О Пианисте, чае и ослах

ДАНО-

1.и в месяц май я критикую вечность
2.ведь Пять Часов, а чай ещё не розлит
3.Ослик повернулся обнаружить хвост
4.пьяный Пианист
5.все свидетели подшиты
6.бобры добры
7.потом ушёл на запад

ИТОГ-

...и в месяц май я критикую вечность,
ведь Пять Часов, а чай ещё не розлит!
бобры добры, но разве кто-то знает,
ведь Пианист с утра смотрел на запад,
где все свидетели, а также очевидцы,
подшиты, аки хвост, что повернулся
лицом на юг, где тут же был он пойман
неочевидностью того, что чай не розлит...
Ведь я Осёл,- сказал я Пианисту,
и потому мы все уйдём на запад,
где чай и хвост торжественно бытуют,
и где добры не только альпинисты,
но также чай, жандарм и Квази-Ослик,
тот, о котором сняты показанья,
и все свидетели уверенно подшиты,
подшиты в протокол протоколистом,
который даже знать не мог о чае,
который пьют лишь в Пять Часов, британцы
иного бы придумывать не стали,
но раз всё так, то я и возвращаюсь,
к словам о вечности и месяце апреле,-
апрель не май (а мужики то и не знают!),
но даже в том торжественном апреле
я обличу ослов и пианистов,
что даже пьяными не могут стать ни разу,
ведь для того ж и пьют свой чай британцы,
чтоб на Руси пьянели пианисты!...
"Хвоста ли нет за мной?"- подумал Ослик,
вскочив на уходящую подножку,
а хвост в лице жандармов в грязном кэбе
всё так же пил свой чай в районе Бата.
И тут минула критика и вечность,
и я обрёл благорасположенье,
покуда вдруг не встретил пешехода,
который шёл на Запад, к Пианисту,
ведь он не знал о той дурной примете-
идти на запад- близить час кончины,
и потому об этом пешеходе
я позабыл, как только удалился.
А удалившись, вспомнил и про вечность,
ведь в пять часов её все вспоминают,
и пьяный Ослик и кондуктор кэба,
и даже чай, расцветший в Кандагаре,
где Пианист не будет на гастролях,
поскольку в пять часов там очень жарко,
ведь даже Бобр, что плавает в болоте,
не перенёс и он б такую влажность,
а также духоту, что приближает
все наши мысли к вечности и к чаю,
ведь чай, поди, на то и дан британцу,
чтоб вечность проповедовать отважно,
так чтобы шли Бобры себе на Запад,
и никогда бы, никогда б не возвращались!-
тогда весь чай достанется британцам,
а Пианисту- лишь путёвка в санаторий,
лечить его где будут тем же чаем,
но не цейлонским, а азербайджанским-
ведь он лишь Пианист, а не британец,
а разница, пардон, Ослу понятна.
Однако ж погодите... В этом разе
какие мы имеем основанья
держать Осла за символа тупицы,
неужто ж он тупее пианиста,
который на гастролях в Кандагаре
пьёт чай не в пять, а только в пол-седьмого,
смеша тем самым бравого британца,
который в это время, уж откушав,
садится в кэб и мчится в Министерство,
где снова дискутируют о том же-
когда в России будут все дороги
столь глянцево-ровны как пачка чая,
что приведёт к тому, что по дорогам
Ослам шагать удобнее придётся,
тогда в России двух проблем не будет,
а будет лишь одна- Ослы и точка!
Но это суть вопрос скорее вечный,
критиковать же вечность мне сподручней,
когда пред мною чай и сладкий пряник,
так что о вечности мы всё здесь обсудили,
осталось досказать про пианистов...
про них однако ж я не много знаю,
лишь то, что ходят все они в калошах,
в штанах, в костюме, а в руках- монокль,
куда уж больше знаю я про зайцев,
но рассказать про них мне не придётся,
поскольку уж давно храплю в кровати,
а стих сей сочинился сам собою...

(4 декабря 2006)