Ангел смерти. Глава 2. Цитадель ночи. Рождение Богини
Холодный ветер в поле рыщет.
Колосья злата Мира ищет,
Волос принцессы волшебство…
В окошках вновь зажегся свет.
Крики: «Мешок пропал, где Мира?
Неужто злато утащила?»
— Не может быть, — промолвил Хек. —
Горнель, смотри-ка, он пустой,
Хотя здесь вышивка другая.
— Я говорю, мешок другой.
— Где эта девка? — Я не знаю.
— Хек, ты на улицу? Постой.
Она безумная, страдает.
Из-за тебя все, мой герой.
Мужчина: «Что из-за меня?
Болезнь я что ли насылаю?
Я что ль безумием страдаю?
Во всем виновная сама.
Все, женщина, пошел искать,
С мешком ей не уйти далече.
Давай фонарь и пару свечек,
И шубу тоже нужно взять.
Немного жира подай, мать.
Боюсь, когда ее я встречу,
Придется кожу натирать».
Вот все собрали, он выходит.
Пурга, снежинок рой летит.
Ветер назойливо свистит.
Хек: «Эх, как верно непогодит».
Зажег фонарь, тот враз потух.
А холод все сильнее, злее.
Медвежий не спасет тулуп.
Он это понял, костенея.
Тут зародился вдруг испуг:
Из снега приподнялся труп.
«Она жива, и не замерзла.
О, верно, демон изо льда.
Как на гравюре голова.
Но, впрочем, связана она.
И все еще на ней личина.
Хотя, если она мертва.
А как иначе, есть причина».
Мороз, такого никогда
Не помнит он за все года.
«Сейчас задача найти дочку.
Но как? Лишь ступишь за порог,
Как к Хели попадешь в чертог».
Вдруг его девочка у мертвых?
Хек на огонь бросает взгляд.
Спасти ее — это безумье.
Но нет ему пути назад.
Мира погибнет — падет брак.
О, как же тягостны раздумья.
Вот Хек решается, в пургу
Идет, кричит надрывно: «Мира!»
О, велика сколь ветра сила,
Что воет жалобно, тоскливо,
Все запорошивши в снегу.
Все дальше тусклые огни
Родного дома, снег сбивает,
И завывает, завывает,
Давно уж не видать не зги.
Охотник понял: пропадает.
Фонарь давно уже сгорел,
Расплылась и потухла свечка.
Хек стонет: «Где же ты, овечка?
И ветер словно озверел.
Что-то, блестит, ага, нашел.
Поднял, вот наказанье — волос.
Принцессы локон, кровь на нем».
Охотник надрывает голос:
– Мира, откликнись, все вернем.
В ответ пустыня, все молчит,
И даже волк не отзовется.
А ветер над бедой смеется
И гасит безнадежный крик.
Темно, фонарь не помогает,
Уже две свечки он спалил.
Осталось слишком мало сил,
Снег на усах уже не тает.
«Дочка, нет, показалось, платье
Как вымпел вьется на ветру.
Это мешок волос, проклятье»
Неужто дочку не найду?!»
Хек опустился на колени,
Бросив фонарь, шарит в снегу.
Пусто, рука вся костенеет,
Не чует плоть, смех в пустоту.
«Неужто дочку не найду?!»
Меха его совсем не греют,
Весь жир измазал на лицо.
«Она замерзла, это все.
Теперь ее не отогреет
И забродившее винцо.
Она скорей всего мертва.
Без шубы, видимо, замерзла.
В одном ведь платьице была».
Охотник брови хмурит грозно.
«Она скорей всего мертва.
Придется поиск прекратить.
Завтра продолжим всей деревней.
Зверей бы надо отследить,
Они найдут ее, наверно,
Собак неплохо бы спустить.
Да, верно, возвращаюсь в дом,
Возьму собак, и снова в поле.
По кругу обойду, кругом.
Все бесполезно, вот так горе,
Ведь только труп один найдем».
Собаки лают с подворотни,
Но жмутся, дальше не идут.
Нос от мороза лапой трут.
Охотник понял: не сегодня.
Заходит в дом, швырнул мешок.
Горнель: «Ну как, нет?» — она в слезы.
Хек: «Слишком сильные морозы.
Боюсь, мне не помог бы грог.
Она мертва, с этим смирись.
Настанет день, ее отыщем.
Да полно, жинка, ты не злись.
Ты выгляни лишь за порог:
Мороз, не выйдет даже рысь.
Я есть хочу, давай пирог.
Нет, я не сколько не жесток,
Но поскорее шевелись».
Горнель: «Вот, жадность вот твоя!
Всему виной эта магичка».
Хек: «Да она еще жива.
Выносливая эта птичка.
Приподнималась она,
Когда ты в окнах свет зажгла».
Горнель: «А вдруг она все знает?
А ну-ка быстро несем в дом.
Возможно, что когда оттает,
Мы правду снова обретем».
Вот вышли в темень с фонарями,
Нашли в корыте злата шелк.
Горнель: «Здесь, вроде, оставляли.
Может, девицу скушал волк?
Охотник: «Да, всю без остатка.
А что не скушал, утащил.
Она ползла, вот и разгадка.
В такой мороз хватило сил.
Себя я чувствую так гадко
За то, что девушку обрил
И за ворота положил».
Горнель: «Тебе, конечно, верю,
Что совесть мучает тебя,
Будто не знаю я коня,
Хотя по мне обычный мерин».
Хек: «Жинка, ну вот это зря.
Смотри, клочок от ее платья.
Вот и она забилась в стог.
Забилась мышкой, и молчок.
Она еще жива, проклятье».
Горнель: «Ну, опусти подол,
Прикрой ей ноги, я сказала.
Я не спрошу, что в ней нашел,
Я пригрожу тебе сначала.
Неверный взгляд, и ты, козел,
До смерти не увидишь сала
Хек: «Ладно, больше не смотрю.
Бери за ноги, я за руки.
Все ради дочери стерплю,
Хотя какие теперь внуки.
Не мертвую же к алтарю».
Горнель: «Ну, все, заносим в дом.
А дева легка, как пушинка.
От роста веса четвертинка.
Поторопись, скорей идем».
Вот принесли, веревки Хек
Разрезал и растер запястья.
— Смотри, не повредил ей снег.
Хм, а лицо как будто маска.
Она почти как человек,
Но только более прекрасна.
Горнель: «А ну-ка выйди вон.
Мой папа — староста деревни.
Ты знаешь, если бы не он,
Ты удостоен был бы смерти.
Ну, ладно, все равно ушел».
Охотник молча поклонился,
Сказал: «Отправлюсь дочь искать,
А ты ложись, пожалуй, спать.
И помни, на тебе женился,
Тут не причем отец и мать.
Конечно, ты меня спасла,
Отав мне руку и цветенье.
Но я убил бы и отца,
Если б не это провиденье.
Тогда б ты сиротой была,
Хотя и старосты жена».
Горнель: «Я вижу, ты не шутишь.
Ты был готов его убить.
Я вижу, хватит говорить.
Стой, не ходи, себя погубишь!»
Охотник: «Я и так ведь мертв.
Без Миры казнь ведь не отложат.
Отец твой вспомнит, что на ложе
Однажды я проник твое,
И без согласия его.
Покуда жил еще ребенок,
Дед не хотел ее пугать,
Отца у внучки отымать.
Она красавицей с пеленок
Росла, сердца могла пленять,
Вертеть, родными заправлять,
Напоминая свою мать.
Мира мертва, теперь и мне
В пустыне даже места нету.
Все призовут меня к ответу,
И твой отец, и братья все.
Тогда придется убивать.
Я все могу, ты это знаешь.
В белок без промаха стрелять,
Быстрее лошади бежать,
Но снова видеть, как страдаешь,
Я, видно, не смогу опять».
Горнель: «Постой, не уходи,
Я упрошу братьев, отца.
И счастье будет впереди,
И я с тобою до конца».
Охотник: «Ладно, я вернусь,
Если позволит Хели злая.
А если сгину, замерзая,
А, ладно, к демонам, и пусть».
Махнув рукой, охотник вышел,
Созвал собак, задал им корм.
Копье острее достал с крыши,
С поленицы поднял топор
И удалился тише мыши.
Горнель взглянула на принцессу,
Вот зеркало ко рту несет.
Словно туман на нем налет.
Она живая, слава свету.
Она жива, а дочь мертва.
Злость в женщине волной взыграла.
«И как же ты не умерла, —
Подумала, —
Ведь шансов мало,
Похоже, я тебе дала».
Горнель заплакала.
«Вчера об этом горе я не знала.
А ты и дочку в миг забрала,
И мужа, а сама жива».
— Очнись, — Горнель трясет принцессу, —
Верни мне дочь, не то убью.
Странно, в тебе не чую веса.
Возможно, время тороплю.
Верни мне дочь, ее люблю,
Не то тебя сейчас убью!
Горнель острейший нож достала
И к горлу девушки прижала.
Принцесса чуть глаза открыла:
— Я снова в доме? Это мило.
Я тут немного поспала,
Решила, что у вас дела.
Простите, если что не так.
В мозгах так сущий кавардак.
Мне было холодно лежать,
Пришлось воспользоваться стогом.
Прошу меня простить опять,
И не судите меня строго,
Ведь королева, моя мать,
Мне объясняла, что в дороге
Придется иногда встречать
Традиции, пускай убоги,
Но что нельзя их порицать.
Я так старалась, что скрывать,
Чтоб ничего не нарушать.
Горнель нож тут же уронила:
— Если я верно поняла,
Все, что я с вами сотворила…
Не может быть, вот так дела.
А, может, знаете, где Мира?
Да, Мира, доченька моя,
Она за вами вслед ушла.
Принцесса: «Девочка? Да, знаю.
Она была весьма мила.
Ее отправила в края,
Только куда, сама не знаю,
Но там достаточно тепла.
Она, бедняжка, замерзала,
Вот и отрыла я портал,
После чего я так устала.
А здесь и сон меня позвал,
И я в бессилии упала.
Но полно, сил я соберу,
Коль снова не вернусь на холод,
И вашу девочку найду,
И хоть астрал сейчас расколот,
Легко поправляю я беду».
— Беда, да это катастрофа. —
Сказала с ужасом Горнель. —
И где исткать ее теперь?—
Она присела. — Мне так плохо.
Еще и муж ушел за ней.
Принцесса: «Я ее спасла.
Пускай, немного неумело
Заклятие произнесла,
А что мне оставалось делать?
К костру она не подошла,
Что я пред нею сотворила.
Не безгранична моя сила,
А эту магию огня
Еще я в школе не любила.
Создай искру, потом раздуй
И защищай все от стихии,
Стены из ветра наколдуй.
Я не решилась тратить силы.
А вот перемещенье тел
Всегда мне в школе удавалась.
Сама я часто за предел
Дворца порою выбиралась,
Чтоб разных избежать дилемм,
Там рун и прочих теорем».
Горнель: «Жди здесь, пойду за мужем.
Теперь его напрасен путь.
В котле найдешь вчерашний ужин.
Попробуй девочку вернуть».
Принцесса: «Ладно, попытаюсь,
Но мне бы зеркало найти».
Горнель: «В чулане посмотри.
А я пока что удаляюсь.
Мне нужно Хека привести»,
Вот она шубку нацепила,
Одела с мехом сапоги,
Нож поострее заточила,
Сказав,: «Тебе мы не враги,
Но не забудь, что говорила,
И лучше девочку верни».
Затем одев медвежью шапку,
Открыла дверь, уйдя во тьму.
Принцесса: «Так и быть, верну.
Странно, тепло, а вроде зябко.
Лучше воды в бадью налью.
Ох, ванну до чего люблю.
А, ладно, просто сотворю»,
Представила, возникла ванна,
В ней пена с розовой водой.
Принцесса: «Магия, как странно.
Я как нашла родник живой.
Сейчас немного искупаюсь,
Поесть и девочку вернуть.
А после можно сразу в путь.
Поесть, ну, ладно, постараюсь».
Представила роскошный стол.
Великолепно получилось.
И что там мне учитель плел:
«Лишь оболочку создаем».
«Все просто так, скажи на милость.
Ох, поедим сейчас, попьем».
Вот, скинув платье и купаясь,
Решила зеркало создать.
«Жаль лед, не может помогать,
В тепле домашнем испаряясь.
Опять что ль с воздухом играть?
Вот отделила теплы струи,
Должно то сильно помогать.
Что ж, зеркало, тебя колдуем.
О нет, стекает вниз опять.
В чулане что ли поискать,
Или из серебра раздуем.
Жаль, силы много, знаний нет.
Все материальное туманно.
Жаль, что нельзя спросить совет».
Так она часто поступала,
Не в силах отыскать ответ,
Когда заданье получала.
«Эх, жалко, что она не мама.
Та может даже звездный свет
Вплести в серебряную раму.
Что там ей женщина сказала.
Ага, в чулане поискать.
Чулан, кладовка, будем знать.
Надеюсь, верно опознала.
Как странно, новые слова,
А образов совсем не вижу.
Ох, закружилась голова,
Сосредоточимся, потише.
Теперь представила едва,
Я все узнала вот дела.
Кладовка — это та же клеть.
Найдем теперь похожий образ.
Ух, сила, захотелось петь
Так, чтоб дрожал от счастья голос.
Нет, невозможно утерпеть».
И тонким нежным голоском
Принцесса радостно запела
Песню о небе голубом,
Где радужно цветет омела.
«Ярко солнце и светлые дни,
Лес зеленый так манит прохладой.
Ярко рыжи омелы огни
Распускаются в небе усладой.
И теперь от зари до зари
Мне другой уже жизни не надо.
Я хочу только петь о любви,
Тишиной очарована сада.
Ручек торопливо журчит,
Разноцветие таинства ягод
Янтарем загорелось внутри,
Избавляя от суетных тягот.
Что меня будет ждать впереди,
Не хочу знать, мне это не надо.
Удаляются вдаль корабли,
Аваллон для них будет награда».
Наслаждаясь своим голоском,
Мирилас очи даже прикрыла.
Обо всем она словно забыла.
Она как обрела родной дом.
Серебристых мелодий мотив,
Растворяясь, как в воздухе тая,
Зарождал ослепительный миф,
Всеми красками света играя.
«Ох, — принцесса открыла глаза, —
Удивительно, столь невесомо
Доказательство яви, не сна,
Появился пейзаж милый дома».
Мирилас подбежала к нему,
Но наткнулась на серые стены.
Вмиг разрушен мираж наяву
От внезапной такой перемены.
Дева вскрикнула, стон тишину
Разорвал милой песни заменой.
Так прекрасна картина была,
Так ужасна вдруг явь очутилась.
Словно в клетку попалась она,
Бабочкой в паутине забилась,
В миражах наполнением сна.
Вся долина прекрасная скрылась,
И она вновь осталась одна.
— Уф, вздохнула принцесса, сейчас
В волшебство играть очень опасно.
Пусть страна миражей и прекрасна,
Но пускай будет явь без прикрас.
Ладно, что там на завтрак у нас?
Подошла, плод взяла: «Что за вкус?!
Разве так я себе представляла.
Словно вату иль землю жевала,
Хотя выглядит словно арбуз.
Ну-ка, мясо, о пахнет прилично,
Только вот невозможно жевать.
Может, просто подливку слизать?
Нет, пожалуй, не очень этично.
Ни поесть, ни попить — вот дела.
Магии хоть купайся, залейся.
А я стол сотворить не смогла,
Да и зеркало, сколько не бейся.
Я все также опять голодна.
Может, выйти опять на мороз,
Изо льда зеркала получались».
Но поежилась. «Это всерьез
Было бы опрометчиво малость».
После ванны вновь платье надеть.
«Все в сломе, грязи, эх, противно.
Что ж, придется пока потерпеть,
Ну а дальше само будет видно».
Вот прошла до чулана она,
Блюдо в рамке скорей отыскала.
Вот такие, знать, здесь зеркала.
Что ж, посмотрим в него для начала.
Да, весьма неприятно, весьма.
Сколь царапин, как в воду глядеть
Когда ветер легонько подует».
Чуть подумав, принцесса колдует
Серебро, чтобы лучше смотреть.
Бронзу тонким покрыв серебром,
Чуть уменьшила зеркало это,
Его сделав размером с монету,
В руке сжав. «Увеличим потом».
Отыскала на кухне горшок,
Наконец смогла волю наестся.
Обнаружила старый пирог,
Пусть слегка сыроватое тесто,
Но принцессе он очень помог.
Жажда мучит, родник бы живой.
Вроде, что-то блеснуло на полке,
Но кувшин оказался пустой.
В горле как закололи иголки.
«Сухость, пить». Вот хватает другой.
«В этом мед, в третьем жир, где вода?»
Прочь летят и кадушки, и банки.
Отхлебнула немного вина.
«Не вино, ох, напиток сколь жаркий.
Горло словно спалила до дна.
Закружилась весьма голова.
Не вино, явно крепче, и вкус
Обжигающий, горький, горчащий.
Нет, его описать не возьмусь,
Хотя надо отметить, пьянящий
И легко отгоняющий грусть.
Хорошо стало ей, веселей,
Кулачок свой принцесса разжала,
Блюдце весом с монетку достала,
Увеличив его поскорей.
«Наконец-то и зеркало есть.
Да такое, в руках не удержишь.
Фунтов сорок, наверное, медь.
Серебро отражением светит.
Теперь можно себя разглядеть.
Хм, весьма и весьма недурна.
Правда, губки слегка изменились.
Непривычна весьма голова,
Уши больше немного открылись,
Словно два розоватых листка.
Тело явно намного полней,
Но вот волосы жаль потеряла.
Пусть без них голове легче стало,
Но заметнее уши на ней.
Так, попробуем вновь отрастить:
Вновь до пола не очень удобно,
Нет, до плеч, все таки легче носить,
Пока вновь не окажешься дома.
Там нюансы смогу обсудить.
Цвет — чего выбирать — золотой,
К изумрудным глазам очень мило.
Хотя, может, немного другой.
Да, оранжевый тон — это сила.
Только вряд ли с прической такой
Заявится смогу я домой.
Теперь платье, подумаем так:
Шелк не то, жемчуга — тоже лишне.
Ох, какой в голове кавардак.
Платье словно окрашено вишней
Или кровью, ну, это пустяк.
Ситец легок, но слишком смешон.
Бархат лучше вишневого цвета.
По краям опускаем декор.
Вот наряд для зимы, не для лета.
Что ж, пожалуй, его и возьмем.
Все, с одеждою мы разобрались.
Может, правда, погодку исправить.
Пусть цветет на холмах зелен лист.
Верно жителей то позабавит.
Ну, зима, или кто там, держись».
Мирилос: «Я теперь все могу.
Ну-ка, прочь убирайтесь, метели.
Пусть сады расцветают в снегу,
Я хочу, чтобы птицы запели.
Прочь немедля зиму прогоню».
Сила бьет, ее много, и вот
Снега тают, в речушку стекая.
Треск раздался, похоже, то лед
Сдвинулся, убыстряя свой ход,
Все преграды шутливо сметая.
Мирилас видит сонмы картин:
Воды столько, дома утопают.
Она стены и крыши сметает,
А людей затирает средь льдин.
Паводок, ветки, камни и грязь
Не дают даже лодкам укрыться.
Они тонут как будто корытца,
Щепой досок на дно погружаясь.
Людям некуда больше бежать,
Все залило, потоп настигает.
Плачут дети, рыдает их мать,
А отца на кресте распинает
Демон, жертву терзая опять.
И она королевой над всем,
Как богиня восставшая веет,
Только вдруг понимает: ничем
Она более здесь не владеет.
Что алтарь неизменно ее
Искажает все мысли, желанья.
Королева теперь творит зло,
И ее потухает сознанье.
Все забыла, цветы и мечты.
Серый призрак ее над пустыней
Непонятной пугающей силой
Возрождает огромные льды,
И ее словно манит в трясину
Той пугающе злой пустоты.
И увидевши эту картину,
Мирилос закричала: «Спаси
Лучше я эту силу отрину».
Голос: «Что ж, я хотел лишь помочь.
Впрочем, я над тобою не властен.
Так прощай, королевская дочь,
Раз, считаешь, источник опасен,
Своей силой его уничтожь».
Мирилос: «Стой, ну а это возможно?»
Голос: «Нет, разумеется, нет.
Про источник забыть только можно,
И тогда он иссякнет навек.
Ты чиста, ты добра, ты красива.
Эльфов свет разрушает тьму сил.
Если б только себя изменила,
Я бы дальше тебе послужил.
Алтарю кровь нужна и страданья.
Лишь тогда сможет дальше он жить.
Ты не сможешь себя изменить,
Колдовать, принося наказанья,
И людей и природу губить.
Тест, что дан тебе, ты не прошла.
Что ж, не буду тебя впредь пытать.
Делать что, видно, много добра.
Впрочем, что ожидать, твоя мать,
Мелиан, такой тоже ведь была».
Мирилас: «Так ее ты встречал?!»
Голос: «Да, это было давно,
Но она вмиг открыла портал,
А потом было так тяжело.
Я с надеждою дочь ее ждал,
Но, похоже, все тоже кино.
Только сил больше тратила ты,
Так что, дева, боюсь, на портал
Их не хватит принцесса, увы».
И тут голос навечно пропал.
«Как не хватит, ты хочешь сказать,
Больше я не смогу колдовать!»
Тишина, голос просто молчит.
Волшебство тоже здесь не исчезло.
Мирилас: «Обманул, ну, прелестно».
И вот снова она ворожит,
Только страшно становится ей,
С каждым жестом ужасней картины.
Волшебство с каждой руною злей,
В образах возникают руины
Городов и сожженных полей ,
Где подобия живой гильотины
На куски разрубают людей.
«Нет, довольно, пока колдовать,
Разберемся с проблемой попозже.
Так, поела, теперь отдыхать.
Ох, ведь девочку надо спасать.
Ах, самой бы не вышло дороже.
Вспоминаем, открыла портал.
Мир похож на страну Амилены.
Ужас прочь, пригодятся мне силы.
Все, нашла, весьма милый финал
Будет, верно, у этой картины.
Да, трудней стало ей колдовать,
Словно тянет в стальную воронку,
Только девочку нужно забрать.
Вот милашка, смеется как звонко,
Словно бабочка хочет летать,
Даже жалко покой нарушать.
Ладно, тянем, она испугалась,
Озирается, впилась в траву.
Нет, сейчас я сама зареву,
Не оставишь ее, эка жалость.
Вот уже призраком серебра
Показалась безумная в доме».
Мирилос: «Хорошо хоть жива.
Надо что-то поесть приготовить,
Вряд ли пищу она там нашла».
Девочка словно голодный зверек
Озирается, шорохи ловит.
Видно, дом она не узнает,
И себя словно к битве говорит
И врагов насторожено ждет.
Вот принцессу заметила вдруг,
Подскочила, к ней крепче прижалась.
Дрожит тельце, заметен испуг
В темно-синих глазах и усталость.
И вопрос: кто ты враг или друг?
И с надеждой безумье смешалось.
Мирилос опустилась пред ней.
Та котенком ползет на колени.
Хотя страха пока блестит тень,
Но в глазах уже больше доверья.
Мирилос: «Нет, постой, погоди.
Дай, тебя искупаю бедняжка.
Только ты на себя посмотри:
Вся в грязи и соломе рубашка».
Мира только, довольно зевнув,
Локон злат у принцессы схватила,
И ручонкой его подтянув,
На головку себе положила.
Мирилос: « Тоже хочешь такой?»
Дева только в согласье кивнула.
Мирилос: «Ну, тогда чуть постой.
Да не будь ты подобно манула.
Колдовать очень трудно с тобой.
Тебе нужно пред зеркалом стать
Ну, ты, кошка, кончай же ласкаться.
Очень трудно заклятья сплетать.
Ну, малышка, довольно бодаться.
Не чеши, вот волоски уже
Показались, ну все как хотела.
А теперь давай быстро за дело
В ванну, милая быстро спеши.
Ох, давай я сама искупаю.
Да отдай же рубашку, зверек.
Я на время ее отнимаю.
Ну, а ты ничего, мой дружок.
Быстро в ванну, эй, хватит кусаться.
Тебя, верно, не мыли весь год.
Так подумать, тебе лет двенадцать,
А мне триста вот стукнет вот-вот,
Так что хватит уже баловаться,
Старше я, ох, ну сколько забот.
Закрой глазки, а то может пена
В твое синее небо попасть.
Что, не вкусно, а что ты хотела,
И зачем было рот открывать?
Ну не плачь, ты красавица, правда.
Вот и зеркало, только взгляни.
Да скорей на себя посмотри,
И в кого ты настолько упряма.
Гребень в старой одежде моей,
Там, в углу, нет, откуда ты знаешь.
Ах, родители раньше нашли.
Ты украла его, и скрываешь.
Что, он твой? Извини, милый друг,
Но его я сама сотворила.
Ну, опять эти слезы, испуг.
Хорошо, забирай его, Мира.
А теперь на неряху взгляни.
Злато, волосы словно солома.
И повсюду торчат колуны.
Что, заплакала с вида такого.
Молодец, вот, давай расчешу.
Посмотри, как теперь ты красива,
А теперь заплетем все в косу,
А теперь улыбнись тете, Мира.
Ну-ка, дай на тебя посмотрю.
Так, давай тебе платье найдем,
Это будет прощальный подарок.
Шелк, парча в золоте с серебром.
Да, наряд этот не для свинарок.
Блики красят каскадами дом.
Так оставить, еще украдут. —
Мирилос пошутила в надежде. —
Вот родители дочку найдут
В дорогой и прекрасной одежде
И за принца ее отдадут».
Тут принцесса взгрустнула чуток:
«Жаль мой принц так далече отсюда.
Впрочем, может то был какой бог».
Через сон вспоминает как чудо
Она образ того, кто помог
Троллю с гоблинов справится грудой.
Одного она вроде узнала,
Он носил знаки рыцаря свет.
Его мать в Волонаре встречала,
Когда ей было пять-десять лет.
А второй с гобелена портрет.
Да, все точно она опознала.
«Ну а третий, тот самый герой,
Раньше видеть не приходилось.
И он вправду такой молодой
И красивый, скажите на милость.
Ох, гормоны играют порой».
Странным кажется ей этот сон,
Но все больше походит на правду.
Показалось ей, маг тот влюблен,
И иную искал он награду,
Повергая врагов легион,
Чем обычную рыцаря славу.
А в кого, ну чего тут гадать.
Сердце странно тревожно забилось.
Ведь ее собирались спасать.
Вот и вывод, скажите на милость.
Мама, рыцарем будет твой зять.
Я большая теперь, что скрывать.
В триста может эльфийка рожать».
Уф, и даже сама испугалась
О сумбурности мыслей таких.
Вот она во дворце, верно, «Жалость, —
Скажет мать, — тут пришел твой жених,
Но ему я пока отказала,
Ведь твой возраст еще не велик».
И тогда она скажет: «Постойте,
Мне теперь триста лет, я сама
Выбирать себе мужа должна.
Ох, вот сразу начнутся дела.
В школу можно уже не ходить,
Силы брать у самой Амелины.
Впрочем, что там осталось учить:
Как снотворное сделать из тины
Да как лес среди камня растить.
Остальное она уже знает.
Что не знает, отдельно прочтет.
Пусть другая эльфийка листает
Книг Талмуды, сдавая зачет.
А она, ничего не скрывая,
Скажет прямо: трехсотый ей год.
Мама впрямь этому удивится,
А Рейдорг… Ох, учителя жаль.
А она как свободная птица
Унесется в неведому даль.
Ладно, полно мечтать, надо деву
Накормить, затем спать уложить.
Вот кровать, вот белья перемена,
И подушки не плохо бы взбить.
Все готово, ах, боги, проклятье.
Мира есть ведь не может сама.
Ах, едва не измазала платье.
Ах, Горнель, ну куда ж ты ушла?!»
— Ну-ка, Мира, за папу, за маму,
Ешь скорей, я тебе говорю.
Понимаю, ты очень устала,
Если честно, сама уже сплю.
Все, поела, в кровать теперь живо.
Ну, давай поцелую тебя.
Ах ты злато волос королева,
Расставаться с тобою пора.
Спи бельчонок, давай-ка укрою,
Пусть твой сон не смущает финал.
Я портал потихоньку отрою
И домой возвращусь чрез портал.
«Да, откроешь тут, что за напасти!» —
Мирилос вдруг заплакала вслух.
Пускай магия вся в ее власти,
Только к ней не пускает испуг.
Все добро в ней трепещет и плачет,
Стоит только начать колдовать.
Волшебства не коснутся иначе,
Начинает она понимать.
Здесь по силам она как богиня,
Но вот плата весьма высока.
Если вдруг она мир сей покинет,
То во тьму погрузится душа.
Что ж, придется простится иначе
С этим миром, решила она.
Усложнилась немного задача,
Но дорога не будет трудна.
«Доберемся до первого мага,
Он отправит принцессу домой.
А пока, ей чуток поспать надо,
А затем разработать план свой.
Ладно, спать, ох, дрова прогорают.
Впрочем, утро не так далеко.
Мира снова дрожит, замерзает.
Ах, как людям порой тяжело».
Вот легла на кровать, хорошо.
Мира Мирилос тут же обняла.
Вот принцесса дарит ей тепло,
Кровь быстрее она разогнала,
Увеличив обмен, вот и все.
Теперь сердце быстрее стучит,
Метаболизм нагревает все тело.
Ее кожа как будто горит.
Волшебство? Нет, обычное дело.
Вот и дрема, тепла пелена
Веки смежила, в сети поймавши.
Мирилос в окружение сна
День легко забывает вчерашний.
Сон чарующим морем надежд
В океан грез ладью увлекает.
Ветерок столь прохладен и свеж,
Белый парус мечты раздувает
И корабль в колыбели качает.
Свет скользит между шелка ресниц,
По бровям, что подобием птицы.
Светлый полдень в гостях у девиц
Они с виду как будто сестрицы.
Совершены черты милых лиц.
Та, что меньше, моложе, видать,
Приоткрыла небесные очи.
Не спеша попыталась привстать,
Оглянулась, сказать видно хочет.
«Странный сон, ничего не понять.
На столе рядом яркое платье.
Зеркало, что блестит серебром,
Отражает ее родной дом.
Стол, конфеты, торты и оладья.
Мясо пахнет слегка чесноком,
Но похоже лишь на восприятье,
Запах, после, потом разберем.
Вот привстала, как холодно ей.
Печь, похоже, давно прогорела.
Мурашами покрылось все тело,
Надо платье одеть поскорей.
Как-то странно она рассуждает,
И картины реальней в сто крат,
Даже чем зеленеющий сад.
Она словно весь мир понимает,
В голове как слова говорят
Те, что образы все объясняют.
Это сон, вдруг подумала Мира.
Впрочем, все так реально, свежо.
И подумать то ей хорошо,
И про боль она словно забыла.
Я могу теперь думать и знать,
До чего это странное чувство.
Я как птица пытаюсь летать
Среди клетки, единственно грустно.
Не пора ли ее открывать?
Понимать, видеть суетный мир,
Чуять запах и холод, забавно.
Знать, что это арбуз, это сыр,
Это видимо соус, о, славно.
Не похож на иллюзию дом
Тех бредовых и странных видений.
Здесь все ярче любых сновидений,
Как-то резко пугающий сон.
Все так остро — и холод, и боль
От сучка на полу леденящем.
И горячая алая кровь,
Что струится по жилам бодряще,
И столь нежная к телу любовь.
Вновь как тело она обрела,
В нем, и жизнь, и тепло, и желанья.
Словно раньше она не жила,
А влачила существованье
Словно, впрочем, откуда слова?»
Каждой клеточкой снова живя
Воздух хлада почуяла Мира.
«Ах, приятно болит голова!
Ах, легонько кружится изба!
Ах, как хочется мяса и сыра!
Ах, как телом, душою чиста!»
Вот легко пробежавши вперед,
Мира, выбравши блюдо нарядней,
Ухватила прекраснейший плод
Соком, запахом дыни манящим.
Он как сам попросился в живот,
Ярким вкусом наполнивши рот,
Терпко-сладким и очень бодрящим.
Хлеба корочку в соус макнув,
Откусила кусок некой дичи.
Жидкость губками с блюда втянув,
Перемазалась чуть не по плечи,
С наслаждением воздух вдохнув,
Замерзая, направилась к печи.
«Прогорела? Но то не беда».
Вот на улицу дева выходит.
«Да, прохладно, а где же дрова?»
Наконец их за домом находит.
Вот схвативши поленица два,
Их с собой поскорее уносит.
Вот подкинула. «Холодно, жуть».
Пятки к печке чуть теплой прижала.
Ведь она босиком пробежала
По морозу, хотя и чуть, чуть,
Но весьма деве холодно стало.
Вот она свои плечи обняла,
Подышав на замерзшую грудь.
Все теплее, все ярче огонь.
Мира даже дрожать престала.
На дровах удивительный конь
Как гарцует средь дивного зала.
«Ох, горячий, такого не тронь. —
Так сама себе Мира сказала».
Что-то вновь попадает в глаза,
Шею, плечи легонько щекочет.
Как плащом вся покрыта спина.
Мира им же накрыть ноги хочет,
Дернув, ох, побежала слеза.
Догадалась, что это не плащ,
Прядь к глазам от виска притянула.
Облегченья рождается плач.
«Это волосы! Что я, уснула?
Мысли как устремились вскачь.
Это сон или бред, вот моргнула.
Все на месте, вот локон рванула.
Ай, и боль верно здесь, злой палач.
Значит, все в самом деле, вот дура».
Мира скоро вскочила и вот
Быстро к зеркалу, нет, сон, наверно.
В глубину словно рухнул живот.
В зазеркалье прекрасней инферно
Дева злата и солнца огня.
Мира: «Нет, это, правда, не я».
Вот дотронулась плеч и волос.
Та, что в зеркале все повторила.
Мира: «Я иль не я, вот курьез.
Если я, то откуда вся сила.
Красота, разум? Как я забыла!
Здесь волшебница чары творила
В обрамленье сиянья волос.
Верно, все она ей подарила.
Значит платье то тоже мое.
Ох, пора бы немного помыться.
Вот, собою довольна, девица
Принесла снега цело ведро,
Растопила, ну вот, хорошо».
Ванну вымыв, наполнив водой,
Все полила сверкающей пеной.
Напрочь бросила тюбик пустой,
А затем в теплоту неги села,
Изредка поливая вновь тело
Серебра растопленной водой.
Вот себя еще раз сполоснув,
Села к печке немного обсохнуть.
Угольки от поленьев раздув,
Все ж решила, что хватит ей дрогнуть.
Вот встает, платьице натянув.
Снова к зеркалу. «Да, хороша.
Впрочем, вид уже боле привычен.
Счастье, ах, птицей рвется душа.
Это я, что ж, прекрасно, отлично.
Жаль, что гребень пока не нашла».
В это миг ее голос окликнул:
— Ты смотри-ка, оделась сама.
Ты была же безумной вчера,
А сегодня прекрасна, и ликом
И, похоже, порядком ума
Укрывают небесны глаза.
Мира: «Ты та волшебница, верно,
О, прости, твое платье одела?!»
Мирилос: «Нет, ну, разве не видно.
Это все ну как раз на тебя.
Ох, вчера я уснула, так стыдно,
Видно, не причесавши тебя.
Странно это, опять вся прическа
В колтунах, перепутана, жуть.
Хорошо у нас есть хоть расческа.
Ладно, все это в прошлом, забудь».
Вот принцесса легко расчесала
Деве кудри златые волос.
— Ну, вот снова красавицей стала.
И давай, постарайся без слез.
Интересно, а где твоя мама?
Так посмотрим, поблизости нет,
И, вообще, их в стране я не чую.
Вижу только прекраснейший снег.
Что, о нет, больше я не колдую,
Лучше уж обойдемся без жертв.
Погоди, завтрак я приготовлю.
Что, поесть умудрилась сама.
Подожди, а еду где взяла?
Нет, тебя отвечать не неволю.
А, теперь поняла, со стола.
Девочка, как смогла ты все съесть.
Покажись, отравленья не видно.
Вот принцесса вкусила повидло.
Странно, вкус, даже запах — все есть.
Вот глотнула с бокала вина.
— Королевский, год тысяча первый.
Вот фазана откушать взяла.
Аромат, запах, вкус — все так верно.
Но все это не я создала.
Ну-ка, Мира, ко мне подойди,
Расскажи, как все наколдовала.
Торопится не надо, сначала.
Ах, минутку хотя б подожди.
Да, теперь вроде как разобрала.
Покажи, где кладовка у вас.
Так, ага, есть чеснок, оленина
Рыба, что там еще, буженина,
Медвежатина, мед был и квас.
Мира: «Как, почему только был?»
Тут принцесса слегка улыбнулась:
– Как тебе объяснить. — Тут запнулась. —
Рейдорг, он бы точней объяснил.
Рейдорг — это мой прежний учитель.
Он сказал бы, что тут волшебство.
По замене структуры оно,
Но с реальных продуктов, смотри-ка.
Вот сейчас режу я колбасу,
Но она словно камень иль вата.
А сейчас я чеснок надкушу,
Вот, попробуй, вот вам и расплата.
Все безвкусно, похоже, мой друг,
Ты волшебница и не из слабых.
Но боюсь, что пока сих услуг
Нам с тобою, подруга, не надо.
Я боюсь, даже свиньи теперь
Превратились в подобие глины.
Как големы песком лишь едины,
Но скорей всего их нельзя есть.
Так, посмотрим, участок какой
Захватить ты смогла, нет, не верю.
Ладно бы километр другой,
На четырнадцать миль нету зверя,
Чтоб остался нормальный, живой.
Эта высшая магии форма,
Измененье структуры веществ.
Нет, тебя б не пустила в свой лес.
Волшебство это в принципе спорно,
Но всегда колдунов интерес
Порождало загадочной формой.
Жаль, что нам теперь нечего есть.
Ладно, быстро, что есть собирай,
И уходим немедля отсюда.
Крошки там захвати, каравай,
И котел, и немного посуды.
Со стола все, что можно сгребай.
Я смогу пару дней не поесть,
Но тебя это может ослабить.
И, боюсь, здесь дела не наладить.
Что ж, оставим все в доме, как есть.
Надо срочно нам мага найти,
Чтобы здесь ну хоть что-то исправить.
Все что жило, сейчас умирает.
И родители верно твои
Где-то в виде големов страдают.
Ох, боюсь, не пошли бы дожди.
— Папа с мамой теперь навсегда
Превратились в, как этих, големов?
Мирилос: «Нет, конечно, ну да,
И сейчас им опасна вода,
Им погодны, вредны перемены».
Мира: «Ох, ну я все собрала».
Мирилос: «Нам оружие нужно.
Я, конечно, свой гребень взяла».
Мира лук отыскала послушно,
Что давно спрятан, был за дрова,
А еще колчан полный нашла.
Мирилос: «Хорошо, молодец.
Тетива, жаль, немного ослабла.
А у стрел наконечник — свинец.
Эх, мифрила хотя б одну каплю».
— Мира, знаешь, я так обойдусь,
А тебе нужна шубка, сапожки.
Колдовать сейчас просто боюсь,
Но нельзя неприкрытые ножки
Оставлять твои, ладно, решусь.
Вот принцесса создала одёжку.
Так теплей, ох, я словно сама
Эти шкуры с себя содрала.
Надо мне отдышатся немножко.
Так, давай лук, котомку возьми,
А теперь прочь отсюда уходим.
Не смогли, жаль, увидеть зари.
Ну, и где у вас солнце выходит?
Мира крест указала вдали.
— Там дорога в деревню уходит,
А затем, проходя вдоль реки,
Ближе к лесу кентавров уводит.
Мирилос: «Ну что ж, дева, пошли».
По сияющей корочке льда,
По узорам замерзшего снега,
Сквозь туман, что волной молока
Растянулся от брега до брега,
Та дорога, что столь нелегка.
И по ней две фигурки идут,
И два взгляда туман разрезают.
У одной глаза как изумруд,
У второй синевою сияют ,
Теплотой утра, неба цветут…
Свидетельство о публикации №106112402481