шаталась по ленинке зимним вечером

1.
ломаясь в стекле метро отражением,
маячу, кривляюсь, калякаю ветреность
на женских пальцах, обнявших поручень,
и на губах – распочать так хочется!…

ты жмёшь.
ты – выше.
к чему надеяться?
но в обреченности нынче, девица,
фоме не верится.

звон декабрьский
спешит отдаться, хоть злостно скалится.

а я катаюсь.
качусь по краешку.
в краюшку хлеба пихаю парочку
своих печалей.

«мне больно» лечится
(на чувствах с мылом изящно вешаться?
ты подскажи!)

я плетусь по краешку.
в пять этажей измеряю равенство
(хоть здесь я выше!)…

Вавилов, прочие
(Ордженекидзе, к примеру)... топаю
по переулкам. в кафе заглядывать,
искать, посетителей всех просматривать…
не ждать тебя.

2.
я спускаюсь
вниз
вниз
вниз
вниз
строчки оголтелые
красят бумагу
руки ватные.
пляшут твист
в том пьянорадостном ресторане.

прыжок до старости.
скудность лет.
ты станешь сладостней.
я же – старше.
давай сейчас умалять запрет?
давай станцуем? сравним, кто жарче!

я раны тебе залечу: собой
прикрою ссадины, травмы, шрамы.
я поцелуем впишу покой.
рецепт мой прост, да и я простая

бываю в случаях редких. но
тебе я в легкости хоть поклясться
готова. гарантией ляжет тон,
которым вздрогну… да к черту клясться!