Последняя песня

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ

Стынут кладбищенские дерева.
Не заблудиться в снегу бы…
Вот он! Морозно-седа голова,
грудь бездыханна, гитара мертва,
и ненаписанной песни слова
шепчут бескровные губы:

«Девушка! Траур сотрите с лица!
Словом согрейте и взглядом
не мертвеца, а живого творца,
изобретателя или певца,
робкого рохлю или наглеца,
с вами идущего рядом…

Юноша! Плюньте на мой упокой!
Не сотворите кумира!
Сами долбите барьеры башкой,
сами творите душой и рукой,
сами дерзайте ценой дорогой
взреять над бреднями мира…

Дядя в бекеше, сошедший в народ
в облаке власти и лести!
Мне уже поздно – но тем, кто живет,
не заграждайте препонами взлет,
не затыкайте канонами рот,
в душу без спроса не лезьте…

Люди! К успению мыслей моих
вы протоптали дорожки…
Черта ли мне в славословьях земных?
Помня о мертвых – любите живых!
И не жалейте для них, для шальных,
булки, рубашки и трешки…»

Нет, не согреют ни спирт, ни тулуп
душу певца в поднебесье.
Но разберет, кто не глух и не глуп,
как в завывании вьюг, а не труб
в узкой расщелине каменных губ
бьется последняя песня.

Ёрник-январь, небеса раскрутив,
занавес снежный колышет…
Словно к иконе сюда прикатив,
в модном восторге глаза закатив,
шлюхи, ханжи и кликуши мотив
слушают – да не слышат…
ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ

Стынут кладбищенские дерева.
Не заблудиться в снегу бы…
Вот он! Морозно-седа голова,
грудь бездыханна, гитара мертва,
и ненаписанной песни слова
шепчут бескровные губы:

«Девушка! Траур сотрите с лица!
Словом согрейте и взглядом
не мертвеца, а живого творца,
изобретателя или певца,
робкого рохлю или наглеца,
с вами идущего рядом…

Юноша! Плюньте на мой упокой!
Не сотворите кумира!
Сами долбите барьеры башкой,
сами творите душой и рукой,
сами дерзайте ценой дорогой
взреять над бреднями мира…

Дядя в бекеше, сошедший в народ
в облаке власти и лести!
Мне уже поздно – но тем, кто живет,
не заграждайте препонами взлет,
не затыкайте канонами рот,
в душу без спроса не лезьте…

Люди! К успению мыслей моих
вы протоптали дорожки…
Черта ли мне в славословьях земных?
Помня о мертвых – любите живых!
И не жалейте для них, для шальных,
булки, рубашки и трешки…»

Нет, не согреют ни спирт, ни тулуп
душу певца в поднебесье.
Но разберет, кто не глух и не глуп,
как в завывании вьюг, а не труб
в узкой расщелине каменных губ
бьется последняя песня.

Ёрник-январь, небеса раскрутив,
занавес снежный колышет…
Словно к иконе сюда прикатив,
в модном восторге глаза закатив,
шлюхи, ханжи и кликуши мотив
слушают – да не слышат…