От внутренней неполноты

От внутренней неполноты,
От странного беспокойства,
От непонимания свойства
Того существа, что зовётся «ты»
Обращаешься к близким,
Желая устроить хоть им
Жизнь порадостнее и подольше…
Вот тут-то и появляются на горизонте
Маленькие собачки и большие коты.

И, принимая участие в их судьбе,
Переплетая её со своею,
Усваиваешь их нрав и привычки.
И, говоря им ласковые слова,
Гладя по голове, давая им клички,
Незаметно (со временем) теряешь
В местоимении «ты» кавычки.

Так, пребывая совместно -
Не как раствор, а как взвесь,
За чередою лет,
Из-за разницы родов и семейств
Непременно
Выпадаешь в осадок.
И, глядя со дна
Сквозь толщу
На
Пробивающийся
От поверхности свет
Ощущаешь в себе
Опустошение и досаду.

Моя Ника – маленькая собачка.
Она гоняет по земле, играя,
Пивные пластиковые бутылки -
Вместо мячиков.
Те самые ёмкости,
Чьё содержание
Рождает на лицах
Не улыбки уже, а ухмылки,
Но взамен стирает страдание.
Те самые «БАТЛЫ» «БАЛЛОНЫ» и «ПУЗЫРИ»,
Что взрослые усталые дяди
Опустошают тихими вечерами,
После работы – расслабления ради.

Их так много – этих пустышек
На улицах нашего города,
(Они нам привычней даже
Чем наша привычка врать),
Что любимым собачкам,
Которые столь нам дороги,
Всегда
Есть чем играть,
А шаркающим мётлами дворникам
По утрам есть что убирать
И получать за это
(правда, очень немного) бумажек,
Что зовутся ДЕНЬ-гами.
Впоследствии их отдадут
За одежду, еду,
Свет, тепло и уют,
За крышу над головами -
За то, что
С каждым днём дорожает,
И прочую разную ерунду.
То есть всё в этом мире
Устроено славно, разумно и здорово,
Так что ничто уже не раздражает.
Сидишь и играешь в дуду.

А ещё у меня живёт
Большой кот Маркиз.
Во времёна
Кошачьей молодости
Он раз ступил
На
Мокрый карниз,
Поскользнулся и сверзился вниз
С двенадцатого этажа.
Но не разбился.
Две недели лежал.
Выжил. И с этих пор для него «НЕЛЬЗЯ» -
Это ходить на улицу,
Гулять по земле,
Вдыхать запах цветов
Или снега (смотря по погоде).
Кот стал Отшельника вроде,
Эгоистом до мозга когтей.
Он не любит наглых детей,
Он готов
Выпускать пресловутые когти
(Когда не в духе),
Мяуканьем
Застревать в вашем ухе,
Долго и нудно скрести
(Если закрыта)
В комнату дверь,
Куда он хочет зайти.

Всё это можно перевести
Как разочарованность
Человечьей наукой,
Неспособной понять,
Как кота от грусти спасти
И одиночество
В мутной животной душе унять.
Где, как пророчество:
Каждый другому – тать,
Упругою влажною почвой
Крадущийся тихими лапами,
Ночью.

Фигуры наших запретов и игр размыты
Как знаки древних скрижалей:
Надоедливыми москитами,
В сознание не проходя, вьются, жаля,
Лихорадками чувств
В сонной крови зудя.
Шаг за шагом,
Оборачиваясь в былое, слепо
сквозь морок идя,
Видим
Не то, что было,
А только слепок,
Омертвечиненный,
Исходя
Из представлений о первопричине,
Порождённых
Собственною авидьей.

Потому и гоняемся весело
Как моя маленькая собачка Ника,
За пустотой, заключённой в пластике,
Угорая в азарте,
В погоне за целями мнимыми,
Улыбаясь, виляя хвостиком
Наподобие хлястика…
Оттого и сидим
В привычных Домах Испуга
От некогда бывшего с нами падения,
Соблюдая придуманный нами же пакт
(Односторонний) с жизнью – о ненападении.

И отсюда такая тоска,
Как у Осипа Мандельштама –
Когда – протянутая упрямо
Устремляется в небо рука.
Чтобы мячик был лёгкий подхвачен,
Брошенный с Высоты,
Чтобы с трепетом чувствовал Мальчик
Всю игольчатость колкой Звёзды.

Уходящих приветствуя,
Соболезнуя тем, что остались,
Не заботясь о месте в земле,
Отвергая злорадство и зависть,
Тишиной обрастая, как мхом корневище,
Становиться спокойней, справедливей и чище:

У ревнивой Любви
Не прося подаянья
Как нищий – на паперти,
Раздаваться под сводами Эхом
В разрушенном храме,
Оставшемся запертым.