Паутина

По городу начинали зажигаться фонари, и я убедился, что теперь это был не сон. Увидел и впервые не испугался.

Остановился, взглянув на вязальную спицу, откуда она у меня, ещё утром мама долго выбирала её в маленьком магазинчике на углу бульвара и глухой улицы, закрытой по случаю немногочисленного крестного хода, происходящего вокруг разрушенного храма, в честь местного, глубоко почитаемого Святого.

Коснулся ствола клёна – да, снова клён. Сколько же клёнов в этом городе?

Двинулся вперед по узкому тротуару, ещё немного, переулок распахнётся широкой площадью и появится желтеющий сквер. Один из двух грифонов, раньше восседавших на каменных воротных столбах, с равнодушной гримасой все ещё не решался сделать последний прыжок, боясь обломать о ветви повисшие крылья.

Совсем как он, всегда настороженный, больше всего озадаченный тем, лишь бы не попасться в ненужные сплетения обязательств, не обрасти лишними воспоминаниями. Богу поклон, другой чёрту.

Я очень удивился, обнаружив руки свои раскрытыми, словно предлагающие себя всем окружающим, посторонним, всем подряд, и поймал себя на мысли, что всю жизнь держал их в карманах, настойчиво стараясь запрятать как можно глубже.

Я успел отойти от ворот раньше, чем маленькое насекомое по спускающейся едва заметной паутинке выползло из каменной пасти.

Теперь реальность разыгрывала у меня на глазах пьесу, которую я столько раз видел во сне, где память не подчинялась никому, ни один заранее составленный план не властвовал над ней, никто и не составлял этих планов.

Я стал насвистывать мелодию, засевшую в памяти из дальнего детства, и Грифон со сломанными крыльями поплыл над торжественной процессией в каменном гробу, до которого невозможно было дотянуться и коснуться улыбки, просачивающейся через затейливый узор паутины.

Процессия двигалась быстрее и быстрее, вместе с ней всё вокруг замелькало, или это только казалось?

Мама тёплым шарфом быстро поддернула воротник, уже начинало холодать, натянула на замёрзшие руки вязаные варежки, - ты не замёрз, сынок?

Процессия двигалась теперь медленнее, пока не остановилась совсем, и вместе с ней опали последние листья с клёнов, или это было видением из последнего сна?

На улицах зажглись фонари, - спрячь руки в карманы, мама кутается в длинную шаль.

Торжественное шествие сорвалось и резво понеслось вперёд, к площади, среди запаха, дыма и жара полыхающих факелов.

- Остановитесь, вы забыли обо мне, но уже поздно. Поздно, потому что Грифон, качающийся в сетях паутины на руках разрастающейся процессии, был едва различим впереди, и из каменного рта выползло мохнатое насекомое.

Посреди побелевшего сквера скамья.

Я вытащил из карманов руки и разорвал шерстяные ниточки вместе с паутиной между пальцами. Мама протягивает мне собранные вокруг клочки пряжи, - очень холодно, сынок.

В спутанном клубке с трудом удалось разглядеть неподвижное  тельце паучка с крестом на спине, только нога ещё продолжала вздрагивать. Я стряхнул его спицей в снег и легко тронул. Нога не пошевелилась. Лишь тонкая паутинка завибрировала, задребезжала в луче света.

Что же делать?  Если бы не этот расплывшийся крест, нестерпимой тяжестью повисший за спиной, кинулся бы прочь по дорожке между клёнами, нашёл бы...
- Нашёл!

Как же всё просто!

Я остановился у ворот, облокотился на опустевший столб, где больше не было насмешливого взгляда Грифона, откинул голову, - нет, каков хитрец! Обмануть смерть, и уйти через тоненькую щёлочку в приоткрытых дверях сна.

Ликование нестерпимо колотилось в висках. Впервые я освободился, проснувшись. Теперь я смогу сбежать в любую секунду, ускользая в сон, или возвращаясь обратно.

Надо заснуть, я заворочался, прикрывая глаза.

Из грязно-жёлтого света фонарей выплыл сон как раз в том месте, где я его оставил в прошлый раз.
 
В окно стукнула ветка клёна. Скрипнула дверь. Послышались шаги. Я ощутил лёгкое мамино дыхание у затылка.

И обернулся.
И обернулся.