невдумчиво читая тютчева
«...город и есть сюжет...»
п.вайль
наброшена узкоколейка на лай отвязанного пса
и спорят локоть и коленка кому доступней небеса
как якорь на окно наколот надкусан месяц словно корж
истертый цоколем о холод на безработного похож
набегавшись и вкривь и вкось и вконец поранившись о серп
картавит катер как иосиф на тихом острове осев
глаза в песке мосты в разводе и в оппозиции ветра
кустарник в вязком кислороде страдает ломкостью бедра
фонарь повержен и повешен и ветхи ветки как завет
и перемешан и черешен и вишен ординарный цвет
и выползая из берлоги пар занимает эпизод
где как интимные брелоки медали памятник несет
дорога выведена жирно небрежно к ней рукав пришит
на нем уставшая машина на животе своем лежит
бульвар сторонится огласки зачесан на прямой пробор
удачной шутке строит глазки последний в мире светофор
к нему как старая держава согнулась шея фонаря
и греет речь навроде шарфа проводка телефонная
вот дом одна стена как маска скрывающая хитрость глаз
его спокойствие отмазка минированная hamas
вот дом за огородкой шаткой за плотным слоем тишины
другие стены как взрывчаткой балконами обвешаны
вот дом в одной из длинных келий из спальни к кухонке одна
из запрещенных параллелей как детство здесь проведена
все это будет частью плана пока как веру магомет
поддавший лишку вечер плавно уводит видимость на нет
и облаков шумящий табор затянет напослед и свод
небес монистами метафор на мостовые опадет
и мы поймем что мы теряем пока под водку и гормон
терьям-терьяриум-терьярьям нам улыбается гармонь
2006
* * *
читаянышева
ползет пчела по меду
а муха по помету
и тюль едва дрожит
пайетками расшит
за петли паутины
упрятались ундины
от пола с вздохом от-
деляется комод
легли холсты на стены
уродливо-толстенны
и у дверных пластин
болезный цвет один
завалены делами
чуланные елани
и злится гобелен
на полипропилен
окно сродни узору
засыпанному солью
и ждет известие
ответа на столе
и выходя налево
из кухонного чрева
спешащий на футбол
несет прямой пробор
ему из утр ранних
дарован тульский пряник
воспоминаний клок
эпиграф плюс пролог
дым привязной костров
и эта кладка строк
2006-2007
* * *
гандлевского читая днем
дождь опадает ленно с липы
на пряничную молодежь
из почек вылезают слипы
из горла языки и всхлипы
за скобками в ковшах ладош
оставлены таиться лица
над ними ангел завитал
и дольше долгого продлится
спор боливийца и чилийца
на голых профилях гитар
перцовую разделит на три
подъезд и перейдет на мат
в тумане в матовом скафандре
скучающие по синатре
кусты сирени зашумят
но сладкий воздух парадиза
при ненаправленной ходьбе
перечеркнет одна реприза
на ассирийском выходи за
дверь заскрипит нрзб
2005
* * *
читая крученых
Под фонарем тряслась от смеха
вода Обводного канала,
как только грузовик проехал
бронированный, полный нала.
Как листья в чае кипяченом,
к нему нечаянно прильнули
все одинаковые, в черном,
сначала тени, после – пули.
Три первых цифры на пожаре
сиренам посадили глотки,
но крышами дома пожали,
зажмурив чердаки и фортки.
Сбежался ветер потолкаться
у парапета, и об этом
заплакали ряды акаций
на мостовые белым цветом.
2003
* * *
читая шульца в сентябре
н.г.
Щетка леса. Окурки берез.
Полевые столбы, как циклопы.
Словно ящерки, из-под колес
убегают помятые тропы.
Как в досье, отпечатками в них -
нарастающие постепенней
гончий лай, переклички грибных
или ягодных местоимений.
Обнаженная влага реки -
похотливые тянутся в это
у подсолнухов лепестки,
словно пальцы из польского гетто.
Протекают русалки по дну.
И коряги отставшие рады,
что расслаивает тишину
пулеметная строчка цикады.
Горизонт, как конвой, терпелив -
охраняет холмы-папиломы.
Первый снег, будто белый налив,
начинает бомбить эшелоны.
2003
* * *
вчитываясь в соколова
ночью лишаешься слуха овладевает одна телом горящим разлука с миром на все времена
этого тела не зная я не услышу как скрыв скрипы свои расписная дверь образует обрыв
где я себя обескровлю где на погибель свою и королю не открою и вору не отворю
2005
Свидетельство о публикации №107011200912