Голос из детства

Мое первое воспоминание…
Зима, снег. Большой незнакомый двор. Я иду через двор на лыжах по снегу. Мне года четыре. Интерес исследователя: ребенок, взламывающий белое, совершенно чистое полотно снега, торящий путь в неведомом еще пространстве. И неважно, куда, важно, что прокладывает первый путь в неизвестное.
Уже после появятся друзья и подружки. Уже позже мама будет бегать по окрестностям и находить меня в самых странных положениях, например, блаженно стоящую посреди огромной грязной лужи.
Будет каток, заливаемый на зиму на детской площадке у соседнего дома. Первая попытка встать на коньки, четкое воспоминание о разъезжающихся в стороны ногах. И вдруг оказалось, что легче… ехать назад, чем вперед.
Ледяные горки, сказочные фигуры, дворцы, крепости – целый город изо льда. И все это недалеко от дома. Ледяная сказка напротив кукольного театра. Всего этого зимой в Уфе предостаточно: и снега, и льда, и морозов под сорок. И всю долгую сугробную зиму будут с детьми эти таинственные ледяные сказки и чудеса.
А еще – дом и мама. Телевизор у соседки-бабушки, по которому можно иногда посмотреть детские фильмы, такие, например, как «Золушка» или «Снежная королева».
А еще можно прочесть книжку о Маленькой Бабе-Яге или сказку «Три толстяка», взятые у разумной подруги Лены, а во время игр с ней можно обычные спички превратить в волшебные и загадывать на них желания. И ждать их исполнения. И радоваться неожиданному чуду исполнения этих желаний.
Строить с другом Маратом свою собственную ледяную крепость во дворе. Лепить ее из снега и поливать водой, принесенной из дома. А еще собираться с Маратом бежать на войну, когда по радио объявили о военном перевороте в Чили, да так и не собраться.
Все это вспоминается сейчас, как значимые события детства, проведенного в обычном уфимском дворе.
…Вновь побывав в Уфе лет семь назад, я пришла в свой двор, подошла к подъезду пятиэтажного дома, в котором жила в детстве, взглянула на свой балкон на пятом этаже и поразилась тому, что все тот же желтый пластмассовый шифер опоясывает балкон. До боли родной…
Я зашла в подъезд, поднялась на пятый этаж, подошла к своей двери. За нею слышались музыка и голоса. Моя рука невольно потянулась к кнопке звонка, но остановилась на полпути.
«Что я скажу чужим людям?» - подумалось мне. И, быть может, чтобы не разрушить обаяния чего-то родного, вдруг пахнувшего, я повернулась и стала спускаться вниз по лестнице, взявшись за перила.
И вдруг неожиданно, не я, но прежняя пятилетняя Аленка поскакала вниз по ступенькам, по пути съезжая по перилам на животе, выскочила из подъезда, и у знакомой подъездной скамейки, на которой вообще-то никогда не сидели старушки, я явственно услышала с балкона пятого этажа мамин голос, который звал: «Лена!»…
…Очарование полузабытого голоса вдруг исчезло, и только двор, по-прежнему родной, по-прежнему близкий, тот же самый, с теми же гаражами, с которых зимой мы прыгали в сугробы, с теми же качелями, деревьями, домами, подъездами, - все то же, что и тогда, как будто не я, но время сбросило груз лет, совершило обратную петлю в тоже пространство, в котором бытие только начиналось, да и остановилось в начале, превратившись в вечное вневременное мгновенье.
Мамин голос пах вечностью, двор утвердил бытие вечности, я утвердилась в реальности двора, своего имени, любви мамы – в блаженстве вечного настоящего, в котором и жила ребенком.
Замкнулся круг времен, и жизнь обрела свой истинный смысл непосредственно воспринимаемой реальности – неведомое вновь коснулось моего сердца, воскрес ребенок, прокладывающий в нем путь, бытие зазвучало маминым голосом, зовущим к настоящей жизни, и я пошла на зов истинного