Перипетия

Серые стены в мозгу параноика,
словно бетонная спальня халифа.
Мы – изучая проессию школьника,
делаем окна в них камнем Сизифа,
чтобы под вечер добыть из приёмника
грохот, потрясший спокойствие скифа
вместе с риторикой.
 Солнцу икнётся
и, перепрыгнув запретную зону,
оно, обратив свой поклон к небосклону,
брыкнет в постель: восходить на матрёну.
Ждите, когда оно в небо вернётся!..

Но достижения высшей механики
нас не спасут от чумы и поллюций.
Страна одевается в тёмные ватники,
кто-то запутался в сфере органики...
Время деяния... Смрад революций...
Плюс неизбежность бетонных конструкций
в архитектуре двадцатого века,
в котором везде шофера и механики,
химики, сводники, даже – карманники
с красным дипломом, но нет человека
способного мыслить немного иначе,
чем установленно общим законом
дяди, который валяясь на даче,
даже до звёзд достаёт телефоном.

«Алло! Это станция Якуба Штольца?
Почему опоздали с восходом солнца?
Ах, экономия?!.. Бог мой, ты олух!
Покаместь у нас экономят лишь воздух!
А впрочем, ещё экономят дрова!
И хватит! Пока!.. Экономьте слова!..»
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
А там, за углом, обнимаясь с котом,
лежит образина – ни вор, ни доносчик –
о д е к о л о н щ и к!.. С мечтательным ртом.
Пойди, посмотри на творение века:
животный инстинкт победил человека.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Полосы в клеточку, клетки в горошек...
Вы, осознавшие солнечный свет –
любители женщин, хранители кошек
и прочьих грызущих, сверлящих блошек...
Я – Ваш наместник! Я – ваш поэт!

Однако, в классическом стиле творенья
разочарован. Простите, пенаты,
мозги уплотнившие ворохом ваты,
Ваше падение ждёт продолжения,
только не лезте в мои сновидения.

Ну, а пока что, с толпой напирающих,
сладко зевающих и отдыхающих,
я опускаюсь на самое дно.
Туда, где темно, где лишь грязь да вино.
Мне всё равно! Я в среде начинающих...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Делайте ставки! Играют на мимику,
пользуя время согласно с потребностью.
Резкость в сужденьях, похожа на критику
общества, что уподобившись винтику,
не обладая достаточной резвость
мысли, подрядилось делать политику:
известную миру своей неуспешностью.

«Вот мы и свиделись! С новой Вас пятницей!..
Я – консерватор, а Вы – либерал.
Южное солнце огромною задницей
падает в Ваш Лигурийский бокал,
словно красотка с восточною грацией.
Любите женщин? Ах, что за вопрос!
Бестии эти нас водят за нос
и оставляясь особенной нацией,
красят и портят они наш досуг...
Но, оглянитесь, прошу Вас, вокруг!..

Ницца Прованская! Рядом – Италия,
в стле барокко и гордых руин.
Тёмное море – минута молчания...
Дворец ду Сенат, дворец Ласкариз...
Сколько внимания, сколько желания...
Можно себя завернуть в балдахин,
переживая минуту слияния:
это - потребность, это – каприз!..»
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
Кружатся головы с плахи летящие.
Кровь и глаза у людей настояшие,
мысли общественны,. Даже любовь
здесь продают словно хлеб и морковь.

Тут Вам не Азия и не Европа!
Люди, как овцы в пещере циклопа,
ждут Одиссея, а он пьёт винцо
сам, на кануне второго потопа.
Ведь прошлое вечно! Петух на крыльцо
прыгнет, довольный своим повидением.
Сцена закончится новым явлением
тех, кто смеясь прокричит мне в лицо:
«Вы проигрались!..»
 Милейшее общество,
слухи летят на страницы газет.
Порывом эклектики смешано творчество:
«Имени нет?
Ну, а как Ваше отчество?
Философ?.. Певец?..»
К чёрту!
Просто – брюнет!

И одноглазая маска приличия,
с дымом во рту и тоской безразличия,
снова уходит в толпу прихожан
тщетно сметавших забвенье с величия
Франции, пикой отваергшей коран.

Но, сочитаясь с общественным мнением,
музыка грянула «Вальс с привидением»,
прямо на пляже, где первым спасением
для утопающих будет банан
брошенный кем-то в прибой с отвращением.
Но возмущения спрячьте в карман!
Летом на Юге полно парижан:
каждый четвёртый из них или Жан,
или Мишель – не страдая говением
мямлят восторженно: «C’est le charman!».
Словно впервые столкнулся их клан
с этим, обычным на Юге явлением:
туристы у моря – табун обезьян.
Пляшут, визжат и прощаются с бледностью
собственной кожи, как женщина с верностью.
В ихнем достоинстве – это изьян,
вполне обяснимый своей быстротечностью.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Ницца Прованская! Море, кораблики...
Пляжные девочки сочные яблоки
в лифчиках носят. А белые лилии
уже не пугают французских кур
своею невинностью. Сам Амур
гордо поёт о тотальной ампирии.
Грудь наполняет en grande d'amur
вот бы устроить болшой перекур
и бросится гнить на песок Бразилии,
прямо под солнечный абажур,
вдали от руин европейских культур
и п-о-л-и-т-и-ч-е-с-к-и-х процедур!..

«Это банальность! Сентиментальные
Ваши желания – мой закон!
Лишь поудобнее сядьте в вагон,
выбросьте взгляд на кишащий перрон.
Реплики и поцелуи прощальные
Вас не касаются! Бледный фон
этих людей превращается в сон:
пальмы летящие, гнёзда наскальные...
Такое же место – другой регион...».
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
О! Задыхается парус над волнами,
между причалами «А» и «Б-е».
Всё ли созвучно с твоими законами?
Ты – воцаривший глазами иконными
веру в себя и молчанье в себе.
Не изменивший законы генетики,
но доказавший, что смерть – чепуха!
Эта легенда – в лекциях этики –
держиться пуще, чем псины блоха.
Оставим, однако, вершины патетики:
публика массой дешевой косметики
смоет и запах, и тяжесть греха!

«Что за нелепость?» - Редакторы сворою
лезут и в душу мою, и в мозги
«Вот так бардак! Здесь невидно ни зги!
Кто дал ему слово?
 За розовой шторою
мысли живут не с народом, а с флорою!
Это же наглость!..». Сжимая виски
я буду петь с виноградного листика,
но лишь о том, что волнует меня.
Пусть расчленяет весомая критика
тело моё философией дня.