ХХХlI. Орхидея

Лишь бескрайнее, тёмно-лиловое небо над низкой, укромной землёю.
Одинокий огонь на её чёрном фоне живёт.
Может, чьё-то окошко над очень высокой, сырой, неуютной холодной травою...
Может, там ребятишки... Отца ждут... А он всё никак не придёт?

Приближаю картинку к глазам. Ещё ближе, поближе, ну... Ближе...
Так и знал, что ошибся. Возьму-ка очки — стал я стар...
В отношенье лилового неба я прав, но вот пламя там ниже...
Ну какой дурак выдумал снять с высоты одинокий осенний пожар!

Чей-то домик безвестный, упрятанный в траурный ельник
Позабытый до нового лета, спокойно и тихо горит.
Дым похож на печной, но покроется угольной прелью
Обгоревшая печь, когда талые воды в овраги весна устремит.

Может быть, его всё-таки тушат — отсюда не очень-то видно...
Хотя нет. Он, похоже, реально сведёт сейчас давние счёты с собой:
Побеждённый в безмолвной тоске этой ночи фригидной;
Украшая убогим пожаром туман над усталой землёй.

Я — бессмысленный зритель. В его неподвижном горенье
                «Так горят в храме свечки в руках у послушных ребят»
Вижу призрачный зрак, лабиринт неземных отражений.
                «Так, страшась общей гибели, свет с отраженьем горят.»

Что же делать хозяевам, ну почему они всё же бежали,
В глубине души зная, что их разлучат навсегда!
Может быть в этот самый момент они были в кино, и на белом экране дрожали
Полевые цветы и растенья: овёс, васильки, лебеда...

...Нет. Скорей этот дом очень долго был осиротелым.
Тот, кто раньше с надеждой в душе его строил — однажды ушёл в небеса.
Поручив его детям и внукам... Но дом в тот же день надоел им.
И с тех пор, к сожаленью, подругой обшарпанных стен была только ночная роса.

А сейчас, когда дым закрывает пришедшие с юга
Облака и туманы холодной и чёрной рукой
В ореоле огня отступает и эта подруга
Чтобы не было в новом аду у него никакой:

«Как я долго лгала — в безысходной и горькой обиде
На твоём страшном месте не выдержит больше никто...»
Появляется жалость к себе: дом горит, а козёл, вот, не видит;
Неподвижность огня мирный растр отловил в решето.

На пустых пепелищах, в ночи пламенея,
                Укрываясь в траве, чтоб не видел их ты,
По сгоревшим избушкам растут орхидеи —
                Безвозвратно погибших привычек цветы.