Этюд

Владимир Владимирович поеживается, чувствуя на своей спине взгляд Нострадамуса, сквозь темень веков подсматривающего за ним из-за шкапа. Он уверен, что Нострадамус улыбается. Не злорадствуя, его улыбка скорее грустна, но это все равно раздражает. Владимир Владимирович хотел бы, назло ему, отдать другой приказ, но еще со школьной скамьи он знает, что будет произнесено в следующую секунду. 30 лет назад, читая с друзьями пророчества, они поклялись сделать все возможное, чтобы это не сбылось. Поклялись, если нужно, убить того, чьи слова превратят в пепел половину мира. В это мгновение он очень ясно видит и себя, бормочущего клятву, и ужас грядущих десятилетий. Он не хочет верить в это. Он не верит в Нострадамуса и поводит лопатками, пытаясь стряхнуть с себя взгляд предсказателя. Владимир Владимирович трет ладонями лицо, пряча от министров свой совершенно нелогичный страх. Ему нужно всего только произнести два слова. Отвернувшись к окну, пальцами одной руки он сжимает виски так сильно, будто хочет раздавить свою голову. Присутствующим неловко, пауза затягивается. Почему-то так сложно произнести именно эти два слова. Он смотрит в окно на равнодушный медленный снег, совершенно такой же, как и всегда. И, вдруг, со всей ясностью понимает, что времена, когда что-то зависело от его решения, от его личной воли остались далеко в прошлом. Он всматривается в лица министров и убеждается, что выбора нет. И отдает приказ ввести войска.