круглОсутОчнО

~ночь~
в это время во мне из клубка начинает виться,
прорастать, изменять цвет моих зрачков, мимо-пластику
самый странный цветок из тропиков, что я никогда не видела;
но этот цветок источает наркотик, притом самый страшный.
в это время над сценой внутри меня зажигают софиты.
замерев, обращенная внутрь, слежу за хаотикой света.
но наперед что будет за пьеса, какой сценография,
кто выйдет в актерском составе, я никогда не знаю,
а на утро порой не вспомнить.
бывают другие ночи. когда весь мир.настоящее.прошлое –
в картинках и ты по нему, как ребенок по азбуке.
и ночи, которые помнишь только уровнем
предельной способности само[не]ощущаться.

и на утро тогда лишь пепельница
количеством окурков способна открыть тайну,
во сколько я стала морфейской пленницей.

~утро~
вот бы стать фиолетовой краской, пятном на обоях.
неудушливо пахнуть сиренью, тихонечко мимикрировать.
не забыв дышать, сжаться в точку. сил бы хватило додлиться
до того момента, пока пять наших комнат оденутся тишиною.
пограничность момента. и если бы это слово
не казалось мне прошлым веком, я назвала бы его драматичным.
и болезненность утра всегда была мне сестрою.
но потом наступает день, и — обернуться б летучей мышью.

~день~
да-да, именно так все и происходит —
если хватит смелости, не отводи глаза.
эта комната может быть почти что такой безысходной,
какой невозможной каютой спасенья становится мне по ночам.
и в бреду, я стекаю холодным светом, от снега тенью
по стене. громоздятся девочки. потолок.
и под лампой петля. и если бы мне хватило сил до нее дотянуться
это было бы столь же фатально, как снова увидеть тебя.

~вечер~
это будто бы стеблем из сил последних тянуть земли соки.
это как наконец отошедшие воды и в кафельной комнате голос.
это смертельно больному – конвульсия счастья в щекотке конца.
это шум, выдающий поблизости море.

это - тот участок кольцевой,
за которым …

(28-29-12-о6. — 11-о1-о7)