она,
Похоже, сильно задержалась.
Так значит я в пределах сна,
Она все спит, какая жалость,
Тогда уже вставать пора.

Но как проснутся, непонятно,
И как проверить, что не сон.
Ах, ладно, будь оно неладно. —
Светлана вышла на балкон. —
Да, утро, видимо, прохладно».
В халатик завернулась свой.

Вниз глянула: «Похоже, лужи.
Дождь был, а может что еще,
Так летом холодно к тому же.
Беги, хоть надевай пальто.

Стоп, ничего, не понимаю. —
Светлана крутит головой. —
Это сестры балкон, а мой?
Уверена, я точно знаю
То, что балконам обладаю
И не делю его с сестрой».

Светлана побежала быстро,
Спешит, вот комната ее.
Вот оглянулась: «Пока чисто,
Нет в коридоре никого».

Вошла: «Так, вроде все на месте,
Едва примятая постель,
Дверь на балкон, и что теперь?
Становится все интересней».

С опаской входит на балкон,
Уже невольно замирая.
Тот же пейзаж со всех сторон,
И, ничего не понимая,
Светлана испускает стон».

«Так, она что, сошла с ума?
Две комнаты, балконы разны.
Но стой, она сюда вошла,
Иль не сюда? Как я несчастна!
Нет, ничего не поняла».

Светлана: «Надо бы отметить.
Если балкон совсем другой,
То знак исчезнет сам собой».
И вот ногтем, правой рукой
Светлана начертила крестик.

И быстро в комнату к сестре,
И на балкон, сердце стучится,
Но только нет креста нигде,
Совсем поникла тут девица.
«Значит, другой, но мой то где?»

Вот возвращается к себе,
Балкон и крестик — все на месте.
Мысли гуляют в пустоте.
«Нет, не понятно, хоть ты тресни».

Вот вышла снова в коридор,
До комнаты сестры два шага,
Вновь на балкон во весь опор,
Вконец излучилась бедняга.

«Что, снова в комнату сестры?
Ну, нет, надо поесть сначала. —
Светлана неохотно встала. —
Вопрос, оставив до поры».

Идет. «Вот дверь, вот коридор,
Вот комната сестры, вот ванна».
Скинут халат, воды напор,
Опять под душ встает Светлана,
Ведя с собою странный спор.

«Так, для начала, я Светлана,
И у меня есть мать, сестра.
Моя сестра, она слепа,
Но почему, я не узнала.

Стоп, вспоминаем, дочь моя
Во сне воды всегда боялась.
Вот и проверка, ха-ха-ха. —
Дева довольно рассмеялась. —
Итак, мой первый тест — вода».

Воду закрыв, одев халат,
Сестру Светлана отыскала
И сладким голосом сказала:
— Агнесса, слышь, что говорят,
Мыть мама руки приказала.

Агнесса, бросив кубик свой,
Немного приподняла плечи:
— Ладно, идти, здесь недалече,
Свое ты сердце успокой,
Я вымоюсь, еще не вечер.
Светлана: «Завтрак стынет твой».

Агнесса как-то робко сжалась,
Но темнее менее пошла.
По жестам, видно, испугалась,
Руки под кран сует она,
Его открывши саму малость,
Тонкой струей течет вода.

Светлана подает ей мыло,
Агнесса снова руки трет.
Вода уже смелей течет,
Сцена Светлану удивила.

«Значит, она и впрямь сестра?
Ну, а балкон, где объясненья?
Но не закончен тест пока».
И вот без капли сожаленья
Светлана говорит: «Пора
Тебе Агнесса без сомненья
Теперь помыть и всю себя».

Агнесса: «Так сказала мама?»
Светлана: «Я так говорю.
Ну, слушай старшую сестру,
И почему ты так упряма?
Уже догадки я ловлю,
Ты как воды боишься, прямо».

Агнесса: «Я не вижу, где
Душ, его не замечаю».
Светлана: «Ты слепая, знаю,
Ну что ж, я покажу тебе.

Вот, ногу верх, теперь залазь.
Угу, теперь давай вторую.
Теперь с халатика вылась».
Агнесса: «Воду, воду чую».

Светлана: «Все, давай халат.
Вот тебе мыло, вот мочалка.
И знай, что мне тебя не жалко,
Коль от меня ты отреклась».

Агнесса: «Ты о чем, Светлана,
Я твоя верная сестра».
Светлана: «Коль не скажешь «мама»,
То будет пыткою вода».
Агнесса робко замолчала.
Светлана: «Ах, не хочешь, да?
Так на себя пеняй тогда,
Как я от призраков устала».

Светлана: «Ну же, кран включай,
Смелей». Вода течет по коже,
По волосам, Светлана строже:
— Ну, быстро мыться начинай.

Агнесса: «Хорошо, сестра.
Робко намылила мочалку.
Светлана: «Так тебе не жалко
Меня, ну и гори дотла.
В ванну садись, ты поняла?
Да, да, туда, где есть вода».

Светлана всунула затычку.
Агнесса сжалась в уголке,
Уже, похоже, по привычке
Мыло держа в одной руке.

Второй — мочалкой еле-еле
Пытается себя тереть.
Светлана: «Ну же, посмелее,
Ты вымылась едва на треть».

Вода уж до груди доходит.
Агнесса попыталась встать,
Но только ноги ее сводит.
«Кожа горит, нельзя кричать,
Светлану это так выводит».

Агнесса стонет, но живет.
Светлана: «В чем же я ошиблась?
Вода сестричку не берет,
Смотри, уже по шейку скрылась,
Еще и, кажется, поет.

Пар полностью лицо скрывает,
Похоже, тест совсем пропал.
Ага, уже не напевает,
Похоже, близится финал,
А вдруг как дочка умирает?

Кожа, конечно, покраснела,
Но, видно, теплая вода.
О нет, и как не усмотрела,
Она пустила кипятка,
То-то Агнесса присмирела,
Она же сварится, о да».

Светлана запустила руку,
Шипит от боли, пробку рвет.
Вода стекает и ревет.
Светлана: «Потерпи подруга.
Ох, что я натворила, вот».

Вода так медленно стекает,
Но вот с шипением ушла.
Светлана руку растирает,
Кожа краснеет, полыхает,
Еще бы: столько кипятка.

Агнесса в позе эмбриона,
Вся кожа красная, она
В районе шеи лишь бела,
И волосы как опалены
И цветом как у кирпича.

Светлана: «Что я натворила!
Ведь видела, что пар идет.
Теперь Агнесса в коме, вот,
Я человека ведь сварила».

Светлана: «Что теперь позвать
На помощь, боги, сон ужасный.
Апофеоз весьма несчастный.
И что на это скажет мать?

О боги нет, очнись, довольно».
Светлана: «Сейчас мазь найду,
Чуть подожди, уже иду.
Вотрем немного, так не больно?
Давай, еще чуть-чуть вотру».

Агнесса тихо застонала.
Светлана: «Надо бы в кровать.
Вот подняла, не видит мама,
То хорошо, пока скрывать
Придется ей сестрицы раны».

А вот и комната сестры,
Светлана раскрывает двери.
Все мысли суетно голы,
Она сама себе не верит
В странном безумии игры.
Дева услышала от тени:
— Скорей Агнессу положи

«Галлюцинации уже». —
Со страхом думает Светлана.
Тени мелькают в витраже
Старинного святого храма
И отражаются в стекле.
В ушах как музыки осанна,
Дева не ведает уже
Что было, а чего не стало,
Она как в дивном мираже,
Где силу время потеряло.

Уже не помня ни о чем,
Дева Агнессу уложила.
Кожа у той суха, притом,
Она подобием кармина
И, видимо, горит огнем,
Пылая каплями рубина,
Как затухающим огнем.

Мама: «Светлана, где же ты?
Ну, быстро, завтрак остывает.
О чем Агнесса там мечтает?
Давай, быстрей сестру веди».

Светлана испугалась тут
И поневоле как сказала:
— Агнесса, видимо, устала,
Она прилечь решила вдруг,
А я иду немедля, мама.

Светлана: «Ох, безумна я,
Надо скорей во всем признаться,
Сказать, что не хотела я.
Ох, как же трудно сознаваться.

Нет, мама, та ругать не станет,
Но все равно она ее
Здесь больше дома не оставит.
Она опасна, что с того,
Что никого не убивает:
Агнесса только старт всего.

Тогда куда бежать, в больницу,
Все объяснить и показать?
Угу, и там же встретить принца,
Ему любовь свою отдать.
В больнице много их томится,
Им только тело показать
И можно царством управлять.
Пустых палат о стены биться,
Прохожих изредка пугать,
А, может, сразу удавится?

Или с балкона головой?
Хотя, третий этаж, возможно,
Она останется живой.
О, как убиться, право, сложно,
Хотя б ружье было собой.

Ружье теперь моя задача,
А пока вида не подать».
Идет Светлана, тихо плачет.
«Эх, пропадать, так пропадать».

Дева на кухне, полки рядом.
Карина: «Руки покажи.
Так, вижу, вымыла, как надо.
Что же касается сестры,
То передай ей и скажи:
Разогревать блины не надо,
Я сохранила их в печи».
Светлана: «Хорошо, я рада».
Гермес: «Давай уже иди,
Ты не забыла, к зоосаду
Мы собиралися пойти».

Светлана: «Да, угу, возможно,
Не помню я, но не беда.
Так многого не помню я,
Хотя запомнит то несложно.
Ну, хорошо, пускай туда».
Карина: «Не болтай, когда
Твой рот набит, и там еда».
Гермес: «Светлана, осторожно,
Не подавись, знаешь сама,
Не доведет то до добра».

Гермес сказал: «Ну, все поели?
Теперь пора нам поспешить.
Ведь тетя Никта в самом деле
Способна очень рассмешить».
Карина: «На слово поверю».

Вот все оделись, на Светлане
Обычный джинсовый костюм,
Юбка и кофточка на маме.
Гермес лишь пояс натянул,
Все остальное так оставил,
Как было, но достал баул,
Пару вещей, туда отправил.
Затем он шляпу натянул
И кверху их поля загнул.

Втроем выходят, лужи, сыро,
Солнце не может все прогреть.
Трава растет довольно мило,
И не похоже, чтобы смерть
По этим улицам бродила.

До зоосада далеко.
Светлана: «Странно, нет прохожих,
Хотя дышать весьма легко,
Прохладу чувствует всей кожей,
И двигаться не тяжело.
Но что-то в воздухе тревожит,
И мысли мучают ее.
Уж больно ярко полотно
Очищенных дождем дорожек,
Уж больно чисто и светло».

Вот зоосад. Светлана вдруг
Как вздрогнула: «Откуда это,
Ей показал однажды друг
Довольно важную примету.

Он показал ей зоопарк,
Где все зверье томилось в клетке,
И объяснил: бывает парк,
Где зверь свободен, и на ветке,
И на поляне, и в беседке
От тигров и до обезьян.
Свободным зоосад создан,
И эти парки очень редки.

И он сказал, что город их,
Тот, где Светлана проживает
Богатством тем не обладает,
Чтобы зверей держать живых,
Тех, что вне клетки засыпают.

Значит морок, опять морок,
Как странно память изменяет,
Вновь преподносит ей урок,
Вновь окружение страдает.
За что, самой ей невдомек.
И что она все проверяет.
Взяла Агнессу в кипяток,
За что она других карает,
Зато что рок к самой жесток?
Сестра, возможно, умирает,
Ну а она о том молчок».
Светлана: «Все, я не играю,
Пусть даже получу я срок,
Но все немедля открываю».

Светлана хочет рот открыть,
Она терзается в сомненье,
Но бог сказал: «Пора спешить,
Потом обсудим сновиденье,
Которое мешает жить».

Идут к воротам, там замок,
Но то Гермеса не смущает,
Он отгибает лепесток,
Тот, что ворота украшает,
И тут Светлана замечает,
Что к ним идет единорог.

Глаза задумчивы сияют,
Шерстка блестит как серебро,
Уши прядут, зов опьяняет
Коня из сказки, как вино.

Смотрит на деву отрешенно,
Трясет козлиной бородой.
Дева идет заворожено
Навстречу, щеки как огонь.

Гермес: «Почувствовал, зараза,
Как волшебство, так здесь они.
Все ищут, где бы чистоты
Им обрести вот так и сразу».

Прикрикнул: «Кыш, пошел, пошел,
Да и откуда только взялся».
Единорог застыл как столб,
Сразу заметно растерялся,
Но вновь к Светлане подошел
И к телу головой прижался,
Словно защиты искал он.

Вокруг как пелена тумана
Поплыл доверчивый пейзаж,
В земле как обнажилась рана.
Гермес: «Скорей беги, Светлана».
Но поменялся антураж.

Город исчез как испарился,
Поляна, зелень, бурелом.
Единорог, взмахнув хвостом,
У ног Светланы притулился
И, кажется, забыл о всем.

Светлана словно в забытье,
Гладит по шерстке и лакает
Длинные ушки как во сне.
Она, похоже, засыпает,
Отдавшись неге, чистоте.

Гермес: «Ну надо ж, повезло
На миф в портале напороться.
Куда Светлану понесло,
И как с сей магией бороться?
Еще Агнесса как назло
Без воли на краю колодца,
Тело едва дарит тепло».

Забеспокоилась Карина:
Город рассеялся, исчез.
Дорог не видно паутины,
И окружает только лес.

Заклятье силу потеряло,
Понял Гермес, лес серебра,
Своей здесь магии немало.
Если б дождаться до утра,
Если бы все начать сначала,
Но здесь уже само «вчера»
Ошибкой вечности звучало.

Сосны пронзили небеса,
И сонмы магии повсюду,
И чистою слезой роса
Брильянтами, и, вторя чуду,
Ветвей серебряных краса.

Гермес: «Проклятье, серебро
Для магии весьма досадно.
Лес чистоты, весьма забавно,
Только его сюда за что.

Светлана, тут понятно все,
Она чиста, она невинна.
А он, а женщина Карина,
Их, каким боком занесло?»

Гермес задумался: «Дракон,
Верховный Инквизитор, точно,
Издал давно один закон,
И сотни лет стоял он прочно».
Бог подавил отчаянья стон.

«Дракон, ведь этот лес его,
Здесь его магия и сила.
Великая основа мира,
Основа сущности всего».

Бог: «Ну, теперь, похоже, ясно,
Лес суть портала изменил.
А этот с шерсткою атласной
К себе Светлану приманил
Той магией, что неопасна,
Но избежать ее нет сил».
Гермес задумался: «Прекрасно,
Вопрос уже отпал один.

Теперь второй: вода и пища.
Третий: Агнессу как спасать
И как сюда переправлять.
Хотя, пожалуй, это лишне».
Тут бога потянула спать.

«Пока она там, на Земле,
Ей вряд ли что-то угрожает.
Конечно, когда дева встанет…»
Гермес: «Я как тону во сне.

Надо скорее прочь бежать,
Иначе лес его заманит».
Но только голос шепчет: «Спать».
Поляна манит как кровать.
Ложится бог, уже не встанет,
Нет сил, Морфею отвечать.
Пытается бог не дышать,
Но только крепче засыпает.

Карина не спеша идет,
Заклятье миражами светит.
Вот улица, вот поворот,
На тротуаре скачут дети,
В небе летает вертолет —

Все как обычно. Магазины,
Она решается зайти.
«Закрыто» надпись на двери,
Она как в липкой паутине,
Трудней становится идти.

«Странно, куда она идет?
Вроде, похоже, к зоопарку,
Но улицы не узнает,
И, если честно, очень жарко,
Пот градом по спине течет.

Люди рассеяны вокруг,
Рассеяны, они прозрачны,
И улицы довольно мрачны».
Потрогала ладони рук,
Внезапно овладел испуг.
«Она больна, как неудачно».

Карина подошла к скамье,
Присела. «Вроде все нормально».
Слегка кружится в голове,
Мир исчезает театральный,
Мир растворяется во сне.

Сквозь стены проступает лес,
Блестит серебряным металлом.
Город почти совсем исчез,
Карина в страхе побежала.

«Тропа? Нет, снова бурелом.
Проспект? Нет, яма и дорога».
Карина лезет напролом,
Ветки царапают немного,
Отсвечивая серебром.
Карина: «Надо срочно в дом.

Сказать Агнессе, отлежатся.
Агнесса? Это еще кто?»
Мысли вновь расползаться.
«Агнесса, дочка, ну и что?
И лет ей, кажется, семнадцать,
Она слепая, что с того?
Надо скорей домой добраться,
Уж люди смотрят на нее.

Хотя, похоже, что не люди,
Быстро меняются черты.
Как маски словно бы они.
О, пресвятые, что же будет?»

Стен нет, исчезли и дома,
Карина в ужасе присела
У серебристого ствола,
От бега часто засипела.
«Она в лесу, ну и дела».

Вокруг величественны сосны
Колонной в небо поднялись,
Среди ветвей сверкают звезды,
Бескрайня, необъятна высь,
Так завораживают просто.
Она кричит: «Скорей смирись.
Что было ране не серьезно,
К величью пустоты склонись».

Взгляд как заманивает в бездну,
Здесь красота, здесь мир, покой,
Здесь недоступен стыд телесный,
И словно растворилась боль
В застывшей тишине окрестной.

Спокойствие и красота,
Душой Карина отдыхает.
Закрыла зелени глаза,
Очарованье пропадает,
И обступает темнота,

И страх, и мысли: «Где же я?»
Глаза открыла, снова небо
И красота, но холодна,
И с серебра отливом света
Стекает как огня река
И тает ультрафиолетом
У корневищ, там, где земля.

Карина: «Солнце, рядом звезды,
На небо лучше не смотреть».
Взгляд опустила, стала петь
Мотив, но голос очень сложно
Подался, снова стал сипеть.

Охрипла, нехотя поднялась.
«Куда идти, вокруг кусты».
Дубрава чудной красоты
Карине клеткой показалась.

В лесу раздался волчий вой,
Карина в ужасе присела
Пошарила слегка несмело,
Ветку нащупав под собой,
Ее слегка ногой поддела.

Жарко, вот ветку подхватив,
Бежит, между столбов петляет.
Там, сзади, кто-то нагоняет,
Листва под тяжестью скрипит,
Как будто музыка играет,
Не в лад и невпопад звучит.

О корень женщина споткнулась,
Волк ростом с малого бычка
Блеснул в зеркал листве слегка.
Карина тихо ужаснулась.

«Громадный, острые клыки,
Лапы как бревна, ближе, ближе.
Надо под корень заползти».
Вот заползла, почти не дышит,
Затихла, волку не пройти.

Щель меж корнями и землей
Столь малая, едва пролезла.
Как бешено стучится сердце,
Волк озадачен пред дырой,
Бьет лапами, ужасный вой.

Кошмар не отступает, он
Сильнее, волк аж землю роет.
Вот голова почти что входит.
Карина: «Ах ты, какой злой,
И что тебя так друг заводит?

Что, мяса хочешь, извини,
Но для тебя меня не хватит,
Бычка ты лучше поищи,
А то другой волк перехватит.
Ах, прочь пошел, скорей иди.

Я знаю, ты лишь мой кошмар».
Но веткой волку в глаз попала.
Волк, щеря острые клыки,
Отпрянул, почва задрожала.

Он застонал и закричал,
Нашел на ветке кусок тряпки.
Затем сказал, не прорычал:
— Достаточно играли в прятки,
Твоя судьба нашла финал.
Затем свой глаз перевязал.

Хищник присел и проревел:
— Теперь тебя съем по кусочкам,
Несчастная ты Евы дочка,
Теперь я точно озверел.

Ну, хлопотливая добыча,
Еще поранила мне глаз.
А я ведь есть хочу сейчас.
А ты, ты, значит, — это пища.

Вас создал для меня Дракон.
Единорогов есть опасно,
Кентавры, те сильны ужасно,
А есть людей того закон
Не запрещает, тебе ясно?

Карина: «Значит, говоришь,
Что люди — это твоя пища».
Волк: «Ну, не главная добыча,
Но если сбоку поглядишь,
То без людей в лесу почище.

Ладно, кончай уже болтать,
Давай вылась, тебя съем быстро.
Молитву можешь прочитать.
Вот тебе ветка остролиста,
Чтобы душа могла летать.
Ну, начинай же выползать».

Карина: «Знаешь, пить хочу,
Дай мне воды, тогда согласна.
Тогда я выйду, не шучу».
Волк: «Говоришь, воды, ну ладно,
Родник я быстро отыщу».

Вот зверь в кусты скорей полез,
Карина из корней поднялась,
Немного быстро пробежалась
И углубилась в светлый лес.


Топот, Карина обернулась,
Ветку поняла, замахнулась.
«Волк? Подвернулася нога.
Не волк, а конь, ну и дела,
Хотя есть у коней рога?

А на спине сидит Светлана».
Карина: «Дочка, это ты?»
Светлана: «Я, конечно, мама.
А это Пегель, Пегельми,
Точней, я так его назвала».

Карина: «Значит, все не бред.
Но где мы дочка?» Та: «Не знаю».
Карина: «Все подобно раю,
И этот серебристый цвет,
И травка сине-голубая,
Струящийся лучами свет,
Но волк поблизости гуляет,
А так красивей места нет».

Карина: «Волк — это ужасно.
Агнесса, младшая сестра,
Она ведь где-то здесь была,
И ты найти ее должна,
В лесу весьма небезопасно».

Пегель: «Я сам ее найду.
Она ведь, верно, еще дева,
Её я живо отыщу,
Коли она еще в лесу,
Но надо действовать умело,
Иначе снова загрущу.

Светлана, опусти меня,
И я тотчас примчу Агнессу».
Светлана спрыгнула: «Тебя
Я попрошу, поменьше стрессов,
Агнесса спит, устав, о да,
Моя вина, скачи по лесу,
Возможно, где-то здесь она».

Единорог: «Что ты скрываешь,
Агнессу мыла в кипятке,
Так отнестись к своей сестре».
Карина: «Ну, ты дочка, знаешь…
Ну, хватит, самой плохо мне».

Пегель: «Ну все, я полетел».
И тут исчез, словно в портале,
Воздух лишь только зазвенел.
Женщины только заморгали,
Вот был, и словно бы кто съел.

Воздух серебряный разбился,
Единорог возник как тень.
Казалось, только что простился
И тут же вновь возник теперь.

А на спине сидит Агнесса,
Немного сонная еще,
Но кожа белая её,
И, верно, смотрит с интересом.

Вот спрыгнула: «А папа где?
Мама теперь то все в порядке».
Карина: «Девочка, ты мне…»
Агнесса: «Хватит играть в прятки,
Ведь мы уже не на Земле».

Вот обратилась к Светлане:
— Ведь мы уже не на Земле,
Ты можешь колдовать вполне.
И тут прижалась к своей маме.

Светлана: «Значит, все не сон,
Ты не сестра моя, а дочка».
Карина: «Тим-бирлим-бом-бом,
Я сумасшедшая, и точка.
Ну, расскажите, дело в чем?»

Агнесса: «Папа так решил,
Ну, бог Гермес, Светлана знает».
Карина: «Свинка та летает
Покуда бедной хватит сил».

Затем Агнесса продолжала:
— Там на земле увидел он,
Что магия в тебе играла,
Мышей из крови створяла.
Карина: «Это был не сон?
Меня та свора покусала. —
Затем добавила: — бом, бом».

Агнесса: «Тогда бог решил,
Что колдовать опасно стало.
Тогда то я сестрою стала,
Меня он в планы посвятил,
А чтоб не вмешивалась мама,
Карине память изменил».

Карина: «Вроде, понимаю».
Светлана: «Где этот Гермес?»
Карина: «Этого не знаю.
Недавно был, теперь исчез.
Куда, того не понимаю».

Светлана: «Наш единорог,
Его на поиски отправим,
А когда рядом будет бог,
Тогда уже и погуторим».
Пегель: «Ну ладно, я готов».
И испарился в миг без слов.

Светлана к маме подошла,
Агнесса обняла обеих.
Запрыгала: «Ну и дела».
Карина: «Верю и не верю.
А точно внученька моя».

Сравнила жесты и черты.
«Светланы копия, похоже,
И хотя выглядит моложе,
Но той же чистой красоты,
Овал лица и плечи тоже».

Обнялись, слезы потекли.
Карина дочечку целует,
Внучку прижала ко груди,
Притоптывает, чуть танцует,
Как в вальсе кружатся они.

Волк: «Гмх, не вовремя, смотрю,
Я тут принес попить немного.
Я договор у леса чту,
Желанья исполняю строго.
Сказал, что воду принесу.
Вот, забирай, ее здесь много».
И тут же пасть раскрыл свою.

Там словно в гардеробе как
Лежит бурдюк водой налитый.
Волк: «Я надеюсь, что мы квиты».
Карина: «Да, пусть будет так».

Волк: «Ты готова умереть?
Тогда попей, я жду недолго».
Светлана: «Я видала волка…»
Волк: «Ну, устал уже терпеть».

Агнесса: «Что здесь происходит?»
Светлана: «Маму съесть хотят».
Волк: «Побыстрее, я на взводе,
Я голоден, вам говорят.

Был договор: вода за пищу,
Так его надо исполнять».
Светлана: «Нам пора линять.
Ну и здоровый же зверище».

Карина: «Волк, я не пойму.
Воду принес, за то спасибо.
Я тоже честь свою блюду,
Но умирать не стану, ибо
Я выполнила часть свою.

Ведь договор, он так звучал:
Ты воду мне, волчок, приносишь
И вне корней меня находишь.
Я вне корней, зачем скандал?»
Смутился волк и замолчал.

— Да, верно, но тогда всех вас
Я съем уже без договора.
Агнесса: «Ну, ты очень скорый».
Светлана: «Хочешь новый глаз?
Владею магией сейчас».
Карина: «Хочет есть обжора».

Волк зарычал. Агнесса: «Нет!»
Подняла руку, и с десницы
Ударил розоватый свет
И возле зверя стал кружится,
Меняя сине-красный цвет.
Завыл волк, не желая биться.

Волк: «Так волшебница огня
Забавно, что молчат деревья
Здесь магия трудна твоя
Впитают всю ее растенья
Тогда позавтракаю я

Волк повернулся и пошел
Агнесса огоньки убрала
Сказала верно, я устала
Ой, мне совсем нехорошо…