И грусть мне не сестра...

Ни перед чем,
Ни перед кем
Я не остановлюсь,
Я не сломаюсь,
Больше не заплачу
И как соломинка, больше не прогнусь
Пред затхлыми словами неудачи.

Вокруг такой песочный, ягодный туман
Из нежных слов, тоски и горестной разлуки,
Но это пелена, клеймо на ней – обман,
И соткан он из тающей разрухи.

Перед глазами это жадно предстает,
И вызывает лишь одну усмешку,
Да потому что все это пройдет,
Вот только время нужно этой спешке.

Все лески, вопиюще вдавленные в руки,
Я отдираю, эту вашу брань неистовства,
Всю вашу ложь и все ужимки,
Недовольства поперечной скуки
Сжигаю….
Да…вот так вот уж…сильна.

Я гордо поднимусь с колен,
Предстану перед жизнью и судьбою,
Не побоюсь…
И лжи высокий, затомленный плен
Разломится, сгорит передо мною.

Пустые отговорки жалобно застонут,
Они сорвались с уст…
Какая разница с каких –
Родных или других,
Все это пустота,
Перед душой моей они утонут,
А вместе с ними сгинет суета.

И с сердцем заиграет яркий свет,
Заполнит счастьем раны,
Выдавленные в нем,
Расскажет, перескажет красочный завет,
И затанцует искренне с его огнем.

А ветер мои руки бережно обогревает,
Он медленно спасает,
Говорит с душой,
Он мне заманчиво напоминает
О том…
Или о ком…
Да все равно…
С ним вместе дождь блистает золотой.

И все вопросы, заданные мне,
Вознагражу простым молчаньем,
Они скупы, настолько, что в судьбе
Не нахожу на них я оправданья.

Возможно, что мое молчанье
Примут лишь в штыки,
И возмущенье будет этому наградой,
Одни признаю, что слабы,
Другие будут несказанно рады.

Услышу вновь чужое я смятенье:
«Да почему? Да как? Да как так можно?»
Да можно!
Ну а ваше мненье
Оставляйте при себе,
Если вам понять так сложно.

Никто не смеет на меня кричать,
А врать мне – ставите клеймо на собственной же шкуре,
Которое придется грустью отдирать,
Как отдирала лески я в кровавой, ненасытной буре.

И ваше ветхое негодованье
Осталось где-то позади.
Я не услышу больше это причитанье,
Я думаю о том, что будет только впереди.