Слушай, девочка...

Слушай, девочка,
Слушай, он громко молчит.
Тот, чьи глаза сыпят звездный гранит.
Тот, кто по мрамору освященных плит
Бесшумно скользит, ищет,
Учит, показывает, как плыть,
Ничего не требует, хитро дразнИт.
Девочка ,слушай, он с тобой говорит.
Там что-то под сердцем. Не может забыть.
Наверное, счастье, да?
Где ему выходить?
Это безудержно воет боль.
Наверное, опять она хочет пить.
Аргентина-Ямайка – пять-ноль, пять-ноль…

Смотать это счастье в упругий клубок. Плюнуть и быть.
И зажать в кулаке, чтоб не видно «им».
Под пальцами этими и шальной херувим
Искал бы пристанище, жаждой томим.
Или какой-то блуждающий мим
Нашел бы себе на ладони приют.
Глупышка, забудь, его нет, но он тут.

Мое тело в твоем теле ищет мое же тепло.
Время со светлого поля нутра принесло
Вокруг спящего – нить часов,
Стайку кочующих сов,
Бессонные глупости явственных снов.
Жвачку эту можно гонять без конца,
Черт на всякую простоту найдет мудреца.

Может, нам за руки взяться нужно.
Посидеть так, держась, за столом бесстыдно.
Отличную пару глаз продать ,в принципе, можно,
Ибо и без заебов глазного яблока видно,
Что сквозь черепицу пор ее кожи,
По сути, пройдет каждый прохожий.
И вполне может быть, не один раз,
Для сбившихся кодов довольно двух фраз.
Но всякий из них на Него не похожий.
Тепло потеряв, ты осмотришься вдруг –
Херувим твой исчез.
Потом в смаке разлук
Ты догонишь, что он был единственный друг,
Один во вселенных непустой звук.