На дороге на широкой

Ой, беда, беда
Да чаша горем полна.
Песня коротка,
Да и жизнь недолга.

Где бельмом на теле мира
Простирается дорога
Шли плечом к плечу два друга,
Два разбойника, два вора.
Оба саблей правят лихо,
Оба были славны вои.
Если плакать, так уж тихо,
Если драться, то до крови.

Пополам делили горе,
Пополам делили радость,
Пополам делили горечь,
Пополам делили сладость,
На крови своей поклялись,
Что друг друга не забудут,
А виновнику измены
Мстить до самой смерти будут.

Так текла их жизнь рекою,
Словно кровь из свежей раны.
Пахло все кругом бедою,
А друзья по жизни пьяны.
Не одна душа людская
Распрощалась с бренным телом:
Что же делать, коль металлу
Крови свежей захотелось.

В белокаменной столице
Палачи давно скучают,
Топоры тебя, коль хочешь,
Так со смертью повенчают.
А в корчме хмельной и грязной
За здоровье поднимают,
За разбойников да волю
Пьют и снова наливают.

Над дорогой над широкой
Смерть с изменою летают:
Одного ласкает девка,
А другого цепь стальная.
Не сберег друзей Спаситель;
Выбирай да рви рубаху:
В белы руки топорище
Или голову на плаху.

Выбор сделан, что уж плакать –
Палачом разбойник станет,
А дружок его сердечный
На дорогах службу правит.
Одному лихая доля
Путь кровавый завещала,
А другому злая воля
Быть Иудой обещала.

Коротка ли, долга песня,
А душа не станет чище:
Водкой совесть не отмоешь,
Коли в сердце пепелище,
Коли черти мутят воду,
Коли горе полной чашей.
Если друг врагов всех хуже,
Что же стало с клятвой нашей?

Ведь пополам делили горе,
Пополам делили веру,
Пополам делили раны,
Пополам делить измену.
На крови своей ведь клялись,
Что друг друга не забудут
Да виновнику измены
Мстить до самой смерти будут.
Ох, недолго воля – дева
Да разбойника ласкала:
Черной мачехой темница
Для него навеки стала.
Красно солнце сквозь решетку
Темноту больную ранит,
А наутро на народе
Палачом друг верный станет.

Только бога не обманешь
И судьбу ты не окрутишь,
За спасение заплатишь,
Помирать со мною будешь.
Утро глянуло в окошко –
Площадь вся бурлит народом.
Тяжела же ты, дорожка,
Да кончалась эшафотом.

Помолившись напоследок,
Он кладет главу на плаху,
Палачу в глаза смеется,
Тянет руку под рубаху.
Засверкала сталь шальная,
Палачу впилася в горло –
Жизнь угасла молодая,
А тому – то двадцать ровно.

Да и сам – то жил не долго –
Палачи всегда найдутся,
А кто прав, кто виноватый –
Там святые разберутся.
Полдень жаром так и дышит,
Кровь на плахе уж засохла,
Разошлась толпа людская
И молва давно заглохла.

Ой, беда, беда
Да чаша горем полна.
Песня коротка,
Да и жизнь недолга.
Ой, беда, беда…