Капают огни боли...

Капают огни боли,
Расстилая по лицу лозы
Мокрой и густой соли.
Что несете вы с собой, слезы?

Снова пред собой честен,
Обнаженный, под дождем страха…
Треснули ремни лести,
Согревает шею мне плаха.

Вот оно… Чувство, убивающее мою душу…
А Она… Ей больно… О, как же Ей больно…
Ручьи уже наготове, отвернуты краны, и выливаются огромные потоки теплой соленой влаги. Из трещин где-то там, внутри, начинает валить пар, он мешает дышать, заставляя все тело сотрясаться во всхлипывающих конвульсиях.
Остатки густой крови еще вытекают из глаз… А она уже мертвеет, и сердце медленно немеет от жуткого холода, всегда приходящего вслед за жаром всепоглощающего страдания.
Добро пожаловать обратно в жизнь… Лети, птичка, но будь любезна отдать свои крылья.
Холодный, как идиотский разум, бетон навстречу со скоростью света…
С тупым чавкающим звуком я превращаюсь в кучу битого стекла, ни на что не способную и никому не нужную. Боли настолько много, что она уже не чувствуется. Но зато приходит отчаяние и почти ласкающим движением прорывает оболочку сердца.
И снова прорываются водопады хрустальных прогорклых брызг. На этот раз – уже жалости… к себе.
«Посмотри в эти глаза: в них столько оскверненной чистоты, что они готовы стать ничем, лишь бы не быть тем, во что их превратили…»
Эпилог. Хрустя битыми черепками, осторожно соскребаю себя с холодной плоскости. Медленно поднимаюсь.
Вроде ничего… Обновленное тело лишь изредка вздрагивает в остаточных спазмах. Только спину жжет… И в сердце так пусто, что если бросить туда камешек нежности, то даже эхо от него не вернется никогда…
Оглядываюсь вокруг свежевымытыми глазами.
На горизонте бесконечного бетонного поля зацветают белые всполохи, медленно разливается бледное новорожденное солнце.
Оно не греет меня. Наоборот, становится холоднее и одиночество оседает серым инеем на моих губах.
Зато спину жжет словно раскаленной сталью. Кажется, даже слышно шипение пузырящейся кожи.
Или… шелест?
Я медленно поворачиваю голову назад.
Да… Они.
Два пучка длинных светящихся упругих нитей за спиной. Они все растут, двигаются, изгибаясь назад изящными дугами.
Мои крылья.
Они вернулись, чтобы снова затаскивать меня на такую высоту, где я не в силах удержаться… Туда, где пусто, холодно и совсем, совсем никого нет…
Родники иссякли. Они лишь выдавливают из своих недр капли лучистой росы, которым так и не суждено сорваться. На этот раз – радости…
Ветер толкает в спину; едва касаюсь ногами растрескавшегося бетона.
Я люблю вас, мои крылья…
И Я НЕНАВИЖУ ЛЕТАТЬ.