Tерзая габардин портьеры

На улицах своей судьбы,
на перекрестках встреч досужих
она искала себе мужа,
не находя его, увы.
И долго стоя у окна,
терзая габардин портьеры,
все вспоминала кавалеров
и прошлые свои года.
А где-то в городе большом,
по тупикам разлук беспечных
он тоже ждал заветной встречи,
на паруса скупая шелк…
Но за зимою шла зима.
Уже не ждали в дом невестки.
Он продал шелк на занавески.
- А кто купил?
- Она. Сама.
- И что?!
- Как прежде - у окна.
Tеперь терзает шелк портьеры.
Он не ушел во флибустьеры,
торгует чем-то из сукна.

А вы, чьи судьбы так несхожи,
узнаете среди прохожих
друг друга, когда выйдет срок?
Ну, дай-то бог. Ну, дай-то бог…

***

- Должно быть счастье на Земле! -
она, гаданью веря тайно,
влюбилась рано и фатально.
Как и все женщины в семье.
Избранник был хорош фигурой,
и резал, как стекло алмаз,
прищур его холодных глаз
горячую ее натуру.
Властитель дум и сновидений,
его сперва не волновал
лица девичьего овал
и полудетские колени…
Она ж, решив, что он ей нужен,
отчаянно искала встреч,
пошла на все, чтобы привлечь
и сделать их женой и мужем.
Ее пытались урезонить,
мол, восемнадцати ей нет,
что скажет школа, педсовет,
она родителей позорит…
Куда там! Ею решено,
в разлуке с ним она болеет,
ждать не желает, не умеет,
да и беременна давно.

Есть в ярости влюбленных женщин,
с какой те строят быт и кров,
не замечая знаков вещих,
залог грядущих катастроф.
Любви очерчены границы.
Огню без воздуха нельзя.
И разряжаются зарницей
заряды, сблизившиеся
до невозможности. До точки
дошли скандалы, кончен флирт,
его не удержала дочка,
семью он бросил. Рухнул мир.
Ей было с детства все подвластно,
она могла уговорить
родителей, друзей, и часто
ей были рады услужить.
Она умела добиваться,
пускай не сразу, через год.
Ее мечтам дано сбываться -
она так думала. И вот…
Тот, без кого дышать не в силах,
кто стал основою бытия,
того она не упросила,
он все отверг. Полушутя.
Полушутя нашел другую.
- Я лучше! Лучше! Как же я?!
 Я страшно без тебя тоскую!
- Ах, перестань! - полушутя.
Как пережить? Что это стоит,
спроси у каменных мостов,
у простыней с больничных коек,
у вен зашитых, и у швов.
Она жива, и слава богу!
Идут года, мелькают дни,
боль отступает понемногу,
взрослеет дочь… Они одни.
Когда-нибудь иной мужчина
дотронется холодных рук
и, разгоняя грусть-кручину,
начнет читать стихи ей вслух:
про их любви зеленый город,
где солнце каплей янтаря…
Поверит ли она в повторы?
Отвергнет ли? Полушутя…

Лелея боль душевной раны,
черствеем сердцем иногда,
кругом мерещатся обманы,
тому, кто в прошлом так страдал.
Боясь, что счастье будет кратким,
бежим от будущих потерь,
и все с собой играем в прятки,
твердим, твердим, что все в порядке,
а жизнь уходит без оглядки,
и некому захлопнуть дверь.

***

Моей любви зеленый город,
где солнце каплей янтаря
купается в могучих кронах,
где не бывает января
с его метелью злой и стылой.
И ворон полетит окрест
туда, где прошлого могилы,
а к нам - лишь аисты с небес!
Моей любви веселый ветер
растреплет прядь твоих волос.
Здесь небосвод высок и светел,
здесь холм тюльпанами порос.
Мы побредем в траве по пояс
сквозь марево грядущих лет,
не пригибаясь и не кроясь
от черных гроз, житейских бед.
А если станет вдруг неладно,
покажется несносным рок,
моей любви ручей прохладный
усталость смоет с твоих ног,
костер моей любви согреет,
а хочешь – будет дом, камин…

Пойдем же, милая, скорее!
И хватит комкать габардин.