Глава 17

Влекут раздолье и дороги
Того, кто молод и силен,
Что им роскошные чертоги,
Пусть даже королевский трон,
Когда для сердца нет милей,
Чем ширь и красота полей.
Дорога лентой впереди,
И конь летит, как вольный ветер,
И сердце не замрет в груди,
Пока все это есть на свете.

Сто миль остались за спиной,
И вот уже редеет лес,
Огромный замок за горой
Зубцы вздымает до небес,
А рядом, сколько глаз объемлет, –
Трудом возделанные земли.
В предгорье тучные стада
Пасутся на траве лениво,
По воле тяжкого труда
Здесь все обильно и красиво.
 
"Но кто владеет этим краем?
Кто пользуется этим раем?"
Он едет дальше. Над рекой
Стоит лачуга сиротой.
Атрей стучится, но ни звука
Внутри не слышно, тишина.
Тогда, решив зайти без стука,
Толкает дверь… Едва видна
Лежанка в сумрачном жилище,
На ней какой-то человек.
"Быть может, умирает нищий,
Кончая свой несчастный век?"
Атрей подходит. На постели
Лежит, закрыв глаза, старик.
К его груди Атрей приник
И слушает... "Нет, еле-еле
В нем сердце бьется, он живой.
"Вы кто? Ответьте, если в силах.
Вы голодны, или водой
Вас напоить?" ...Но вот на скулах,
На лбу больного вышел пот,
Глаза открылись, дрогнул рот...
"Благодарю тебя, мой сын...
Кто ты? Откуда? Ты один?" –
Спросил Атрея старец строго.
"Да, я один, меня дорога
Случайно привела сюда".

Старик вздохнул: "В твои года
Я тоже странствовал немало.
Да, в жизни всякое бывало, –
Сказал он, словно в забытьи, –
И вот уже конец пути…
Я очень болен и устал
Ждать избавления от жизни,
Сполна я за грехи страдал,
И вот теперь на горькой тризне
Скорблю за годы бытия,
Что недостойно прожил я".

"Но в чем Ваш грех, старик несчастный,
Какая тяжкая вина
Расплаты требует сполна
И крест мучений ежечасных?
Я не духовник, но, быть может,
Вам откровение поможет?" –
Спросил пришелец молодой,
Вновь старца напоив водой.
"Я проклял дочь – вот грех ужасный,
Она, невинное дитя,
Теперь из-за меня несчастна,
В ее судьбе повинен я.
Я, мучаясь на смертном ложе,
Молю – да помоги ей, Боже,
Я столько зла ей причинил,
Что о прощеньи не мечтаю.
Я не отцом – врагом ей был.
Теперь себя я проклинаю
И, оттолкнув навеки дочь,
Ни в чем ей не могу помочь!
Вернуть ей счастье я не в силах,
Отныне сам бесправен я,
 
И стынет кровь от горя в жилах,
Что не увидит дочь моя
Живым возлюбленного друга –
Ее несчастного супруга.
Безумной злобою объят
Я был, когда из мести жгучей
В темницу заковал и мучал
Того, кто не был виноват.
Теперь бы рад его спасти,
Да только нет к нему пути.
Жаль, что не совершив добра,
Мне смерти уступить пора...
Есть в мире человек один –
Мой самый тяжкий грех – мой сын..."
Старик ослаб в пылу признанья,
И снова потерял сознанье.