Дух леса

Глава первая.

Водяной бык.

Мужики говорили - на том берегу
в камыше точит тину болотный бугай.
Хуже нет угодить к водяному быку.
А по берегу – топь. А за топью – тайга.

Пацаны не ходили рыбачить за мост,
Что по плесу крестами столбов догнивал.
В старину был в разливе колхозный покос,
А теперь-то осока – дурная трава

Поднялась из суглинка горбом мертвяка,
И кружат над соленой землей кулики.
Мужики говорили – когда-то река
Уносила дома. Складно врут мужики.

Складно врут мужики. Про упырье гнездо,
Под причалом тесовым, про Желтых Детей,
Про Лесного Мента с полметровой елдой-
Заломает в лесу и етит без затей.

Про электрика Леху, стрельца сигарет.
Ну, которому сделала баба рога.
Он ей бОшку потом отпилил во дворе.
И забросил в сарай. Хуле скажешь – тайга.

Эх, тайга. Уж давно не бродили в глуши.
Так, орехов побить в полосе кедрача.
А попал в бурелом – тут уже не спеши.
И уже не кричи. Из могил не кричат.
 
А еще говорили про Духа в лесу -
То ли Черный Монах, то ли зек-душегуб.
ВолосА до крестца - заплетЕны в косу.
Летом весь в комарье. В стужу спит на снегу.

Может царь Николай? Но то старый баян.
И его мужики отмели сообща.
То ль Чапай без руки, уцелевший в боях,
То ли Путин, братвы проебавший общак...

За Гагарина чуть не проперла байда,
Типа скрыли тогда, что вернулся с луны.
Ну, а он заробел, что упал не туда,
Хоть и не было в том космонавта вины.

И остался в тайге есть из тюбиков щи.
В гермошлеме бодяжил чифир с купыря,
Да шмалял глухарей с самодельной пращи…
Только вряд ли возьмешь из пращи глухаря! –

В том сошлись мужики. Так что врут про луну.
Да зато перетерли за Мишку-жида.
Цинковали, что он по Байкалу, по дну
С общака подорвал – тут же рядом Чита.

И залег в пихтаче как матерый кабан.
Только дужки очочков сверкают в глуши.
Да таскает в берлогу детишек и баб.
Да слыхали, что и православных мушшин…
 

Ну, да полно мне врать, словно те мужики.
Я ведь должен успеть написать про любовь.
Мы сейчас отлетим от таежной реки
В те места, где не то, чтобы жесть – не лубок.



Глава вторая.

Бес смерти.

Саня лежал в кроватке, мама стояла в дверях. Почему ты не спишь?
Затем шагнула к нему и протянула зеленое яблоко.
И в тот момент, когда Саня взял яблоко – все! –
Смерть, сознание смерти пронзило его навсегда.
Настолько четкой, гиперреальной, геометрически
Точной была комната, как аквариум с подсветкой.
И он увидел свою руку, и увидел, что через мгновение,
Каких-то пять, десять, двадцать пять, сорок, восемьдесят лет
Рука становится старой, и он, Саня, умирает. И мама – мама умирает.

Потом, взрослым, во время пьяных бесед, он спрашивал у приятелей,
Когда - в три года, в пять, в семь, они осознали - смерть.
Некоторые смотрели на него с недоумением – искренним,
Некоторые сразу понимали, о чем идет речь, задумывались,
Начинали вспоминать. Или делали вид, что вспоминали, а сами-то знали точно.

Тугие удары в железную сетку. Май. Зеленая спортплощадка. Горькая кленовая ветка.

Бутылка кефира на красивой клеенке стола. Кефир на столе. Ключ на шее. Родители на работе. Теория катастроф – всегда, когда пьешь рассол из банки с помидорами – Раз! – помидор падает на тебя!

Смерть – как врач. Сколько бы дней ни было до приема – раз! – и ты уже в кресле – все радости позади – и только ужас склонился над тобой. Смерть как помидор неотвратимо падает на тебя.

Спилить дерево под окном, особенно с бодуна – самое милое дело. Вроде как что-то значительное в жизни происходит, какая-то большая перемена, светлей в комнате становится, правда? Спилить дерево, спалить дом, уебошить сына. Бес смерти.
Пили, пили, дерево, оно как помидор.

Маленький Саня полагал, что перед лицом смерти люди должны сохранять собственные лица, должны сплотиться и не делать друг дружке разные обиды, ведь так? Типа, возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке. Хватать наперегонки полдничные детсадовские бутерброды с повидлом – это некрасиво, ведь так?
Но люди вели себя иначе - словно были бессмертны. Бесы смерти кружили, взявшись за руки. Окружали. Встаньте, дети, встаньте в круг. И он встал. И получалось. Но было неловко. Но ведь получалось.


Глава третья.

В паутине ветра.

Ах, ты русский кураж! Саня пил словно пел,
Про березок колки, про калину в горсти.
И немного чудил – у крупье скушал мел.
Проститутке кричал – если любишь –пррасти!

Про оленя ревел, и про сопки в дыму,
Ах, рулетка-судьба, ах ты милый Газпром.
Никогда чужаки русский дух не поймут-
Как же славно уснуть - по утру – пад столом!

Фишек дым голубой! Пусть горят корабли!
Нынче взяли медведей быки за рога.
Пусть намедни быков на шортАх поебли,
А сегодня - мы кончим на тело врага!

Фишек дым голубой. Кокаиновый дым.
Выносите святых! Да снимайте с креста!
Лучше б было фписду умереть молодым.
Только, мальчик, танцуй, пока бес не устал.


Простынь серого утра со штампом вины.
В ванну страшно войти – там сидят шугняки.
Саня жмет спикерфон – мне пиzzzдец, пацаны.
Приезжает братва. Ну, привет, босяки.

Че, ***во, Санек? Ты вчера зажигал.
Говоря, ты на мамбе поднял до хрена?
А потом по катранам всадил до фига.
А к чему лишний жир боевым кабанам!

Рулит хавчик простой с бодуна поутру.
Помидоров в яичницу, сыра, ботвы.
Накатили. Как? Лучше. Блять, думал, помру.
Ну, давай по еще. Типа, от головы.


О, и точно – утих в голове черный шум.
Ну, по третьей. А че? Ну, вискарь к вискарю.
Не, я белой приму – чернотой закушу.
Я за мертвых друзей третий тост говорю:

Вот я шел, пацаны. И по ходу пришел…
И стою посреди фотографий-могил…
Ну, давай, за друзей. Им теперь хорошо.
Были б живы, так были б, наверно, враги.

…Он поднялся наверх. Постоять на краю.
Ветер сушит слезу – соль и боль на спирту.
А в соседнем пентхаузе - песни поют.
Тоже русские люди - с утра да фписду.

Ветер гладит лицо рушником чистоты.
И судьбы паутинки слетают с небес.
Зацепиться б за нить паучком золотым.
И лететь над планетой в диковинный лес…

Вау! Скока ****ей! Детко, в школу бы шла.
А не то настучат букварем пописде.
Этих – тоже ебут? О, мир сделан из зла!
Наливай, пацаны! По краям и везде.

День второй по любому идет кружевней.
На паркете смастырили плов, шашлыки.
Саня плыл по любви. Саня был на волне.
А потом он уснул – до начала тоски.

…Слышь, Санек, а по ходу, рванем к колдуну?
Катят цинк, что решает в лесу за дела.
Типа, тренинг добра. С Домодедова, ну?
Долетим в пять часов. Если хватит бухла.

Че, не можешь с рывка? Саня поднял башку:
Бля, Гонгофер идет! – берегите очко!
Я. Все-егда. Все. Ма-агу. Я всегда на-начеку.
Суко, я полечу – за-алатым па-аучком!




Глава четвертая.

Дух леса.

- Санек! А мне щас снился, колдун-то. Саню растолкал Серега.

Когда-то, очень давно, Серега работал у Сани типа в службе безопасности, потом завел собственные дела, но дружба осталась. Вовремя разбежались.

Тогда, при устройстве на службу, Саня уговорил друга поменять рыжие гайки и цепи на реквизитные часы и шелковый галстук. Сам покупал ему Омегу.

Потом и галстук пришлось выбирать – Серега пришел в черной пластиковой гавриле на резинке. А че, нормально, Санек, мы в школе с пацанами на дискотеку когда ходили, на подстанцию, подраться, всегда надевали, всем нравилось.

Шелковый галстук Серега так и не полюбил. Днем он обычно садился верхом на свой стол, стягивал галстук, растирал до красноты бычью шею, а на галстуке вязал-развязывал немыслимые узлы или тренировал с ним приемы, как с удавкой.

Сейчас он снова был одет так, как ему всегда нравилось. Стюардессы поглядывали с любопытством на могучего ретросексуала.

Ну вот, Санек, страшный сон-то. Он вроде как Павел Глобо, в простыне, цепи там по стенам, факелы, на. И я типа такой маленький и спрашиваю типа: Ну пачему в мире так много Зла, а? И - как спастись, а? А он пожует-пожует че-то и говорит: И на солнце есть пятна крови, сынок! Смири гордыню, типа. И - нет отдельного спасенья, говорит – мы все в одной пелотке! И так мне все значительно казалось, и страшно. Я думаю – вот надо запомнить- то, когда проснусь. А сейчас че-то кажется –***ня какая-то, да? Или я не то запомнил? Как всегда, блин. Башка-то пробита страшно. Страшно.

Уже в Новосибе Серега соскочил. Саня остался один. Трасса – восемь часов. Потом гравийка. Потом так.


Саня шел тяжело. Саня проклял тайгу.
Синерылый мужик – проводник к колдуну,
Тоже был не ходок, тоже был не бегун:
Слышь, постой, командир – я чуток наябну?.

И цедит с полторашки дурной самогон.
-Без него, командир, я как конь без овса.
Довели, ****ь, страну.. Эхх, кому щас легко.
И чо делать людЯм? Тормозуху сосать?

Километры – хвощем. Километры – по мхам.
По ручью – дотемна. Прислонясь к валуну,
Покемарили чуть – и обратно пахать.
Только бьется в мозгах – довели, ****ь, страну.

Уебать бы жиду, да откуда здесь жид.
Довели, ****ь, страну – вместо щастья – зола.
-Довели, ****ь, страну - самогонки-то – пшик! -
Полтораху запнул мужичонка со зла.

И ушел в темноту – да с пайком в рюкзаках.
Там сгущенка была. И батончики Твикс.
Ну, и пусть их жует. За пределом стиха.
Типа, он боевик. Типа, он террорист.

А Санек уже был заарканен тайгой.
Он шагал как на зов, и он будто давно
Был уже не Санек. Он уже был другой.
Может, был уже Бог. Может, был Сатаной.

*
…Вы когда-нибудь ели живого ежа?
Вот и Саня не смог. Он его придавил,
И потом только съел, от желанья дрожа.
И пополз как Маресьев, в ежовой крови.

*
…Вы желали б узреть на участке тайги
В инфракрасный бинокль – угасающий след?
Это гаснет герой, нарезая круги.
Глянешь в новую ночь – а следов уже нет.

*
 Вот он на маленькой лошадке.
Он едет с папой на моторке.
У деда есть машина Волга.
Потом с балкона машет мама.
Он должен лечь сегодня раньше.
Он слышит, как приходят гости.
Как гости хвалят сельдь под шубой.
Как папа начинает петь.

И он боится умереть.

*
Бес сидит на закорках и щерится зло.
И нагайкой-судьбой рассекает бока.
Бес дает шенкелей – ну-ка, быдло – пошло!
Это просто игра – в смерть загнать рысака.

*
Я, наверно, умру? В серых пальцах ветвей
Держит мама луну:
-Почему ты не спишь?
Саня видит себя у себя в голове:
-Не бери! – бьется внутренний Саня-малыш.
 
Глава пятая.

Земляничные поляны.

-Паренек. Ты, наверно, вставай, коли жив.
Эй, Петюнь! Ты ухи-то мальчонке черпай.
Ты покушай сейчас – и скажи не по лжи –
Зашибата уха? Это ж делал Чапай!

Щас поправлю тебя – дух лесной-то вдохну.
А на вечер грибная жареха у нас.
Есть тут летчик немой – он летал на луну.
Ну, зашибся чуток. Но по рыжикам – ас!

Познакомлю тебя с населеньем тайги.
Есть художник без уха – рисует смешно.
Есть поэт-музыкант – он как будто погиб,
Но он просто устал жить с японкой-женой.

Саня смотрит вокруг – вон Гагарин седой.
Улыбнулся ему – как с открытки сошел.
Вон дедок босиком, весь зарос бородой.
-Николаич! Иди к нам – у нас хорошо! -

Машет деду Чапай. Соскочив с турника,
Строгий Путин в трикошках шагает легко.
Ходорковский смешной – как подросток в очках.
С желтой фиксой блатной и с блатным портаком…


Саня смотрит вокруг. Саня смотрит в себя.
И ему улыбаются духи тайги.
Улыбается внутренний бык-здоровяк.
И смеются друзья с фотографий-могил.

Саня чувствует волю. Любовь. И покой.
И сейчас он забудет свои города.
И сейчас он уснет, улыбаясь легко.
Он проснется? Конечно. Уже навсегда.



…Мужики говорили - на том берегу
в камыше точит тину болотный бугай.
Хуже нет угодить к водяному быку.
А по берегу – топь. А за топью – тайга.

А в тайге, это Леха любил добавлять,
Тот, который по дурке скосил от суда,
Есть долина бескрайних клубничных полян.
И они навсегда. Навсегда. Навсегда.

19-20 ноября 2006