Ель. Сказка

Небольшое фэнтези к вопросу о живых елках на Новый Год и Рождество в квартирах. Как потом выяснилось, неактуальное, ибо елки ради таких случаев выращивают специально. Но все равно это похоже как, скажем, выращивали бы людей для экспериментов (проверить, вырастут у них эльфийские ушки или нет, или что-нибудь в этом роде).

 ***

Моя сестра была красавицей, каких поискать. Я до сих пор помню ее гибкий стан, вечную свежесть и серебристый смех. А то, что я сейчас тебе расскажу, знаю от звездной пыли – она есть везде, как и обычная; разница лишь в том, что звездная видна не всем и чуть светится в темноте. Городской житель не увидит эту пыль – куда ему, ведь он и звезд по-настоящему не видел. Да и по сторонам городские не особенно любят смотреть.

Весь наш род жил в лесу. Испокон веков наши предки охотились в нем, и каждый из нас знал его как свою пятерню. Мы никого не трогали и не знали соседей – а проще, у нас их и не было, на все Девять долин прадеды не помнили иных племен.

Она любила уходить за грибами или травами на целый день, и подолгу бродила по лугам, лиственным головам долин и тихим храмам сосновых боров.
Но однажды она не вернулась.

Я не хочу описывать горе родных, слезы матери и многотрудные дни в поисках, когда эхо у стен обрывов от усталости казалось голосом сестры, и снова пускаясь бежать вперед, так и находили ее. В Долинах сестры не было. За это можно было ручаться.

...Наш шаман пошел на курганы. Там, под открытым небом, спят наши предки, все поколения, начиная от второго после Прародителя, и звездная пыль не оседает на спящей листве. Замшелые валуны на одном из холмов светились по ночам - там легче внимать тому, чего не видел своими глазами. Сказать по чести, говорить с пылью мог любой из нас, но в таких важных случаях на курганы непременно должен пойти шаман рода – иначе что это за род, если в нем не соблюдается установленный древними традициями порядок?

Мне тогда было всего десять, и я не считал для себя обязательным соблюдать его – стать степенным и порядочным еще успеется. К тому же вряд ли мне расскажут все, и не все узнают правду. Поэтому я, когда все легли спать – кто мог уснуть спокойно в эту тяжкую ночь, а наша семья, старейшина и несколько верных друзей жгли костер во дворе, тихо переговариваясь – рысью незаметно побежал в рощу, забрался на ветвистый дуб и прислушался.

В темном небе ослепительно сиял широкий пояс Лилит – как сейчас помню, ярче чем когда-либо – и ветра почти не было. На притихшие листья медленно опускался редкий, светящийся неярким холодным светом дождь. Ты никогда не видел звездную пыль? Глядеть на то, как она падает с небес, подобно медитации, хотя в ответ о сущности Бога крошечные частицы лишь тихо звенят.

Я полузакрыв глаза наблюдал за ее приходом. Потом склонился над веткой и зашептал хвалебную молитву. После этого можно задавать вопросы.

...Знание тонкой прохладной струйкой вливалось в голову. Сестру забрали чужаки – углубляться в лес они не посмели, не всех он пускает к себе, ибо тогда его тайны узнают многие. На поляне Девятой долины чужаки встретили ее. Они поразились ее красотой и решили забрать себе. Дикари так и не услышали ее серебристого смеха.

Они забрали сестру к себе в город, они убили ее и положили в красивый гроб, а гроб поставили в красный угол. Чужаки принесли мою сестру в жертву в честь своего великого Праздника. Они одели ее так пышно, что издали она была похожа на большой букет полевых цветов в корзине, и каждый день своего Праздника они накрывали стол в комнате с гробом, пили, смеялись и любовались ею.

На четвертый день они положили в гроб большой букет цветов, на пятый вылили в него все свои духи, а на шестой – сели ужинать в другое место. Когда их праздничная неделя закончилась, они, заткнув носы, завернули сестру в черный пакет и вынесли его на помойку. А красивый гроб оставили для следующего Праздника.

Они так и не услышали ее серебристого смеха. Кто знает, может, если бы они слышали его хоть раз, они оставили бы ее в живых? Но с тех пор я сторонюсь чужаков, и поэтому не знаю.С тех пор я утратил способность быть добрым ко всем людям и не говорю теперь, что всех люблю.
Да и пробежали бы мурашки по их толстым шкурам, если бы они услышали, как она поет? О, пела она чудесно… но вряд ли эти дикие звери понимают, что такое настоящая музыка, они не заметят ее, не оценят. Я слышал их музыку – она похожа на рев разъяренного медведя, волчонка, на хохот, свист и грохот, поднятые тремястами злых духов. Это не музыка, они – не люди.

Я не знаю, почему сейчас все это тебе рассказываю. Может, потому, что треск твоего костра напоминает домашний очаг, а в твоих глазах я не вижу жестокости или насмешки.
Пусть будет так, теперь ты знаешь почти все. Сейчас я сочиняю песню о моей сестре и чужаках. Я уже знаю мелодию, она запомнится людям. Пусть они помнят об этом.

Да, и не ходи в большие города – и возможно, скоро ты тоже сможешь увидеть звездную пыль на степных травах, пока ее не смыла утренняя роса.