Легенды Крыма. 1. Ифигения в Тавриде

Уже слышны великих битв раскаты,
Похищена врагом Прекрасная Елена.
В себе уверенны троянцы и богаты,
Но дом родной всегда уютней плена.

Высокой целью души и сердца полны,
Но паруса пусты – ни дуновенья.
Грядет возмездие, дни Трои сочтены,
У греков ей не вымолить прощенья…

В безветрии, стоит огромный флот,
Ужасной жертвы пожелала Артемида –
Покуда царь, на алтаре, дочь не убьет,
От парусов не боле проку, чем от сита.

Из тяжких дум и призраков надежды,
В оковы безнадежно заключен.
На плоском камне вел с собой беседы,
Правитель - грозный царь Агамемнон:

«Ничто не остановит мести Греков!
И коль придется дочь свою отдать,
То так тому и быть, под гул упреков,
Свой грех возьму, пора на Трою встать!

Но почему Ифигению? За что, скажи?!»
Он ясно видит, как малышкою смеялась.
И царь рыдает, обнимая миражи –
Осталась только боль и месть осталась…

И вот ее ведут, как лань на праздник,
Взирает на отца, а тот отводит взгляд,
Не брачный пир – готов священник,
У няньки слезы, слишком строг обряд…

Отец кивнул, как будто умер сам –
За этот миг, за удивленный взгляд,
Придется заплатить троянским псам!
Опущен нож и в парусах ветра шумят…

Богов изменчива капризная натура –
Внезапно, прекращен ножа полет.
Исчезла с алтаря девичья фигура –
В неведении убийца лань заколет.

Подмены не заметил даже царь,
Спеша своих седин отмыть позор,
Троянской кровью затопив алтарь.
Он первым кораблем ушел в дозор…

***
Таврида – край дубов курчавых,
Морскою бирюзой омыта.
Средь скал и склонов величавых,
Охотится богиня Афродита.

Свободу больше жизни тавры чтят,
Других народов видеть не желают.
В крови, на Девы алтаре, у них гостят,
Так тавры Афродиту ублажают.

Любовь, брак и очаг Богине чужды,
Не дав в конец зажить разлуки ране,
Ифигении, как пыль, отбросив нужды,
У моря заточила жрицей в храме.

***
Кровавый в диком крае жрицы труд,
За жертвой жертва – жуткий круг.
И ранит то, что дома уж не ждут,
При звездах – одиночества недуг.

В один из жарких летних дней,
Двух чужеземцев воины поймали,
Что притаившись средь ветвей,
Дурное что-то замышляли…

Прогнав небрежным жестом стражу,
Неспешно строгий повела допрос:
«Откуда и какую совершили кражу –
У нас с воров жестокий спрос…

Кто вас послал – шпионов пара…»
Тут молвил старший за двоих:
«У тавров чужакам известна кара,
Не ждем от вас вестей благих.

Чего же ждешь – скорее жрица!
Спеши свою Богиню ублажить.
Кровь грека на алтарь струится,
Но слава вечно будет жить!»

Смутили мысли жрицы те слова,
Знакомые черты лица, одежды,
И говор – закружилась голова,
От счастья, от тоски и от надежды.

Свой тон Ифигения сменила,
И ласково расспросы повела.
Хоть перемена юношей смутила,
Их нехотя беседа потекла…

Послали юношей в Тавриду Боги,
Чтоб статую из храма раздобыть.
За их спиною долгие дороги…
А смерть? Что ж, так тому и быть.

Да, знают дом царя Агагемнона,
Известна им семьи его судьба.
Да, победил и спас честь трона,
Вся Троя у позорного столба…

Как спросит про царя детей –
Так с подозрением глядят.
Здоровы. Больше нет вестей.
А дочь как старшая? Молчат…

Как младшая сестра Электра?
Здорова. Только старшая мертва…
И тишина, лишь шорох ветра,
Лишь эхо храма повторит слова…

А имя Орест часом не известно,
Средь знатных Ахаи дворов?
Подумав отвечали честно:
«Слыхали будто жив здоров»…

«Как хоронили старшую сестру?
Что говорят, Скорбят о ней?»
«И прах и память предали костру
Прошло с тех пор не мало дней»…

«К чему твои расспросы жрица,
Когда кинжал сердца проколет?
Души стремится к дому птица,
К чему тянуть, пусти ее в полет»…

«Я старшая сестра, Ифигения!»
Кто предрешит такой исход,
У пленника в глазах волнение:
Поверить? Может это хитрый ход.

Страшней потери жизни нет утрат,
На алтаре не умирать два раза:
«Я Орест, я твой младший брат»
В объятьях воздуха повисла фраза…

Расспросы, поцелуи, смех и слезы,
Но время свой подсчет ведет,
Висит над ними тень угрозы,
От тавров счастье не спасет…

Душа поет, танцует, веселится –
Разрушен безысходности чулан.
Но как из плена возвратиться?
Тогда родился дерзкий план:

Мы все спасемся! Блеск в глазах.
Или погибнем. Только вместе!
Куда приятней умереть в бегах,
Чем слезы лить, сидя на месте!

Вернув лицу надменный вид,
Вернулась к таврам гордой жрицей:
Не смытый грех алтарь сквернит,
Смыть скверну лишь морской водицей.

Жрец тавров сговор заподозрил,
Но был сильней Богини страх.
Он омовение свершить позволил.
Ифигения, ослабив путы на руках,

Вела своих собратьев к морю,
Уже у пояса волна и тавры ропщут,
И самый час свершиться горю,
Прибрежный камень кони топчут…

Туман как откровение небес,
В нем образы то девы, то дельфина,
И голос сквозь клубящийся завес:
«Дитя мое, не бойся, я Афина…»

Туман помог укрыться от погони,
Попутный ветер наполняет паруса.
Напрасно топчут берег тавров кони,
Шум ветра сносит злые голоса…


***
Афина коротко взглянув на Афродиту,
Кивнула головой и растворилась.
Глаза охотницы подобны антрациту…
Потом вздохнула – будто бы смирилась.

В раздумьях, сложив крест накрест,
Любимой лани на рога персты,
Богиня взглядом провожала много верст
Сбежавших сквозь шиповника кусты.

Семейных уз – безмерна власть.
Любви, что силой не чета словам,
Переступив тщеславья пропасть,
Порой у смертных занимать Богам.