Угнетенный разумеет

Угнетенный разумеет:
Цепь и клеть не обогреет,
Не накормит, но напоит
Кровью! Ей же лик умоет.
Семихвостка, плеть витая,
Со возлюбленной разнится.
Надо мной сойдется стая,
Что за плечи мне ложится.
Там сокрылся юный ангел,
Над которым свет глумится!

Наши деды сшиблись в передряге:
На земле, которую делили,
Грудь на грудь сходились побродяги –
Днем людскую кровь на землю лили,
Ночью мертвые тела палили.

То была вражда, подобно коей
Не видали мы со дня творенья,
Нет, скорей, со дня паденья Трои
И ее повторного включенья
В наши многогранные владенья.

Так неописуемо ужасно
Начиналась новая эпоха,
На ее страницах ежечасно,
Как стрела не даст нам сделать вдоха,
Так болезнь окажется заразна:
Сыновья их не бывали праздны.

За надел – огромный, нескудевший,
Развернулась битва поколений.
Ореол лишь царственный надевший,
Каюсь, не смирил псарей стремлений:
Жертвой пал отцовских наставлений.

Ухватил бразды правленья ковко –
И давай плясать марионетки!
Подсекал и вздергивал их ловко
И порой разыгрывал вендетки,
Собирал со зрителей монетки.

Я тогда исполнился гордыни,
В вечную уверовал удачу:
Меч мой-де порушит все твердыни,
Я весь мир берусь переиначить!
Возомнил – жестоко поплатился,
В каземате жизненно постился.

Угнетенный разумеет:
Цепь и клеть не обогреет,
Не накормит, но напоит
Кровью! Ей же лик умоет.
Семихвостка, плеть витая,
Со возлюбленной разнится.
Надо мной сойдется стая,
Что за плечи мне ложится.
Там сокрылся юный ангел,
Над которым свет глумится!

Мой противник династийный
Рад был, агнец, несказанно:
«Что за ход перипетийный
Вас привел сюда незвано?
Где же тот сильномогучий
В лаврах богопобедитель –
Вестник смерти неминучей,
Света ясного застлитель,
Восхищаемый рапсодом,
И стихийный повелитель?

Пусть привычным станет для тебя
Тяжкий крест, мираклевый, подспудный!»
Очи отнял каменьем корундным
И меня оставил безрассудным.

Чашу пораженья пригубя,
Я ступил под гладкий свод темницы.
Памяти глотающий страницы,
Бередит сапфир мои глазницы.

Вечное на откуп мне дано,
Мысль моя уносится к пределам
И, подобно смертоносным стрелам,
Порывает связь со всяким телом.

В хладный камень пусть погребено.
Внешний мир своим проникновеньем
Обязал себя моим виденьям –
Сути неуемной воспаленьям.

Осязал бы каждый бугорок –
Но умельцам гномиим проклятье!
Чувствуя бессмысленность занятья,
Перенаправляю восприятье.

Ищущий рванется за порог
И начнет исканья те лихие,
Дабы мир увидели мессии.
Призову на помощь все стихии!

Пусть возвел материи пласты
Надо мной какой творец двужильный,
Я чертог покину предмогильный,
Не пребудет случай здесь всесильный!

Я воздел дрожащие персты,
Завещая жертвоприношенье.
Силы вняли. Жар, пластов движенье –
И удушье, тварное забвенье…

Сознание вернулось ли ко мне
Чрез миг, никем и не запечатленный?
Иль череда времен прошла во сне –
И мчалась кровь по цепи разветвленной…
Земную твердь вселенский ураган
Дробил, где кость, и рвал, где мягкотелье, -
Но отошел в размеренность титан
И прекратилось прежнее веселье…
Бесправен тот, кто, горестно вздохнув,
Под рубящий момент подставит шею.
Но я храним, в кольцо себя согнув, -
Права на жизнь дальнейшую имею.
Беспочвенно меня бы обвинять
В грехе: я превзошел людские мерки.
Стихии, мной изъятые, плясать
Закончили. Пустые хауберки –
Что раковины брошены в песок
Шумящей синей мантией волною,
И эльф трубит в спиральный костный рог
И мудро так поводит головою…
Диковинный, непознанный народ,
Их меткие стрелки на быстрых рыбах
Остановить сумеют наш поход –
И возлежим мы на прибрежных глыбах.
Порозовела чуждая вода.
Любимым ужасающи гаданья!
И стражи натянули повода,
И их порабощенные созданья
Иных глубин, блистая чешуей,
Перенесли в коралловое царство.
Плавник опасно режет за спиной,
Но тварям тем неведомо коварство…
«Порушил, верно, истинный уклад
Призыв твой, себялюб. Мир изменился!»
Я чую: все кругом на новый лад,
Когда вконец титан угомонился.
В стремлении избавиться от пут,
Безумие бессилья подступает
Когда, ты мнишь: «Вершил бы божий суд!»
И праведник тебя не окликает.
Забил чуть только в существе твоем
Ключ долгожданный силы безграничной –
И смело ступишь ты за окоем:
Для погашенья боли единичной
Все в бездну! Бездна примет щедрый дар –
Так заручись союзником корыстным!
Наступит ли раскаянья угар
Апатий преходящих плодом быстрым?..
Я напрягал то зрение, что мог:
Пройдя необратимые трансформы,
Мой мир остался низмен и высок,
Коль пробудились, что вулканы, горны
И заново куется сталь мечей,
Плоть с кровью заключили в хауберки
И свет ста тысяч пламенный свечей
Я наблюдаю: ярятся берсерки!
Ожила тварь. Подземных тех жилищ
Учитель завещал нам опасаться.
Божки из анафемных укрывищ!
Кому из вас пристало поклоняться?
Вам идолы воздвигнет сателлит!
Резцов их наконечников алмазных
Творенья я поклялся истребить:
Безобразны они и безобразны.

Всем существом боля,
Я пал в пыли. Земля,
Ты протяни свои живые соки!

Сложи мне очаги
И пламя береги,
Доколе не воспрянут кровотоки.

Затем пусть грянет гром
И молнии кругом
Сверкают в обезумевшей капели.

И грудь напоена.
Вздымается она,
И в ней хоры чудесные запели.

Свобода обняла
Бесчувственность чела
И подарила новые реали.

Мне слышны голоса.
Вспучились небеса
И в глотку опрокинули Граали.

Мне насыщает плоть
Всевышний и Господь,
К кому примкнул я существом разимым.

И извне вижу свет!
Я с ним пришлю ответ
И с чувством-веществом невыразимым!

Не поднимусь с колен –
Преодолеют тлен
Крыла, что повязал первосоздатель.

Он первый, я второй,
Хвалившийся собой
Как косвенный стихийный обуздатель.

Но сопутствовало знанье
Коронованному счастью:
Эхо то же расстоянье
Пробежало, водит пастью –
Из-под гулких сводов башен,
Из пространств враждебных замков.
Марафон его был страшен,
Словно рукопись футарков.
Описует разрушенья
Рысь небесных катафрактов!

Слава королей превечна
И наследуема правым,
И особое сберечь нам –
Что отдать шелковым травам
Бренной плоти сочлененья.
Мы магическиобразно
Швов находим шелушенья,
С тем их воспаляем грязно:
Пусть сгнивают полусферы
Зараженьем новой веры!

«Мир, содрогаясь и стеная, не трепещет:
Коль на своем горбу, согбенный, пронесешь –
В сырую землю по колено не войдешь –
Пускай кругом тебя вода спиралью плещет,
Где в центре жалобно выглядывает кош, -

Так бремя будущих не в меру тяжких нош,
Плюсуясь к старым и суммируясь в итоге, -
Но только ежели дадут согласье боги –
Тебя заест, и, как нечесаная вошь,
Тебя заест народец Гоги и Магоги!

Когда труба мессии грянет на пороге,
Как разберешь понятно, что архангел пел, -
Гляди ж, котел давно белесым накипел!»
«Зачем вы быстрые сломали эти ноги,
На коих водяной с запасом свойских стрел

Спешил сюда, мечту лелея, и сопел,
И из ноздрей его выкапывала влага,
И тайным знанием искуснейшего мага
Его двойник астральный радостно владел,
И про него сложилась горестная сага!»

«Чей слог возник из полнорадужного флага:
Твой знаменосец обронил свой щит без рук.
Горячей режущей струей прочавкал лук –
И надломилась плоть, и кость осталась нага,
И в сердце впился крупный златоглавый жук.

И на ногах не устоял твой сильный друг –
Кору земную развело землетрясенье:
Там демон пламени и магмы во спасенье!
Но только лучше слышен сам подгорный стук –
То кузня черного большого воскресенья!»

«По воле коего течения несенья
Что, что, ответь мне, можно ныне воскресить?
Я жажду знания, переставая пить,
И не прощу тебе покой умалишенья,
Ты, бог-отступленник, голосовая нить!»

«Из умерщвленных жил не мне веревки вить!
Не мне добытую обжечь и править глину!
Я рамки разума вселенского раздвину –
И что? Вам и крупиц его не охватить!»
«Я прочь тогда свои сомнения отрину,

Когда со мной заговорит мирской мудрец,» -
И на меня уже глядел мирской истец:

«Древним временем венчали войны гибнущего мира
И места обозначали для валгалловского пира.
Молнией в руке блистали предводители со взором
Злата, серебра и стали, не пятнаемы позором.
Войны – глупое занятье, избирательная сила:
Тех хранило неприятье, тех могила полонила.
Так идешь с тревожным чувством, взоры в вечность направляя,
И потом стоглавым буйством бредишь, раны набавляя.
Чем питаемы безумцы? Почему их бог не рушит?
На снедаемых прольются три дождя, и ветер сушит.
Солнце выжигает взоры, снег утяжеляет плечи,
Кровью захлебнутся поры – и не продышаться в сече.
Что нам грезится, что будет после грозовой расправы?
Кто, как не творец, все судит? Что ему твои заставы?
Но творец молчит до-время: все суеты сердцу милы!
Предок мой, сменяя бремя, взоры опускал в могилы».

Меж тем, доподлинно кляня
Уродство данного мне дня,
Я, новоумный, убегал
По гладям грозовых зеркал.
Меня же, что, искала вечность?

И я бежал, и впредь, и впредь,
Кусая губ неверных медь,
А эхо лаяло за мной,
Живодрожащею спиной
Я ощутил ли бесконечность?

О, кем я был! И кем я стал!
И что постигнуть я желал,
То я изведал у телец
Орбит проверенных колец.
Меня нимало не крестили.

Но что я вижу там, вдали?
Лишь сумрак! Глазы проколи
И мне скажи, что вижу я,
Корундом синим заменяя
Те очи, коими застили!

Я исчезаю в черной мгле,
Не помышляющий о зле:
Столпы титанов пусть падут!
Меня сквозь темноту ведут

Ангел-спаситель и ангел-хранитель
Песенным говором: «Наш повелитель!
Слева – глубокий овраг, справа – зыбкие топи,
Сзади – туман, впереди же – одна бестелесность.
Правда, мы знаем здесь некие тайные тропы.
Наш повелитель, проследуй за нами в безвестность!»

Ангел-спаситель и ангел-хранитель
Предупреждают чужую обитель:
«Мастер, готовишься стать жертвой козней титана.
Веришь ли, холмы, что видишь, то, скрючившись, гномы
Ждут. Дуба ветвь – то протянута длань великана –
С ними расправой грозят смерти алчной хоромы».

Угнетенный разумеет:
Ветер молотами веет,
Учащается дыханье,
Сердце жаждет расставанья,
Ужас крадется беспечно,
Коли антагонистично
Мира два схлестнулись желчно,
В битве коей самолично
Болью скован каждый мускул, -
Это будет вечно, вечно!

Огни, огни, огни, огни –
Зажигает мир Создатель!
Сотни всполохов исторгни –
Мне не виден указатель.
Перечеркнутые стрелы
Называют здесь распятьем –
В памяти моей пробелы,
Но вот их-то и с проклятьем
Вспоминаю еженощно,
Отбиваясь лишь заклятьем!

Поджигая их заклятьем!

Беги! Творится колдовство.
Алебардист и мечник.
Пилумов и комет родство.
Поспешный арбалетчик.
Я словно осязаю смерть,
Кусая губ неверных медь,
Меняю направленье.
Оркестр звучит, и надо мной
Мир не пятнает тишиной.
Я знал до рождества
Искусства торжества
Веденье и влеченье.

На помощь, духи недр земных,
Воды, огня, аэра!
Всю полноту влагает в стих
Незыблемая вера!
Я был могущественный маг,
Я не боялся смертных даг
В первоначальном мире.
И, может, здесь иной закон,
И все творится испокон
Немыслимым венцом.
Но стану я творцом,
Не поскользнусь в Эмпире!

«Ты ж в Эмпиреях не бывал!
Где полнота сужденья?
Я удивлен: ничтожно мал
Момент перерожденья…»
Но бога я перебивал –
Крылом вершины задевал,
Но оставался в теле.
А это значит, есть оно:
Мое уменье внесено
И в этот плотский мир!
«Преодолев эфир,
Слетались мы и пели:

Земля, вода, огонь, аэр
Есть первоэлементы,
Что заклинал во мгле пещер
Создатель первой квенты.
Стихии – сущности всего,
И кто не осознал того,
Погибнет под стихией!
Мы – помощь славного извне!
Ты есть специалист в огне.
Прими же Силы дар
И зажигай пожар
И будь хоть в чем мессией!»

Земля, вода, огонь, аэр!
Земля, вода, огонь, аэр!
Земля, вода, огонь, аэр!
Земля, вода, огонь, аэр!

Огненный,
Мой шар колючедогменный,
На славу приготовленный,
Держу в руке оформленный,
Толпу сокроет

Ставленый,
Взовьется окровавленный
Над грудою оплавленной,
Содеянным подавленный,
Исчезнет вовсе.

Правильный,
В две полусферы стравленный,
Чужим уменьем правленый,
Но мною миру явленный
Ихор горящий!

Да будет дождь по всей земле –
Прольется влага из небес.
Во избежание чудес
Я уделю здесь место Тьме.
Как только та найдет приют,
Ее сомнет твоя ладонь –
Умрет неправедный огонь.
Что, угли правду берегут?

Застигнут ворохом мыслей о предстоящем,
Не привстаю с колен среди кровавой бойни,
Питаем силою. Я задолжал стихиям!
Я дважды пользовался мощью тех субстанций,
На коих зиждется Вселенной равновесье –
Основ основа. Не признать, что это верно, -
Не в силах. Сколь же ладно скроена матерья!
Сколь точно целевое каждое движенье!
Адепты Хаоса недаром отступили
Пред монолитностью непризрачных донжонов
Той совокупности миров, что называют,
Зрачки сужая, Упорядоченным твари
Миров, действительно, плеяды бесконечной –
А для иных, так даже некой анфилады –
Кои включает именная совокупность.
Но что мне размышлять о мироустроеньи?
Подумай лучше, как восполнить все заемы.
А то безумный чародей – неискушенный? –
Ведь может запросто утратить связи с миром,
Развоплотиться, стать частицей высшей силы
И быть пытаемым ея большим волненьем,
И быть лишенным составляющей астральной –
Она уйдет на всестихийное строенье,
Строенье верха, надсознательного зданья!..
Ноябрьский дождь, омой пустевшие глазницы!
Пусть очи светятся как ясные вулканы!
Пусть очи бесятся как жаркие вулканы!
И что, меня минует доля равновесья?
Иль так причудливо увита справедливость?
Узрим в неписанных скрижалях равновесья:
Что? Ужас разума и разума бессилье:
Что было прежде будто небыль наползает –
И мне не надо даже кругового зренья,
Дабы узреть то, как мне гадко отплатили, -
Что так смеются полноправные стихии!
(Иль это мне в умалишенье показалось?
Горел же просто огнь: был нестерпимо белый,
Куда там ярче солнца – невозможно глянуть;
Воды хлестали струи во все страны света,
И каждой с легкостью навылет пробивались
Замшело-вековые каменные глыбы;
В личине вихрей, их тугих разящих плетей
Выл ветер, свернутый в подобных окончаньях;
Грузно ворочались, дробя саму телесность,
Подвижек отродясь не знающие камни
Спокойным молотом и тысечепудовым!)
Отныне зверь я, что имеет устремленья,
Могучий зверь с клыками, бурой жесткой шерстью,
Когтями острые увенчанные лапы,
Железных мускулов игра перевитая
И никогда не отступающее сердце,
И, наконец, свобода каждого движенья –
Что нужно более правителю земель,
Все столь же девственных, сколь новое обличье!
Не тут-то было! Мне же от стихий заказ:
Я должен дать начало знаемому роду.
Но как мед ведающий может стать отцом
Иных существ со светлой и бесшерстной кожей,
Голубоглазых, златовласых и босых?
К тому же, главное, я разум потерял –
Как я смогу вдохнуть искомое вновь свойство
В тех, кто в слепой надежде на меня, отца,
Его с собою не несут из складок смерти
За тот порог, где, раз зачата, правит жизнь?

Угнетенный разумеет,
Много сколь во мне имеет:
Обессилел неподвластный!
Мне знаком тот выдох пастный,
Коим празднуют драконы
Краткий миг освобожденья
Всех борителей иконы,
Чьи кошмарны порожденья.
Ангел мой неканоничен
И имеет убежденья!

Здравствуй, смрадное дыханье!
Ты не нравишься мне – боле! –
И во всей земной юдоли
Не найдется любованья.
Перепевы черных лордов
Все литании набольших,
Но в структурности аккордов –
Это будет дольше, дольше! –
Мы находим мелодичность
И ее вручаем гордо!

Там родится светлый меч,
Где роится липы запах.
Сладкий мед в цветастых лапах
Можно ль от ведей сберечь?

Мой народ, что я даждь днесь,
Указав его заране, -
То не меря, чудь и весь! –
То Сварожичей славяне.

Века уже качнулись. Вихрь неумолимый!
Я прародительствовал. Мой народ в Пути.
Избавлен черной паутиною рутин
От этой похоти моей неутолимой,
Уже отчаявшись к разумному прийти,

Без содержания в душе ея «взлети!»
И полотна скрижалей бронзою литого,
Без ворожбы богохуления святого
И тех хулителей, что призваны спасти, -
Богохуленья безвозвратно изжитого,

Что ж, я несчастен, и несчастие готово,
Безумством обернувшись, за собой увлечь,
В иную бездну, и в любом паденье – меч,
Его стремления не остановит слово –
Его стремления постигнуть и рассечь.

Я ловок, дабы окончания сберечь.
Я обучался в храме, ныне я – учитель,
Я созидаю храм – действительный спаситель! –
Он восстает во мгле в какой-то сотне свеч,
Я за него в ответе. Я же – небожитель.

Мне стройной и высокой видится обитель,
В чьем основанье, будто летопись времен
Любовно пестует классический закон,
Им воспитуем и стихийный повелитель,
В краеугольные камения влюблен.

Мой тварный разум безысходно воспален.
Что это – скука? Да, вы правы, это скука,
Все ибо прошлое иное помнить – мука,
Когда к нему твой невозврат определен.
Проникновение ни запаха, ни звука.

Одни видения. Лишь в них моя порука,
И я прошу их от себя не отпустить
Того героя, что велел мне отрастить
Седые волосы по плечи. Ну-ка, ну-ка!
Я был… Я был… Я знаю, что такое мстить!

Я не имею и желания простить
Вас, духи зла: земли, воды, огня, аэра!..
«Но разве с тягостью иссякла эта вера?
Перефразировав, ты рад бы был застить,
Но существует ли для вечностного мера?»

Земля, вода, огонь, аэр!
Земля, вода, огонь, аэр!
Земля, вода, огонь, аэр!
Земля, вода, огонь, аэр!

Угнетенный разумеет:
Угнетение немеет
С очищеньем горизонта
Для новейшего архонта.
Воздается по деяньям:
Очищается рассудок –
Не вседенным покаяньем
Жил антихриста ублюдок!
Начинает бег мой странник,
Время дарит промежуток –

Время оно. Что есть время?
Где проходит грань-завеса?
Я не отделяю бремя
От созвучного эфеса.
Ворон бредит надо мною,
Или ангел, или ветер –
Знать бы, что тому виною,
А не истязать etceter…
Но над этим поразмыслю,
Буде светел, светел, светел!

«Я смогу помочь тебе,
Лишь когда я буду рядом.
Обвивая теплым взглядом,
Буду слышащим в мольбе.

Поверяй мне разум свой,
Поверяй его как силам –
Я плачу не мокрым илом –
Мыслеформой моровой».

Ты презренен для меня,
Жалкий, скорбный дух познанья!
Ты не ведаешь названья
Для природного огня.

Чтобы я открыл тебе
Взлета-низверженья-взлета
Все страницы, и тенета
Сплел бы ты моей судьбе?

Прочь на собственный алтарь!
Фанатичное ученье:
Приглашенье в отреченье –
И вскипает киноварь.

Вот анафема моя
Говор прекратит изнорный.
Я владею мыслеформой,
Формы новые куя.

Что, распался, отступил?
Ложь – она и не хранима!
Мыслеформою душима
Как жгутом из свитых жил.

Задыхается она.
Что до истины, то боле
Я владею ей по воле
Древних. Мне она дана!

«Истин множество различных,
Но не каждая годна
В мира этого обличье
Быть маняща и видна».

Я сторонник абсолюта:
Хаос в дланях берегов!
Стены стонут от салюта
Победителей богов!

Да будет дождь по всей земле –
Прольется влага из небес,
Чтоб окунул в нее мой бес
Все то, что чуждо на челе.
Я отправляюсь в дольний путь,
Не оставляя за собой
Сердцебиенья перебой,
Не обездоленный ничуть.

Сколько перешло в легенды
Со времен той первой квенты –
Ныне я во обладанье
Тяжкой мудростью всезнанья.
Голова седа, боляща –
Проецирует пороки.
Только тела сталь звеняща,
Памятуя все уроки,
И лицо осталось прежним –
И черты его высоки!

Посох выберу. Скиталец
Принесет стихийным жертву,
Послюнит надменный палец
И пойдет искать по ветру.
Не осталось злого чувства
И огня не оказалось,
Так что моего присутства
Боле чудо не касалось.
И ушли в превечность боги –
И пророчество сбывалось.

«Юна и прекрасна моя королева,
Высок ее трон драгоценного древа,
Златою порфирой увенчаны очи,
Сияние Тьмы в них и Свет Полуночи.

И волосы – платина; зубы жемчужны;
И губы багряным бутоном оружны;
Чиста ее кожа; морозно дыханье.
Мое восхищенье! Мое воспеванье!

И тонкая талия, узкие плечи,
И маленьких грудей невинные речи –
Не сам ли Творец изваял это тело,
Чтоб в будущем солнцем оно заблестело?

Улыбка украсит лик светлый, лучистый –
И ветви расступятся, путь нетернистый
Открыв сквозь Сияние Тьмы Полуночи
Пред той, чьи порфирой увенчаны очи.

Но из дремотной гущи леса
Она узрела профиль беса!

Застигнут ангельским замахом,
Что обязал остаться прахом,
Он умирал от той напасти,
Еще в пылу и гневной страсти.
Пел, бок разорванный, кровавый
Сжимая дланью шестипалой,
Был прислонен к мохнатой ели,
В чьи медленно сползал купели.

«…Над могилами их встали,
Разрывая свод небесный,
По кресту, пороча веру,
Оставляя след глубокий
В грудях мертвецов иссохших,
В членах мертвецов застывших,
В черных да немых глазницах,
Где горел огонь титана,
Отражаясь в наших лицах,
Отражаясь в наших мыслях.
Криком он кричал истошным!
Шагом он бродил неспешным!»

Кружится в небе враг гнетущий,
Он, ангел, ангел проклятущий!
И крыл насмешливые пледы
Все в предвкушении победы.
.
Ведь пузырится бок кровавый
И подыхает бес картавый!»

Но скажи мне боле, вещий странник,
Не закрой печать уста дотоле.
Ангел твой, спаситель и охранник,
Присягал непостоянной доле,
Но он внешней участи не данник.

И меня разъела лихорадка,
Но ведь я не пал в твои болота.
В ожиданье нового припадка
Хворь скоблила с кожи позолоту
И плела кровавую икоту.

И туман удушливых курений
Наполнял бредомые овраги,
Духи ядовитых испарений
Обнажали призрачные даги
И кружили сгустком уверений,
Но не в эпизоде умозрений.

Я избегнул топи неминучей,
Жадно подо мной она дышала,
Не задел глазами острых сучьев,
Живность быстрой крови не вкушала,
Все драконы прятались за тучей.

Что же ты все мертвенней бесстыдно,
Где врожденный перст сопротивленья?
В небесах удачных звезд не видно,
Но ведь то – не повод удаленья!
Я не выражаю сожаленья.

Над тобою не довлеют чары
И возможен выбор многогранный,
Брошенный в небесные дракары
Идеал твой зыбкий и пространный…
Спи, и пусть не мучают кошмары,
Никому не пожелаю кары.

Угнетенный разумеет:
Цепь и клеть не обогреет,
Не накормит, но напоит
Кровью! Ей же лик умоет.
Семихвостка, плеть витая,
Со возлюбленной разнится.
Надо мной сойдется стая,
Что за плечи мне ложится.
Там сокрылся юный ангел,
Над которым свет глумится!

Что я пил, чем умывался,
В подсознанье след остался
Умащенья страха, боли,
Поддержанья ломкой воли.
Ведом мне и час отчанья,
И посмертие искомо,
Песнь сменял я на молчанье,
Следовал за ним влекомо.
В чем-то все мы неподвластны,
Но и рабство нам знакомо.

Я иду по проклятой земле,
Миновав невозбранно аллоды.
Принципами личной несвободы
Вяжет отчуждение природы.

Знаки столь пугающи во мгле
Сложенных сверканий постоянством,
Но они с блистающим убранством
Проще звезд – и те поют пространством.

Что предложит мне хвалимый день,
Чьи уже предвижу испытанья,
Втиснутые в оны очертанья?
Демоны помрут от гоготанья.

Направленье все сменяет тень.

***

Путь последний на щите
Я проделал, величавый.
Совершив свой подвиг правый,
Присягаю пустоте.

Очи ярые мои
Пусть отныне не тревожит
Свет. Заклятье друг наложит –
Запечатаны они.

1999-2001, 14-16 лет