Ночная болезнь

Разве не все, что нас восхищает, окрашено цветом Ночи?
Новалис.


***
Мне чудится, где-то плачет в ночи ребенок…
Это плачет седая стужа,
Заметая метелью город,
Отражаясь в стеклянных лужах,
Навевает могильный холод.
Мучит жажда тепла и света,
Захотелось иных видений,
В ритме старого менуэта
Я иду полосой явлений.
Промелькну незнакомой тенью
В переулках знакомых судеб,
Стану лестницей без
 ступеней,
По которой ступают люди.


МЫ
Мы всадники, мы странники, мы боги,
Среди лесов блуждают наши тени.
Снегами заметаем мы дороги,
Беспутство вьюги – наше откровенье.

Шершавым языком полночной тучи
Земли мы лижем колотые раны.
Из омута вытаскиваем худших,
Для лучших жжем костры и роем ямы.

В природной слепоте своей пророки,
Ни времени, ни смерти не подвластны,
В богатстве и нужде равно убоги,
Себя мы силимся постичь –
 напрасно…

***
Закат. Разливается кровь по реке
Да гнилью с болот остывающих тянет.
Усталый Харон на своем челноке,
Согнувшись, к Пустынному берегу правит.

Темнеет. Не тлеют угли в камельке.
Луна, будто призрак, из тьмы выплывает.
И время немеет, и вдруг исчезает,
Лишь пульс отдается, как эхо, в виске.

Да… Вот он идет и зловеще смеется.
То гномом, то троллем, то пнем обернется,
Все ближе и ближе крадется ко мне…

(Я вижу его или это во сне?)
Но он уже рядом… Бежать я пытаюсь –
Нет силы; я падаю и… просыпаюсь.


ГАМЛЕТ
Я ненавижу холод стен.
Я не терплю от пошлости пощечин.
О, как заманчива упругость вен!
О, как страшна необратимость ночи!

И кто сказал, что жизнь моя есть плен,
И выйти из него мне нету мочи?
Что мне пророчит скорбный вой сирен?
Что я читаю слепо между строчек?

«Из ничего не выйдет ничего».
Да, так… В чем смысл многоборья
Меж человеком и душой его?

Смерть неизбежна, как дыра в заборе.
Как грязный снег, как лужа во дворе,
И каждому воздастся по игре.


***
Я не знаю себя,
Я боюсь пустоты,
Я сгораю, любя,
Я сжигаю мосты.
Кареглазая ночь,
Побеседуй со мной,
Погадай, напророчь
Или дай мне покой…
Разложи на столе
Свой цыганский тарот.
Слышишь, кто-то из вне
Постучал у ворот,
Слышишь, где-то пробили
На башне часы –
Сколько жизней сгубили
И прочь унесли.
Чем тусклее свеча,
Тем заманчивей блеф.
Зодиак волоча,
Появляется лев.
Из засады стрелок
Ему метит в бедро,
Льется красный поток
Сквозь пустое жерло.
Эй, смелей, косари,
Вам на тризну пора!
От зари до зари
Будет вдоволь вина.
Будет ветер свистеть
Соловьем в помеле,
Будет месяц ходить
Ходуном на игле.
От зари до зари
Бьется звездная рать,
От зари до зари
Не хотят умирать,
И упав в ковыли,
Обагрив рукава,
Повторяют: «Смотри,
Так горит пустота»!


***
Этой ночью во мне
Пробудился неведомый голос.
По отвесной стене
Разметался виниловый волос.
Просит новых заклятий,
Как женщина в неге, бумага.
На измятой кровати
Забыто чужое «не надо».
И никак не узнать,
Не найти подходящего слова,
У подножья стоять
И не видеть исхода былого,
Словно ты и не ты,
Или тень, или призрак случайный
У бескрылой мечты
Отобрал ее бег погребальный.
И застыла она, нежива,
В пустоте измерений,
Как седая вдова, как волчица,
Как ветер осенний.
В этой бездне тебя,
В этом логове без
 продвиженья,
Одиноко скуля
И не видя себе выраженья.


***
Я пылинка и часть,
Моя мысль от скитаний устала.
Боже, дай мне пропасть
Между выцветших ребер вокзала.
Здесь – забытый один,
Нелюдимый, безумный, бесплотный,
Сам себе господин,
Сам себе выбираю кого-то.
Закатилась звезда
Золотым светляком – и погасла.
Ни о ком никогда
Не вздыхай и не думай напрасно,
Никогда никого
Не люби в полутьме до рассвета,
Будь превыше всего:
Ты забыл, как незримо все это.
Твой единственный друг –
Уходящая в небо дорога,
Перепутье разлук,
Перемена дверей у порога,
Перезвоны колес,
Перебранка попутчиков строгих,
Пересохших от слез,
И таких же, как ты, одиноких.


***
Ночь. Несомненно, что холод привычней тепла.
Рваные мысли летят, как листва из потемок.
Если искать окончанье, то выйдет «игла»,
Если проверить на ощупь, получится
 «тонок».

Нет возвращенья. Но нет и другого пути.
Что-то сломалось, и что-то приходит в движенье.
Если судьба – это плоскость, то как не крути,
Ты в одиночку не тянешь на два измеренья.

Ветер. Скулит и хохочет. – Не надо свечей.
Пусть будет буря. Взбесившийся дождь в подоконник.
Ты арлекин и отступник. А значит, – ничей.
- Здравствуй, ненастье, я твой сумасшедший поклонник!

Нет пустоты. Есть лишь дождь и отсутствие сна.
Строчки пугливо бегут по воде пузырями.
Глядя во двор, и хотел бы сказать, что весна,
Кабы не гниль, что крадется к окну пустырями.


***
Прорасти во мне снегом и болью,
Прорасти прошлогодней травой,
Обними, сохрани под корою,
И до нового лета укрой.

Заклинаю тебя: будь прекрасна.
Будь прекрасна и будь холодна.
Как холодная осень – ненастна,
Как луна на рассвете – странна.

Мне бы только проститься с тобою,
Мне бы только тебя пережить.
И тогда – пуще волка завою,
Буду чащу, как филин, смешить.

Или стану как буря метаться
И как дрема – стучаться в окно.
Выходите в свои минус двадцать
И ловите меня в решето!

Или к Машеньке в ночь из-за печки
Прокрадусь и усядусь у ног.
До чего же ты, Маша, беспечна!
Я б тебя в зимний лес уволок.

Только влезу к тебе под подушку
И согрею ее под щекой.
Ты меня обними и не слушай,
И до нового лета укрой.


***
Где глаз уже не ищет красоты
И черные стволы стремятся в небо,
И «вороны» синонимом к «сады»,
И ржавая вода в колодцах – мне бы

Туда поспеть, покуда грязен цвет.
И облака лениво под ногами
Уходят перепутьем на рассвет,
И вдалеке сливаются с холмами.

И там я приучу себя к труду, -
Тяжелому, как руки хлебороба.
Печальному, как селезень в пруду,
Напрасному, как старая икона.

В защиту получив от суеты,
Я заварю настоем – да покрепче,
Угарный запах хвои и смолы
И мартовскую ночь спущу на плечи.

Подставив шею в лапы очагу,
Где строят рожи красные паяцы,
Я променяю музу на дуду
И сон возьму за горсть цивилизаций.
 

***
Я тебя прочитал перед сном, как страницу Ремарка,
Город сузил зрачки, и не в силах пробить темноту.
Мчится южный экспресс, стынет в зареве красная арка,
Неизвестный солдат погибает в любую войну…

Мои мысли запутались в кронах, как волосы фавна,
Кровь, как зерна граната, спеклась на холодном песке.
Ты готовишь мне чай и уходишь в немое «обратно»,
Ты скользишь, будто белое платье по узкой доске.

И бумага протерта до дыр, и на грифельной пыли
Проступают с натугой, как стертые в прах жернова,
Унесенные в ночь и лишенные рифмы «любили»,
Непонятные смыслом, и цветом, и формой – слова.


***
Смотри на меня! Я глухо пульсирую,
Заваленный снегом, в бреду километров.
И песню мою под луною застылою
К тебе пролагаю нордическим ветром.

Я рвусь к тебе длинными черными трассами,
Дышу дальним светом в надбровия леса.
И в мыслях мешаю бульвары со штрассами,
И рыком звериным баюкаю беса.

И там, за рекою, где церковь разрушена
И плиты могильные рот обеззубели,
Я там завываю под снежной подушкою,
И хрипы и стоны мои – обезумели.

И все эти дали с немыми просторами,
И все эти парки с седыми усадьбами,
Дома и подъезды с кротовьими норами –
Тебе их отдать бы,
Отдать бы…


***
Я линии рисую к горизонту
И вижу, как уводит постепенно
Седой январь ленивую когорту
Багровых туч, раскиданных на белом.

Уводит в ночь – и это наше время.
Я знаю тех, кто с ночью неразлучен.
Кто точит нож и ставит ногу в стремя,
Кто греет шприц и думает, что лучше

Всего заснуть – и жидкость беловата,
Багрова и черна, когда застынет.
А мысль лежит и корчится, крылата,
И с пеной на губах прошла навылет.

Безудержной сонатой в ля-миноре
Она осела где-то между клавиш.
Застигнутый врасплох на фейс-контроле,
Ты капаешь, как воск, и сердце плавишь.

И оставляешь след на дне стакана.
Двойной, как это дно, - ты рассекречен.
И шум в ушах, и стонет рядом дама…
Не помнишь, как зовут ее… Был вечер.

Не думал, не гадал, но так уж вышло.
Хотя, конечно, если разобраться,
Коктейль, мартини, водка, Хари Кришна
Способствуют эффекту декаданса.




***
Я не сплю. Что-то странное видится мне
В этой ранней весне, в этом тайном взрослении почек.
Оттого ли, что ты от меня в стороне,
Оттого ли, что лунные пятна похожи на почерк.

Оттого ли, что я к очертаньям незрелой груди
Приближаясь, пытаюсь найти отраженье
Двух холмов вдалеке, и, касаясь, не слышу «уйди».
И слова, и глаза, и дыханье твое – притяженье.

И как палец, забывшись, скользит по татарской скуле,
Так, забывшись, несет под откос кобылица.
И как витязь с стрелою в боку не сдается Орде,
Так и раненый сокол – он может и должен разбиться.

Это – чувство полета. Оно не в стремлении вверх,
Но в избытке паденья. Когда, растопыривши крылья,
Всею массою тела, забывшись, летишь на успех,
И, наткнувшись на копья, счастливый, срастаешься с пылью.


***
Здесь ветрено. И мысли – невпопад.
Я посылаю письма с ходоками.
Взгляни на склон: он мокр и покат,
Я за него цепляюсь облаками.

Ботинок мой скользит по колее
И попадает в воду… или в лужу.
Отсутствие порядка в голове
Вполне простудно просится наружу.

О чем тебе не спится, расскажи.
Я залатаю дыры рваным ямбом.
Раз сделан шаг, и он – за рубежи,
Мне быть с тобой осталось только рядом.

И пусть в словах и звуках смысла нет,
Ты навсегда со мной, и это – свойство.
Как к лампе прилагается рассвет,
Как к подвигу – нелепое геройство.

И все это во мне, и не уйти,
Срывая паутину между сосен.
Я звезды зажигаю на груди,
Ладони окуная в неба просинь.