Ангел смерти. Глава 2. Цитадель ночи. Роковой цветок 1

Светлана: «Дрг, дз, я та-к-к замерзла.
П-су-сста х слор острый лед».
Гермес: «Холодная основа.
Ну, это после все пройдет».
— О боги, сюда в-врач идет!
— Ты полежи, зайду я снова.
И тут же растворился, вот.
Исчез, подальше от забот…

«Да, полежи сам и попробуй,
Когда в твоих суставах лед.
И тишина, словно в гробу.
Ох, кто-то, кажется, идет».

Светлана замерла и сжалась,
Стараясь дрожь в зубах унять.
Ух, не успела - вот так жалость-
Она одежду поменять.

«Вот и лежи теперь, и мерзни
Под этой тонкой простыней,
В ледышки обратились кости.
Покалыванье, холод злой.
 О, право, не хватает злости!»

Скрип двери, снопа яркий свет.
Заходит групп. «Доктор, право,
Какой найти хотим ответ? —
Одна из медсестер сказала».

Доктор: «Сам не могу понять,
Но, видно, в мэрии считают,
Что проще чудом объяснять,
Что даже санитарка знает:
Не могут мертвые шагать».

Доктор: «Ну, ладно, где же тело?
Вот стол, и номер ведь совпал».
Тут санитарка осмелела,
Сказав: «Он прямо тут лежал.

Вот только здесь, похоже, пусто».
Доктор: «Что же, она ушла?
Совсем ведь мертвая была!
Я помню, не нащупал пульса,
Когда машина привезла».
Сестра: «О, доктор, я боюся.
Смотрите, что я тут нашла.


Вот, кажется, то, что мы ищем.
Но здесь, похоже, был вандал.
Руки отрезал по плечам
Пилой, похоже, как кромсал,
Хотя не ясно, где кровища,
И части тела не нашла».

Доктор: «Скорей зови военных.
Возможно, что преступник здесь.
Смотри, как ровно резал вены.
Профи, видать, ни встать, ни сесть».

Тут санитар: «Доктор, вот диво.
Это муляж, словно песок.
Это не тело, словно глина».
Доктор: «Что ты сказал дружок?»

Склонился. «Да, похоже, верно
Кто-то удачно пошутил.
Не поминая Люцифера,
Надо узнать, кто это был».
Тут санитар: «Сам черт, наверно.
Уж больно славно сотворил.

Черты, похоже, как живые».
Доктор: «Типун вам на язык.
Не призывайте силы злые.
Да, и проверь еще ярлык.

Что номер точно совпадает,
Значит здесь нечего искать.
Что там сестра еще считает.
Ладно, уходим, хватит ждать:
Уж ноги стали отмерзать.

Тело берем, там разберем,
Что это: кукла или робот.
Пора кончать этот Содом.
И так уже в народе ропот,
Слух нехорош о нас идет».

Тут санитар: «Вы о том деле,
Когда спУтали номерки
И золото нашли на теле?
Так это старые грешки».

— Да старые, но их хватило,
Чтоб жалобу на нас прислать.
А родственники, тоже мило,
Труп не сумели опознать.

Все, поднимаемся, военным
Скажите: все у нас окей.
Они не помнят труп, наверно.
Найдите тело поскорей,
Чтобы похожа была верно.

Сестра заглядывает в список:
— Так, два бомжа, нет, не пойдет.
Мужик на будку, что пописал,
На трансформаторную вот.

Старушка — божий одуванчик,
Солдат, что с лестницы упал,
Недавно утонувший мальчик,
Еще мужик, что загорал
На крыше, на соседской даче
(Сердечный приступ был, удар).
Тут доктор пленку приподнял:
— Да, череп как лепешка стал.
Видать, от стресса, не иначе.

Так-так, давай сюда, я сам.
Две бабы, малость староваты,
Старик, утопленник, солдаты
(Два огневых, видать, наган).

Так, глянем наших поросяток,
Тех, что семнадцать, двадцать лет.
Так, этой — санитар, дай свет —
На вид уже шестой десяток.
Жаль, все же не подходит, нет.

Тут санитарка: «Вот, глядите:
То, что вам нужно: возраст, вес.
Сюда скорее подойдите.
Она, похоже, из невест.

Убита, видимо, на свадьбе:
В фате и платье привезли.
На теле медное распятье,
Еще браслет при ней нашли.

Она довольно молодая,
И повреждений почти нет.
Лежит, похоже как живая,
Записано семнадцать лет».

Доктор: «Отлично, грузим эту.
Затем впускай наших гостей.
А тут очистить все к обеду,
И выметайтесь поскорей».

Все заговорщицки кивнули,
К каталке тело понесли.
Муляж в мешочек завернули,
Что сделан был из простыни.

Вот тело грузят, все отлично.
Доктор уже достал ключи.
И тут на комнату так зычно,
Так звонко громкое апчхи!

Все хором здравья пожелали.
Вот снова чих, за ним еще.
Теперь источник все узнали.
Доктор присел: «Ну, Ё+Ё».

Сестра: «Пок-к-ойница ожила,
Смотрите, простыня дрожит.
Доктор, наверное, простыла,
Похоже, у нее бронхит».

Тут санитар: «Бронхит у трупа?!
Я сам ту деву принимал.
Еще и ножик вынимал.
Она живая? Это глупо!»

Доктор: «Иди-ка, посмотри.
Возможно, деве нужна помощь. —
А сам попятился к двери. —
И принеси одежду, обувь».
Тут санитар: «Сам и неси.

Возможно, это тоже шутка.
А вдруг все трупы оживут.
Здесь не останусь не минутки.
Спасайтесь, мертвые идут».
Доктор: «Заканчивай-ка, шут. —
К каталке подошел. — Малютка,
И как ты очутилась тут?»

Все неподвижно все спокойно.
Доктор вздохнул: «Ну вот, мертва».
Тут к санитару: «Недостойно,
Федор, вот так пугать меня».

Тот: «Я клянусь, это ни шутка».
Доктор: «Что здесь, магнитофон?
Так просто тело, шея, грудка.
Под простыней пошарил он. —

Была красавицей, похоже.
Странно, а тело как дрожит.
Хоть нет, спокойненько лежит.
Что ты придумал паразит?
И странное тепло от кожи».

Тут санитар: «Я ни причем,
И вправду ничего не делал».
Доктор: «Ты, Федор, был ослом,
Им и остался, что наделал,
О том поговорим потом.

Давай, иди, бери каталку
И помни: что при ней найду
Твое, то точно отберу
И хоть Варюше подарю.
Тогда то точно станет жалко,
Только приборы не верну.

Лучше скажи, куда засунул».
Вот отвернулся, вновь апчхи.
Доктор: «Ну, живо говори!
Ну, Федор, у меня смотри!!!»

— Степаныч, я готов поклясться.
Все чисто, тут я непричем.
Доктор: «Потом мы будем разбираться,
Когда каталку отвезем».

Вот он еще провел по телу.
— Ладно, давай, вези ее.
Мне больше нечего тут делать,
Как развлекаться, Ё+Ё.

Светлана чувствует тепло,
Прикосновение ладони,
Иголками как искры боли,
Словно огнем палит оно.

Жизнь есть тепло, она огонь,
И в венах кровью набухает,
Рождая постепенно боль.
Светлана холод ощущает,
Но жара теплая ладонь
Ей жизни силу возвращает.

Вот тело вздрогнуло ее,
Под теплою рукой подалось.
Доктор подумал: «Ё+Ё,
Опять, наверно, показалось».

Вот погасил фонарный свет,
Закрыв Светлану простынею.
«Труп шевельнулся, чистый бред.
Похоже, плохо с головою».

Вот доктор к двери подошел,
Сестрам кивнул и санитарке,
Сказал: «Готовь ее на стол», —
Пот утирая липкий, жаркий, —
«А я, пожалуй что, пошел.
Приму, пожалуй, Корвалол
Да и сниму кардиограмму».

Вот вышел, сестры, те за ним.
Старшая Федору кивнула:
— Ну что застыл как некий мим.
Работай, ну, а ты уснула?
Давай, Надежда, тоже с ним. —
Тут санитарку подтолкнула. —
Да не забудь помыть зажим.
Давай, не стой, подобно дура:
На все про все вам час один.

Ушла, тут Федор: «Что же делать?
К каталке я не подойду».
Надежда малость осмелела:
— Ну, ладно, я сама возьму.

Тогда иди, помой зажимы.
Ой, колыхнулась простыня1
Рука, смотри, рука, она…
Федор: «О нет, непостижимо!
Она мертва, уверен я.
Великий Бог, спаси меня!»

Тут санитар перекрестился.
Вновь шевельнулась простыня.
Оттуда глас: «Спаси меня!»
Федор: «Диагноз подтвердился,
Похоже, сумасшедший я».

Светлана: «Кто там, помогите».
Ей кажется, она кричит.
На самом деле лишь рычит,
Дрожанием слова разбиты:

«Кгвро там на прм, замерзаю».
— Надежда, глянь, она рычит.
Ты хошь как хошь, я убегаю,
Тебя с красоткой оставляю.
У мертвых классный аппетит.

Мелькнут халат, она за дверью,
И начинает отступать.
Федор одной задался целью:
Себя безумцем не считать.

Она мертва, и все в порядки,
Им кажется, что… «Ох, рука
Как будто бы играет в прядке,
Чуть приподнялась простыня!»

Внезапно у него догадка:
А вдруг то доктор подшутил,
Ну, чтобы больше он не пил.
Труп там оставил на зарядке,
Аккумулятор подключил.

Теперь, когда все стало ясно,
Смелей он к телу подошел.
«Ну доктор, дурака нашел!
Ты разыграл меня прекрасно».
И ринулся вперед отважно,
Но тут чуть не упал под стол

Светлана чаще задышала,
Чуть приподнялась на локтях.
Глубже вздохнула и привстала.
Надежда лишь сказала: «Ах!»
И зависти вздох не сдержала:
Такой красотки не видала.

Огнем прическа по плечам,
Что алебастр напоминают.
Огонь струится по рукам
Или сиянье, кто их знает,
Тех, кто богиню создавал,
Сей безупречности овал
Лица, Надежда аж стенает
От зависти: «Вот это стан!»
Ей тихо вторит санитар,
Что на карачках уползает,
Пытаясь позабыть кошмар.

Светлана, с холода дрожа
Неловко встала, вот пошла,
Но еле сделавши два шага,
Качнувшись, рухнула она.
Губы дрожат, крик изо рта.

А санитар уже за дверью.
Вот запер, бледно лицо,
Расплющилося о стекло.
Он чуду верит и не верит.

Надежда стонет в забытье.
И ужас, и восторг — все вместе.
Она как будто в полусне
Прижалася к холодной жести.

Светлана ближе подошла,
Вот дернула за ручку двери,
И жалко петли заскрипели,
Но не подалась она.

Федор: «Ты видела, во зверь.
Теперь я знаю точно: зомби.
Как хочешь, я бегу теперь».
Надежда: «Стой-ка, подожди.
Доктор сказал ее везти .
Она сейчас сломает дверь».

Федор: «Бежим, внизу машина,
Рвем когти, я сошел с ума».
Надежда пискнула: «А я?
Смотри, пластична, как резина.
А вдруг она пройдет сюда.
Я тоже, видно, ой беда!

Сейчас все труппы оживут,
И что тогда мы будем делать?
Я «Резидента» тут смотрела,
Они всех в городе пожрут».

Надежда: «Надо сообщить».
Федор: «Я сразу уезжаю.
Уж очень хочется пожить.
Решила? Ты со мной?» — «Не знаю».
— Смотри, она скребет ногтями.
Что это, в целом, я не знаю,
Но здесь в героя не играю.
Еще захочет отмстить».

Светлана плачет и кричит.
Ноги отмерзли, пол холодный,
Но за стеклом никто не слышит.
Устала, с холода дрожит.
Зубы стучат, с присвистом дышит,
Ногтями по стеклу скользит.

Удар, еще прогнулись двери.
— Гермес, да где ж ты, сукин сын!
Ведь так замерзну в самом деле,
Где ты, небесный властелин?

Ответа нет. «Откройте, люди!»
Светлана тратит жар огня,
Уже почти немеют груди,
И не спасает простыня.
Защиту жалкую даря

Ноги не держат, вот упала,
Пол ледяной, на теле лед.
Как облако дыханье пара,
Последнее тепло берет.
Вот в пустоту она позвала,
Голос никто не подает.

Иней ложится на ресницы,
Пот замерзает коркой льда.
Она уже устала биться,
Пить хочется, нужна вода.

Холод везде: и дверь, и стены —
Нигде ни капельки тепла.
Пуста безжизненная сцена,
Она одна, навек одна.

В углу калачиком свернувшись,
Устав, лежит, ждет тихий сон.
А где-то в утрене проснувшись
Как песня благовеста звон.

Глаза слипаются, а мысли
Неторопливой чехардой,
Той паутиною бессмыслиц,
Преддверьем смерти самой.

Но пламенем как опалила,
Снова позволивши дышать,
Любви та внутренняя сила:
Агнессу надо выручать.

Надо добраться до каталки,
Там все-таки будет потеплей.
Жалко здесь нет ее кухлянки,
Но может есть у тех гостей,
Тех, что доставили с гулянки
С телом, в том, что она теперь.

«Хотя, подумать, я здесь гостья —
Они хозяева, сюжет.
О боже! Словно льдины в кости.
Нет, не спасет одежда, нет.
Надо отсюда выбираться,
Мороз так градусов пятнадцать».


Поднялась, закричав от боли.
Прошла, упала, снова стон.
Светлана мышцы неволит,
Нарушив жизненный закон.

Сама холодная, как камень,
Вся задубела простыня,
Как режет острыми краями,
Впиваясь в тело, кожу рвя.

Вот и каталка, все отлично.
Забралась, стало потеплей.
Растерла ноги, грудь привычно,
Быстрее двигаясь, быстрей.

Вот пот уж снова градом льется,
Но долго так ей не прожить.
Она, и плачет, и смеется,
Кричит, беснуется, трясется,
В движеньи продолжая жить.

«Пока в движеньи, есть надежда,
А остановка - это смерть.
Ну, где шатается невежда,
Что создал эту круговерть?»

Ментально ищет в лимбе — пусто,
А дальше просто не достать.
Светлане холодно и грустно,
И силы не хватает встать.
Уже почти теряет чувства
И начинает засыпать.

Федор: «Смотри, она уснула».
Надежда: «Вдруг она жива,
Может, ошиблась я тогда.
Вдруг летаргия то была».
Федор: «Ну да, после отгула
Вполне мерещится могла».

Надежда: «Ладно, открываем,
А ты за доктором беги.
Смотри, бедняжка замерзает,
Скорее двери отопри».

Щелчок. «Нет, кажется, заело.
Здесь, верно, нужен автоген.
Давай-ка убираться, дева,
Подальше от таких дилемм».

Светлана сильно замерзает,
Движения почти что нет.
Она как в танце засыпает,
Как лебедь белый умирает,
Словно замедленный балет.

Вот наклонилась чуть живая,
Вновь разогнулась, пот течет.
Что делает, сама не знает,
Только ведет наклонам счет.

Тут словно где-то в подсознанье
Сумела голос уловить.
Нас призови, или не жить
Тебе, несчастное созданье,
Поможем дверь мы сокрушить».

Светлана вздрогнула: «Кто вы?!
Ответ: «Мы призраки без тела.
Пусть до тебя нам нету дела,
Но мы хотели б отомстить
Тем, кто сумел нас погубить».

Светлана: «Нет, я не согласна!»
— Тогда погибнешь, что с того.
И будет дочь твоя несчастна,
И будет жизнь твоя ужасна
В том после смерти всего

— Дочь, да Агнесса, боже правый!
Себя готова погубить,
Но дочка, дочка должна жить.
Что делать, можешь повторить?

Призрак: «Послушай, дай нам силы
И в тело жизни возврати.
И ты поможешь дочке милой.
А мы узнаем, где враги,
Те, что нас в жизни порешили.

Не тронем больше никого».
— Ну, ладно, говори, что делать.
— Представь, что оживает все.
Затем представь усопшее тело.
Ну а теперь позволь войти.
Но очередь не торопи.

Вот все представила Светлана,
И призраки уже гурьбой,
Полоской серого тумана
Возникли в темноте пустой.

Морг заполняют те, кто раньше
Могли лишь призраком летать.
И ужас сотворился дальше,:
Все трупы стали оживать.

Поднялись, нехотя проснувшись,
Сошли с металла хладных лож,
Толпою к свету потянувшись.
Светлану охватила дрожь.

Но не от холода, от страха:
Идут живые мертвецы
Кто гол, на ком одна рубаха,
Идут старухи и юнцы.

Мужчины уже дверь ломают,
Та издает протяжный стон,
Словно кувалды ударяют.
Вот санитары убегают.
Где-то звучит сирены звон.

Светлана: «Что я натворила! —»
От страха не своя, кричит. —
Какую силу отпустила!»
От ужаса глаза закрыла.
Тут призрак перед ней парит.

Похоже на виденье дева.
Светлана: «Кто ты, милый друг?»
—Я та, теперь чьё носишь тело.
Светлану охватил испуг.

Продолжил призрак: «Но не бойся.
Тебе не стану я вредить.
Только о теле позаботься.
Поверь, мне так хотелось жить,
Но все равно не стану мстить
Тем, кто сумел меня убить.
Но тех, кого ты отпустила,
Должна сама остановить.

Мертвы, они уже забыли,
Что жизнь дается один раз.
От Дьявола вновь получили
Через тебя они приказ.

Вторая жизнь — подобье смерти.
Им тяжело любовь взрастить.
И потому они готовы
Людей живущих погубить.
И верь, их не остановить.

Светлана вновь глаза открыла,
В двери уже, похоже, щель.
Все мертвецы, познав могилу,
На волю рвутся поскорей.

Все чаще в их глазах сверкает
Голодный блеск: им кровь нужна.
Толпа Светлану отекает,
Но это, видимо, пока.
Все чаше, чуя кровь живую,
К ней взоры тянут мертвецы,
Но словно видя силу злую,
Её не трогают они.

Дверь поддается, звон металла,
И мертвецы все в коридор.
Светлана осторожно встала,
Вот вышла, там во весь опор
Бегут два давних санитара.

Федор: «Я говорил, бежим.
А ты: «Давай еще посмотрим».
Трупы восстали из могил,
А ты: «Давай чуть поглядим»,
Как будто это кинофильм».

Надежда: «Ох, они идут.
Ты говорил, внизу машина.
Бензина только бы хватило.
Бежим, иначе нас сожрут».

– Ладно, бежим. — Пролеты лестниц.
Охранник: «Эй, а вы куда?»
Федор: «Тут вызов есть в дома.
Так, в целом… в общем, ерунда,
Но надо нам прибыть туда».

Надежда: «Прочь беги, там монстры,
С могил восстали мертвецы!»
Охранник: «Дева, не смотри
Ты сериалов больше поздно,
Опять фантазии пошли».

Машина, ключ, стартер, осечка.
Дождь льет, мотор не разогрет.
В страхе колотится сердечко,
В дождливой пыли ярок свет.

Грохот и крики. «Боже правый!
Похоже, не ошиблись мы.
Похоже, монстр для забавы
Решила выйти из тюрьмы».

Надежда: «Быстро уезжаем,
Пусть BMW нас прочь несет!»
И вот машина, пыль взметая,
Рванув, помчалась вперед.

Где лестница, какой-то грохот.
Крик, люди с криками бегут.
Охранник: «Что у вас здесь тут?
И что за шум, и что за топот?»
Сестра: «Там мертвые идут!»

Охранник: «Что еще за сказки?»
Увидев, чуть присвистнул он.
Верно, похоже, страшный сон
Из тех, что близится к развязке.

Совсем похожи на людей,
Если не бледность, что ужасна,
Если б не эта крови жажда,
Если б не взгляд пустых очей

Идут, не видя, спотыкаясь.
Охранник: «Стой!» Рвет пистолет.
Стреляет, пять, четыре, нет,
Все ближе монстр подступает.

Осечка вновь, вот он бежит.
Ему навстречу в форме люди.
Вот где-то очередь строчит.
Охранник: «Что же теперь будет?!»
Спецназовец: «Бегите в джип.

Вот телефон, звони майору.
Пароль: шесть восемь их ноль семь.
Давай, здесь жарко будет скоро.
Беги, звони же поскорей!»

Вот автомат опять забился
В его руках, цель так близка.
И тут объект за балку скрылся,
Ту, что упала с потолка.

«Похоже, строят баррикаду. —
Подумал про себя солдат».
Вот с пояса швырнул гранату.
Затем, поднявши автомат,
Дал очередь, затихли гады.
Никто свинцу не будет рад.

Вот магазин достал, меняет.
Поднялись, снова поползли.
Снова спецназовец стреляет,
Но кровь почуяли враги
И более не отступают.

Вот подбежал сержант, шофер:
«Отходим, люди убежали.
Майору все мы передали.
Сказал, что скоро будет он».

Неторопливо, как улитки,
Из двери мертвяков толпа.
В оскале страшные улыбки,
У некоторых даже кость видна,
Где пуля плоть разорвала.

Сержант: «Уходим, уезжаем,
Сейчас нам их не удержать.
Дай рупор, всех предупреждаем,
Пусть поторопятся бежать».

Приемник, рация ожила:
— Это Савельев, капитан.
Всем в военчасть вернутся живо,
Она в опасности, аврал!!

Солдат: «Придется без подмоги».
Сержант гранаты две достал.
— Приказ: стреляйте только в ноги
И в голову, как дам сигнал.

Достал кинжал, провел по коже.
Налилась алой лентой кровь.
Лик стал его серьезней, строже.
Сказал: «Канистру приготовь.

Собьются в кучу, так швыряйте.
Ну все, не пуха, я пошел.
Да жинке, в общем, предайте…
Впрочем, не надо, давай ствол».

Вот в кровь он обмакнул гранаты,
Немного пробежал вперед,
Швырнул, собрались, как и надо.
Взрыв, клочья, и опять заход.

Вновь взрыв, присел, огонь с колена
Прицельный, только по ногам.
К нему ползут, кровища с вены,
Патронов нет, вот нож достал.

Шофер: «Пора», швырнул канистру,
Охранник выпалил в нее.
Врыв, дыма пелена повисла,
Совсем не видно ничего.

Ужасный рев, кто уцелели
Обратно к двери от огня.
А на сержанта налетели
Два труппа, все еще горя.


Тот отмахнулся, отбежал,
Те вновь поднялись, но упали,
И более никто не встал,
Так обгорели мышц ткани.

Сержант к машине, вот вскочил.
—Что там на базе? — Дело плохо?
Пока что держатся, но сил
Осталось, видимо, немного.

— Давай вперед, — сержант сказал.
Здесь, обернувшись, назад глянул. —
Пока что тихо, вот дела,
Да здесь живая,
И пока ее не трогают, вот странно.
И мне напомнила она
Ту, что на площади была.
Но здесь подобно кадр экрана,
Пейзажем нового квартала
Сменилась улицы дома.
И мысль сержанта затерялась,
И он забыл как кадр из сна
Про эту деву у окна.

Светлана, то была она,
Уже немного отогрелась.
Юбку и кофточку нашла,
Не по размеру, но одела,
И простыня вместо плаща.

Сейчас бы в душ, и там забыться.
Нет, в ванну полную воды.
Водой прохладною умыться,
Чтоб грязи, пота смыть следы.

Взглянула в зеркало украдкой
«Да, вид, похоже, еще тот».
Коснулась кожи лица гладкой.
Решила, что и так сойдет.

Если умыться, причесаться
Будет не хуже, чем было.
Надо ей с силами собраться,
Затем отсюда выбираться,
И все решится хорошо.

Только, пожалуй, вот задача,
Как успокоит мертвецов.
С бессилия Светлана плачет.
«Ах, почему случилось то!

Все как-то быстро получилась.
Вот раз — и трупов легион.
И крик, стрельба со всех сторон.
Ах, лучше б это все приснилось!

А вдруг и в самом деле сплю,
Но только не могу проснутся.
Из ужаса вновь в страх иду.
О, как бы ей назад вернутся

В тот милый и привычный мир,
Где призрак по двору не шарит,
Где монстры в небе не летают,
А то тут прямо Селент Хил

Нет, так все вроде ничего,
Вот только иногда так больно.
Да и к чему все эти войны,
И главное, все для кого?»

Уже запуталась сама,
Где цель, чего она желает.
Как по течению стекает,
Не тратя силы и ума.

«Вот тело новое, красиво,
Но все рано как плащ чужой,
Натянутый душой нагой,
Что от бездействия остыла.

Нет, хватит, надо возвращаться.
Ведь разум мой отнюдь не глуп.
Я молода и мне семнадцать.
Жива, хотя одела труп,
Но знаю, как перемещаться.

Скорей домой, там тело есть,
В него войду и там останусь.
Пусть не найдет меня Гермес.
Зато обнять смогу я маму,
Ее пирожные поесть,
А богу помогать не стану.

Но в глубине как пустота,
Что это, вспомнила, конечно.
Разделена моя душа,
Теперь владеет ей Агнесса.
О, где ты доченька моя?»

Ментально к дочке потянутся,
Глаза закрыть так хорошо.
Теперь в очах ее проснутся,
Теперь открыть их вот и все.
Дверь, полумрак, скупая лампа
Тусклой спиралью дарит свет.
Здесь верно разыгралась драма,
Весь кровью залитый паркет.

По стенам сажи, пепла пятна,
Что оставляет злой огонь.
Кругом довольно неопрятно,
Горелой плоти клочья, вонь.

Она бежит, куда не знает,
В глазах лишь страх,
А в сердце боль.
Она, рождающая пламя,
Она сама и есть огонь.

Силы истрачено немало,
Вот впереди металла дверь.
Путь завершен, она устала,
И что же делать ей теперь.
Ей хочется увидеть маму,
Но не дает проклятый зверь,
Огня и силы, что восстала.

Воспоминанья вереницей,
Звук тормозов, удар, вода,
Капли холодные дождя,
Виденье смутное, больница,
Решетчатый свет фонаря,
И забытье, и темнота.

Ткань мокрая прилипла к коже,
Жжет и мешает колдовать.
И волосы намокли тоже,
Их с кожей хочется сорвать,

И глубже погружаясь в мясо,
В мозг, выпить, выжечь эту боль,
Все тело сделать струйкой газа,
Пускай сгорает эта кровь.

Стану огнем, прочь эту плоть,
Чтоб не было воды ни грамма,
Чтоб воду не могли вколоть.
О боги! Еще хуже стало.

Доктор: «Укол еще в бедро.
Носилки, мы ее теряем».
Майор: «Как дышит тяжело.
Что происходит, я не знаю».
Доктор: «Да, ей не повезло.
А ведь такая молодая.
У ней горячка, вот и все».

Майор: «Ее машина сбила».
Доктор: «Ну, сотрясенья нет,
Да и ушибов, дайте свет.
Кожа, как липкая резина.
Теперь сухая, пота нет.

Смотрите, там, где есть вода,
Кожа горячая как пламя,
А там, где полностью суха,
Подобно труппу холодна».

Профессор: «Ладно, все, заносим».
Доктор: «О, Вы тоже здесь.
Какая для больницы честь!
Конечно, Лев Михалыч, просим.
Сестра, давай на стол, что есть.

И вы майор с дождя рюмашку,
Там чистый медицинский спирт.
Здесь я не допущу промашку,
Сказав: предотвращает грипп».

Два санитара, взяв каталку,
Агнессу потащили внутрь.
Доктор: «А кто эта весталка,
С очами ляписа лазурь?»

Майор: «Она идет по делу,
Заложницей она была».
Профессор кашлянул несмело:
Ну, в общем, тут таки дела…»

Майор: «Позвольте мне, профессор,
Нельзя всю тайну разглашать.
Ну, если, вам так интересно,
Пытались группу мы поймать.

Сначала врезалась машина,
Разворотила магазин.
Тут наша мэрия решила,
То группировка от грузин.

Затем гигантскую орлицу
Пришлось нам в небе повстречать,
Которая была не птицей,
А девушкой, что объяснять.
Уж проще сразу застрелится.
Затем разрушена больница,
Пришлось людей опять спасать.
Затем событий вереница,
Площадь и эта вот девица.
Мужчина, тот сумел удрать,
Куда мы не смогли понять.

Еще мы женщину нашли,
Ее уже свезли в больницу.
А деву к вам вот привезли,
Возможна, она ей сестрица,
Больно похожие они».

— Ну, хорошо, идем в палату, —
Доктор, подумавши, сказал.
Рукой проведши по халату,
Очки в оправе он достал. —

Посмотрим, что это за птица.
Сестра, что происходит там?
— Она пока не шевелится.
Одежду сняли, меньше жар,
Она словно воды боится.

Профессор: «Говоришь, воды?
Возможно, это дочь ифрита.
Коль так, то наша карта бита».
Доктор: «О чем все это вы?»

Майор: «Профессор так считает,
Что это краля дочь огня,
И жидкость деву убивает.
Ну, в общем, так подумал я».

Доктор: «Э, друзья, вы так устали.
Верно, леченье нужно вам.
Давайте разом по сто грамм,
И глянемте на мир реальней».

По кругу вновь пошел стакан.
Доктор: «Ну что, пойдемте, глянем,
Откуда взялся этот жар.
А после уже думать станем,
Что нынче явь, а что кошмар».

Вот поднимаются в палату,
Туда, где девушка лежит.
Доктор: «Здорова, это ж надо!
Ну, ладно, пусть еще поспит».

Майор: «Ее мы забираем
(Где военчасть больница есть)
И до приказа там оставим,
Возможна террористов месть».

Доктор: «Неужто так серьезно?
Тогда, конечно, о чем речь».
Нахмурился профессор грозно:
— Да, здесь ее не устеречь.

Если она, то, что считаем,
То, оставляя ее здесь,
Опасности жизнь подвергаем
Больных, коль совершится месть.

Деву в машину переносят,
Вот усадили, вот мотор
Взревел, разбрызгивая звезды,
Машина мчит во весь опор.

Без тормозов на поворотах
Несется джип, вперед летя,
Вот и железные ворота,
Звучно открылися, скрипя.

А вот и база, здесь спокойно.
Майор: «Куда ее теперь?»
Профессор: «Там, где крепче дверь,
Но чтобы чисто и пристойно».

Майор: «Есть бункер под землей,
На случай внешнего удара.
Там кабинет у генерала,
Я позвоню ему домой».

Профессор: «Ладно, вниз несите,
Сам генералу объясню.
Да, и солдат поторопите. —
Вздохнул. — Ох, я, похоже, сплю».

Майор: «Ну все, она на месте.
Пойдем красавицу будить.
Немного подождем известий,
Тогда решим, как дальше быть».

Звонок, майор достал мобильник:
— Алло, да, это вы сержант?
Что, мертвые, что за могильник.
Вас понял, скоро буду там.

Майор: «У нас еще проблемы.
В больнице новый инцидент.
Они не помнят прецедент,
Но мертвые у них ожили
Из тех, что в морг напривозили.
Да, как ужастик неких лент,
Что с Голливуда подарили.
Ну, ладно, все закончим здесь,
Потом отправимся в больницу.
Быть может, скажет что девица.
Ох, верно снова в пекло лезть».


Спустились, стены в два обхвата.
Дверь выдержит любой удар.
У входа в форме два солдата
Готовы потушить пожар.

Вопросы здесь не задаются,
Но интерес у них в глазах.
Майор решил, они смеются.
Неужто так заметен страх?

Вот девушка лежит на ложе,
В ней нету вроде ничего.
Но почему мороз по коже,
Понять не может одного.

Профессор, тот спокойно будит.
Науке, той неведом страх.
Ему не важно то, что будет,
Лишь только интерес в глазах.

Вот глубже девушка вздохнула,
Майор отметил формы грудь.
Вот потянулась и зевнула,
Майор шагнул, ну, будь что будь.

Агнесса медленно проснулась,
Как выплывши с небытия.
Все сухо, страшная вода
Не принесла ей вновь вреда.
Глаза открыла, повернулась,
Задав вопросы: «Где же я?
Где папа, мамочка моя?»
Слеза у девы навернулась.

Профессор: «Как тебя зовут?»
— Агнессой, так назвала мама.
Майор: «Они же здесь живут?»
Агнесса: «Ну, ответить прямо,
Я чую, они где-то тут,
Но где, их след я потеряла».

Майор вздохнул: «Скажи, дитя,
Кто или что твои родные?»
Агнесса: «Вспомни мое имя.
Я есть огонь и дочь огня».

Майор с волненья закурил.
— Дитя, ты, правда, в это веришь?
Профессор, не хватает сил.
И как теперь это проверишь?

Профессор: «Если ты огонь
Зажги, пожалуй, вон ту свечку.
Майор, дымок пустив колечком,
Чуть улыбнулся: «Нет, постой».

Он вынул старый портсигар,
И положил туда бумагу.
Затем сказал: «Теперь давай,
От вещи отступив два шага».

Агнесса: «Что хотите вы!
Мой зверь, его нельзя тревожить.
Он может всех вас уничтожить,
Неужто не поймете вы?»

Майор: «Мы в бункере, дитя,
Бетонны стены не сгорают,
Их не возьмет любое пламя».
Агнесса: «Я же дочь огня!

Ну, если справитесь с пожаром».
В глазах безумный огонек,
И тут же яростным фонтаном
Огонь взлетел под потолок.

Майор присвистнул: «Да, недурно.
Позвал солдат, чтоб потушить».
Профессор: «Хоть то очень трудно,
Должны мы что-нибудь решить».

Майор: «А что теперь решать, не знаю».
Агнесса: «Теперь мало свеч.
Скорей, огонь во мне играет
И больно начинает жечь».

Она совсем преобразилась,
По телу словно яркий нимб.
Она как в призрак обратилась,
И тут ее солдат один
С баллона пеной окатил.

Профессор: «Нет!», но уже поздно.
Тут зашипела тень огня,
Крича: «Пускай сгорают звезды
В веселом пламени горя!»

Агнесса: «Прочь скорей бегите,
Я зверя не могу держать.
Он звезды может пожирать.
Его вы не остановите».
Солдат, не выдержав, опять
Ее стал пеной поливать.

Крик страха, ужаса и боли.
Металл искрится серебром.
Воздух как будто раскален.
Профессор: «Оставаться боле
Нельзя, скорей бежим, Майор».

Майор: «Солдаты, отступаем.
Да брось ты клепаный баллон!
Что, хочешь быть поближе к раю?»
Солдат лишь шепчет: «Это сон»,
И все Агнессу поливает.

Ужасный взрыв, кругом горит.
Майор очнулся в коридоре.
«Профессор где? Хоть жив, а вид.
С тем разберемся там, на воле».
Профессор встал, к нему бежит.
Майор поднялся: «Где те двое?»
Профессор: «Там один лежит,
Но им уже кроме молитв,
Ничто уже не нужно боле.

Так, ладно, закрываем дверь.
Ага, вот кнопка, все в порядке.
Мы отсекли ее теперь».
— Профессор, не играйте в прятки.
Скажите, выдержит ли дверь?


Профессор: «Нет, огонь свободен».
Майор: «Ну что ж, тогда уходим.
Сейчас все пенно загородим,
Бетон же подвезем потом.

Исчезнет воздух, все потухнет.
Ладно, профессор, когти рвем».
Профессор: «Что ж, майор, идем.
Пока сама земля не рухнет,
Спасти пытаться будем дом».

И вот работа закипела:
Льют пену, пластик и бетон,
Пока она не затвердела,
Льют хлад воды со всех сторон.

Но поздно, стены раскалились,
Крошится как песок бетон.
Фонтаном струи пара взвились,
Издав могуч протяжный стон.

Профессор: «Надо уходить,
Отдай скорей приказ солдатам».
Майор: «Почти смогли залить.
О боже, нет, назад, не надо».
Профессор: «Прочь, иль нам не жить».

Но поздно: «Взрыв, словно шрапнель,
Людей сметает и машины,
Цистерны рвут как будто мины,
Все в ярком зареве огней…