Золотая доза

Золотая доза – количество наркотика, приводящее к летальному исходу.

Д. – потому что иначе не может быть.
В. – потому что в исландском ударение почти всегда на первый слог.

I'm trampin', trampin'
try'n-a make heaven my home…
Patti Smith

Рождественский пейзаж сквозь дырочку в мишени…
Эд Ротарь


1.
Задумчивые дед-морозы
без уважительных причин
порой приходят слишком поздно…
Но мы об этом промолчим.

Наевшись зимней маеты,
запив водицей с пузырьками,
мы вспоминаем об Оккаме,
снимаем тонкие пласты.

Вот под ногой просядет наст –
и вход в волшебную пещеру
открылся, ласково ощерен,
и ждет неосторожных нас.

Но не случится ничего,
покуда часовая стрелка
с иезуитским: «You are welcome!» –
не раскурочит нам живот.

Тогда взревет мотор лихой,
и загудят электровозы,
и шорох крылышек стрекозьих
наполнит время чепухой.

Стучит синхронный риверданс,
бьет каблуком по кромке года.
Мы, как всегда, не знаем брода,
а лишь играем в города,

в которых больше нету мест
(проклятье перенаселенья!),
где житель чахнет и болеет,
и пишется на палимпсест.

Мы совершенны, as it is,
но вот в попытках вспомнить имя
почти всегда проходим мимо
любви, висящей горлом вниз.

И в целом, жить почти не страшно –
не нужно дохнуть молодым.
Клубится в легких серый дым,
лицензионный «made in Russia».

2.
Поиграй нам, трубач, эти старые гимны –
потому что мы новых не помним слова.
Ах, мы были светлы, ах, мы были наивны,
получали четыре, сложив два и два.

Ощути себя гладким и чистопородным,
равновесье держи, соблюдая баланс.
Сторона-то одна – это принцип диода.
Мы опять (ритуал!) изгоняем козла.

Чтобы легче свершилось простое шаманство,
ударяй в бубенцы, как последний дурак,
и срезай, не стесняясь, целебные панты,
доставай из стола «Эрудит» и трик-трак.

Мой таинственный, но обитаемый остров,
не волнуйся. Я снова тебя не продам.
Драгоценные фрики, прекрасные монстры,
полно – нам ли бояться мутаций и льда?

Раз в программе указаны песни и пляски –
что поделать. Резвимся. Ура и виват!
Пусть опять ни ушей не видать, ни Аляски –
разве кто-то при чем? Разве он виноват?

Обшивай мой подол золотой канителью,
объявляй белый танец – похоже, пора.
Мы – любители сцен (и мизан-, и постельных).
Поиграй нам, трубач. Тарурам-парурам…

3.
На что мне твой баркас, усталый Верещагин?
Таможня не дает нам ни добра, ни зла.
Удавкой на кадык – нелепое прощанье.
Тут главное – успеть. Вот спички, Абдулла.

Не надо уповать, что все срастется просто.
Там, под лубком, саднит открытый перелом.
Мы думали содрать ненужную коросту,
а сняли восемь шкур. Ну да, не повезло.

Уставшие часы застыли на «ноль-восемь»*.
Мы прячем под кровать полкилометра лжи.
На лестнице – шаги. Я знаю эту поступь.
Не ты ли, командор? Давай с тобой дружить!

Скрепим наш уговор простым рукопожатьем
во славу белых солнц, во имя всех пустынь.
Зачем ты на зрачки поставил отражатель –
чтоб уберечь себя от буйной темноты?

Мы станем веселы. Мы станем беспощадны.
Умелы, как «ноль-три», смелы, как «ноль-один»
Ну что же ты творишь, безумный Верещагин?
Довольно с нас потерь. Довольно. Уходи!

Вот все произошло – и перезрелой сливой
со шмяком старый год упал к твоим ногам.
Закусывай губу. Кажись себе счастливым.
Не думай, Абдулла. Не думай. Поджигай!

* Канувший в небытие номер службы точного времени в Питере.

4.
Ну вот и дожили. Чего тебе еще?
Здесь – экстремум. Здесь – точка перехода.
Перестают сегодня дуть на воду
опасливые жители «хрущоб».

Не навсегда, а только до утра
(потом похмелье прикует к кровати,
придется переставить драйвера,
допить остатки и доесть салатик).

Ну а пока – все здесь, все по местам.
Под отзвуки домашнего салюта –
вся колбасня, вся эта суета
становится желанной почему-то.

Не чуда ждешь – да ну, какое там.
Так просто – зависаешь на секунду
под общее лихое «от винта!»…
Потом приходит время мыть посуду.

Сиди, молчи и жуй свой «оливье» –
оплот стабильности, налаженного быта,
благополучия и радости в семье…
Добавь в него немного динамита

и смело поджигай бикфордов шнур –
никто и не заметит в общем гуле.
Вот только бы себя не обмануть.
Вот только бы тебя не обманули…

Но бой часов смягчает, что «Ленор» –
подсчитывать ушибы, шишки, раны
становится так глупо и смешно,
как перевод себя на эсперанто.

Ирония, бессменный часовой,
проснется и засадит штык под ребра.
Ты выплюнешь безвкусный склизкий «Орбит»…
И вспомнишь, что пока еще живой.

5.
Ну, с новым счастьем, бляха-муха! Не мешкай – рви его с куста. Точнее, с елки. Пьем на кухне и чешем за ухом кота, собаку или там друг друга… Хороший, кстати, зверь – другдруг. Пожалуй, никакая вьюга не разомкнет сплетенных рук. Как здорово, что мы сегодня… Ох, все же лучше без цитат! Картина в рамке новогодней напоминает вкусом сталь, но мы грызем ее упрямо в надежде голод утолить. Под черепом орет реклама – так по вагонам инвалид бредет с веселой, типа, песней, в надежде заработать чуть. Летит над миром призрак Пресли, и хочется пойти к врачу, чтоб он проделал «love me tender»… ну или дырку в голове. Не заслужили хэппи-энда… Из чистой зависти к Туве учились звуки двигать горлом, но получился гнусный хрип. Крылом поводит черный ворон и по-английски говорит. Поставить ты систему хочешь на самый сильный обогрев. Три точки. Три тире. Три точки. И так – по кругу. Три тире…

6.
Яркий легкий полый шар
разбросает теплый отблеск.
Мы прошли твой тест, Роршах.
Точно «золотая доза»,
пробежал по венам год –
моментально и нелепо.
Нам скомандовал: «Кру-гом!
В темпе вальса! В ритме степа!».
Завертелось, понеслось,
закружилось, замоталось…
Отказал автопилот
между чистыми листами.
Оказались не у дел,
ни при чем, совсем не в теме.
Слишком много ты хотел
под залог программы «Время».
Слишком мало успевал,
уходил в чужие дали.
И уже растет трава
рядом с клапаном митральным.
Слишком многих не догнал,
опасаясь сбить дыханье.
Догрызай свой барбитал
где-то там, за облаками.
Слишком многое забыл,
потому что помнить – тяжко.
Звук архангельской трубы
неожиданно неряшлив.
Закрывай плотней глаза,
доставай свои беруши.
Будем нитки обрезать,
чтобы не было так скучно.
Ножниц клац – пока-пока,
извините, так уж вышло!
И с винтовкою в руках
Дед Мороз ползет по крыше.

7.
Что же случилось сегодня с тобою?
Матово-бледен с лица,
лихо танцуешь под звуки отбоя –
ум-ца-ца, ум-ца-ца, ца…

Ночь от дурной шелухи очищает
юный 2007.
Хватит трагических слезных прощаний –
лучше на елке висеть.

Кончился год, и теперь – дискотека.
Нет ни спасенья, ни дна.
Доктор, какой же Вы, все-таки, Лектор…
взрежьте-ка нам ананас!

В сочную мякоть свой скальпель вонзите,
рьяно кромсайте куски!
Нынче тоска приходила с визитом –
что нам до этой тоски…

Будемте, доктор, сегодня нарядны,
словно бы фрукт в кожуре.
Боги ведь носят и «Гуччи», и «Прадо»…
И не умеют стареть.

Бахни хлопушкой, етитская сила!
В ней – новогодний сюрприз.
Плотники, радуйтесь! Выше стропила –
и начинайте парить!

8.
Вот ты стоишь, сжимая в руке хрусталь.
Именно – праздник. Трижды его в качель.
Все перемены сведутся к «опять ничей»,
но арифметика выверенно-чиста.

Шея-запястье-бедро – нитевидный пульс.
Так напяль колпачок и проори: «Surprise!».
Палец находит режуще-острый край –
и замирает, все понимая. Пусть.

Времени года больше не будет. Стоп.
Радужный шар отражает тепло гирлянд.
Просто усталость бьет под колени. Ляг.
Ведь после нас вряд ли придет потоп.

Это и к лучшему – ибо хреновый Ной
парами не спасает, а значит, тварь
будет до самой смерти качать права
на половину, чтобы не быть одной.

С нами – сложнее. Вряд ли возьмешь на зуб,
дешевку не впаришь, дочиста мозг не съешь.
Слишком пуста коробочка для надежд.
Слишком понятно, что может быть там, внизу.

Чувствуешь холод, шныряющий за спиной.
Не повернешься – лучше не знать, зачем.
Жмуришься крепче – лучше не помнить черт.
Из ржавого крана в насмешку течет вино.

9.
Постарайся сегодня себя не дробить в зеркалах,
чтоб со шваброй не бегать потом, собирая осколки.
Ловим рыбку-бананку и чучело ставим на полку.
Ей теперь не поможет и самый крутой эскулап.

Опусти свою память на дно беспокойной реки.
Пожалей ее – тяжко все время общаться не с теми.
И не ставь ей на вид пренебрежение темой.
Помоги не попасться в ловушки, капканы, силки.

Отправляйся на северо-западо-юго-восток,
но не сбейся с дороги – там может таиться опасность.
Так возрадуйся, Санта: мы очень послушная паства,
даже если порою ты с нами бываешь жесток.

Отгони этот холод – хотя бы движеньем руки
и кивком головы, машинальным нервическим жестом.
Собери все остатки такого смешного бюджета –
и отдай новогодью, сомнениям всем вопреки.

Издыхающий год, нам тебя не хватило, увы.
Как всегда, облажались и много чего не успели.
Но теперь будем снова стараться дожить до капели,
и опять проиграем, наверно, в царя головы.

Добирайся туда, где никто никогда не найдет.
Ну а если найдет, то умолкнет, шурша плавниками.
Только память – неймется! – упорно пластается в сканер
и в реке беспокойной, как рыбка-бананка, плывет.

10.
Странный такой расклад.
Милый такой пейзаж.
С той стороны стекла
рвутся на абордаж.
Носом клюет твой бриг.
Крючья дерут борта.
Ладно уж, не смотри.
Что-то пошло не так.
Гнусно под языком.
Веки съедает соль.
Был ли ты мне знаком?
Встанем под бой часов.
Повесть двух городов.
Гордость за все, что не…
Тонким покрыта льдом
тропка к твоей весне.
Кубарем с горки вниз –
славно и хорошо.
Где же наш первый приз?
Санта, открой мешок!
Что там блестит внутри?
Что там лежит на дне?
Мутные фонари.
Больше тебя здесь нет.
Вроде, и не болит.
Или такой склероз?
Или процесс complete?
Плавится серебро –
слишком устал металл.
Где-то на полпути
бисер не дометал.
Можешь? Тогда лети.
Глупая чехарда.
Тоненький свист петард.
Елочная звезда.
Что-то пошло не так.

11.
Снег станет нереально бел,
как будто пополам с известкой.
Покажется, что очень просто
понять, по ком звонит the bell.

Погода будет хоть куда –
мягка и даже чуть игрива.
Ее мы выделим курсивом
и принесем не в жертву – в дар.
Потом отправимся гулять,
уткнув носы в большие шарфы.
Воображаемые арфы
заставят нас пуститься в пляс.
Не будет больше ни тревог,
ни злых проблем кровососущих.
Бог тщился замешать погуще
и лучше выдумать не мог.
Зажжем сигнальные огни,
вдоль ВПП расставим знаки.
Стараясь верить Зодиаку,
убережем и сохраним.

И вновь не выяснив, по ком,
забудем, что должны кому-то,
проснемся очень поздним утром
и выпьем кофе с молоком.

12.
Рождественский пейзаж сквозь дырочку в мишени –
такая красота, что страшно не прочесть.
Как уберечь себя от кораблекрушенья,
когда рука зимы застыла на плече?

В извилинах гирлянд собрались, как на митинг.
Из ваты – облака, искусственный снежок.
Чтоб «vini» и т. д., сначала надо «vidi» -
со зрением у нас не очень хорошо.

Купи себе очки, подставь глаза под лазер –
доверь кружок зрачка волшебному лучу.
Надстройку головы не держит больше базис
и превращает мозг в невкусный чупа-чупс.

Волшебная свирель уже не помнит Пана,
мелодия нейдет, печалится сатир.
Сверни себя в клубок в излучине дивана,
попробуй насвистеть хтонический мотив.

У нас здесь – все путем. Драконы не тревожат
трепещущих сердец, мой милый Ланселот.
Давай, убей их всех. И вырви из-под кожи
и старый кинофильм, и девушку с веслом,

и тот осенний парк, где духовой оркестр
из ярких медных труб выталкивает вальс;
и темные клочки то «Правды», то «Известий» –
«передовик труда Семенов, сталевар…»;

чреду полей и рек прокисшего разлива
в кисельных берегах, с губами в молоке;
улыбки тех людей со старых негативов
и резкое, как хлыст: «Мужчина, вы за кем?!»

Мы помним все твои победы и свершенья.
О, как ты широка, огромная страна!
Рождественский пейзаж сквозь дырочку в мишени,
в котором нету нас. В нем, к счастью, нету нас.

13.
Хочешь сказочку, дружок?
И не хочешь – так получишь.
Ты огонь бенгальский жжешь –
думаешь, что будет лучше?

А вот фиг. Вот черта с два.
И не стоит рвать «ахиллы».
Лучше кинь себя в приват.
Тьма пока не наступила.

Очевидно, что «пока».
Знаем мы, что все конечно.
Не дрожит твоя рука,
разрисовывая вечер.

Тихо ляжет крупный снег
на услужливую плоскость.
В отмороженном окне
станет воздух слишком жестким.

Брось на небо быстрый взгляд –
там Луна висит ватрушкой,
Траляля и Труляля
снова делят погремушку.

Там, в раздольной вышине,
все рассчитано в деталях.
И терновый твой венец
переплавят на медали.

Звезд глубокие зрачки
зажигаются и гаснут.
Проплывает синий кит,
долгожданный и прекрасный.

Конь несется, слеп и блед,
над притихнувшей землею.
Пусть не сможет пожалеть,
но сумеет успокоить.

Звук охотничьих рогов,
серпантиновые змеи…
Оглянись, мой старый год.
И прости, что я немею.

Груз несобранных камней,
заполняющих каверну…
И под елкой, в тишине,
доедает солнце Фенрир**.

Октябрь–декабрь 2006 г.

**http://ru.wikipedia.org/wiki/Фенрир