Киммерийская осень Одиссею

На морском берегу собирать плавник,
чтоб сварганить себе в котелке завтрак –
или, может, обед: день течет плавно,
никакой суеты, никаких планов…
Всё, что нужно для жизни, в рюкзак бросить
и пойти не спеша по пескам пляжей,
совершенно пустых: началась осень,
и не всякий привержен такой блажи –
наплевать на дела и продлить счастье
до октябрьских морозов в Москве сонной,
ибо здесь даже камни – любой масти,
и палитрой Ван Гога пестрят склоны.

Строфы волн небрежны и монотонны,
и размер хромает – то амфибрахий,
то гекзаметр, а то и спондей томный,
или ныне забытый совсем бакхий.
Точно так же гудел Океан песней,
помогая Титанам творить сушу,
а чтоб жизнь на земле не была пресной,
он вдохнул в земнородных свою душу –
и с тех пор кто-то рвется уйти в море,
кто-то нижет, как жемчуг на нить, рифмы,
а иной сам с собою всегда в ссоре,
как прибой, что вгрызается в твердь рифа.

Слушать, видеть, молчать – вот завет древний,
заповеданный тем, кто проник в Тайну.
Но неписан закон для детей Евы
(и Европы, прыткой необычайно).
Всякий жаждет оставить в миру след свой,
прокричать о себе в черный зрак бездны,
полагая пригодными все средства:
битве с небытием не бывать честной.
Вот и строим придуманные царства
из песка и цветастой морской гальки,
а за нами смотрит не без злорадства
желтый глаз обнаглевшей вконец чайки.