Не жалейте меня, я прекрасно живу?

Вечер. На пешеходном переходе Ленинградского проспекта в ожидании зелёного сигнала светофора замерли пешеходы: молодая мама с ребёнком, влюблённая пара, и ещё несколько человек, включая меня. Ничего необычного, лишь несколько поодаль, отстраняясь от горстки людей, словно извиняясь за внесение диссонанса, стоят двое: мужчина лет 45, с явными признаками ведения нездорового образа жизни, и собака неопределённой породы, всем своим видом указывающая на то, что она полностью разделяет образ жизни своего хозяина. Красный цвет сменился на зелёный и прохожие двинулись по переходу, спеша каждый по своим делам. Повинуясь внезапному порыву, я зашла за странной парой в магазин, расположенный тут же, у перехода, на остановке маршрутного автобуса. При появлении мужчины с собакой небольшая очередь у прилавка сразу же рассеялась, образуя вокруг них пространственный вакуум. Не обращая внимания на окружающих, человек порылся в карманах необъятного балдахина, с трудом могущего быть классифицированным как предмет верхней одежды, и, что-то нащупав, извлёк из необъятных складок одеяния несколько смятых десятирублёвок, которые нетвёрдой рукой и протянул продавцу: «Бутылку водки, плавленый сырок и булку хлеба». И, пока продавец рассчитывал покупателя, мужчина бросил мимолётный взгляд на собаку, которая всё это время, не издав ни звука, отстранённо сидела рядом, застыв в немом укоре, не реагируя ни на громко хлопающую входную дверь магазина, ни на неосторожно наступившего на кончик её хвоста расшалившегося ребёнка, всем своим видом демонстрируя полное смирение и равнодушие к происходящему вокруг. И, только поймав взгляд своего хозяина, собака преобразилась. В её огромных влажных глазах за доли секунды отразилась целая гамма чувств: от обожания до безмерной преданности и готовности следовать за ним, единственным для неё существом на земле, её идолом и богом, повинуясь едва заметному его жесту или взгляду.
И не было сейчас ничего более важного во всём белом свете для четвероного существа, чем этот спившийся, опустившийся человек. А мужчина медленно отошёл от прилавка и вышел из магазина на морозный воздух. Припадая на обе задние лапы, двинулся за ним и его лохматый спутник. Сквозь огромное окно витрины, смотрящей на улицу, я видела, как человек открыл бутылку со спиртным и приложился к горлышку. Сделав пару глотков, он присел на корточки перед собакой. Та сразу же отозвалась, ткнувшись мордой в его ладонь. Человек, отломив большой кусок от только что купленной им булки хлеба, начал неторопливо есть, а плавленый сырок, переломив пополам, протянул на открытой ладони собаке. И столько было гармонии в этом странном единении двух, никому не нужных существ, столько заботы и щемящей сердце грубоватой мужской нежности, что я быстро отвернулась от окна, не в силах более выносить эту немую сцену.
Всю дорогу по пути домой я не могла выбросить только что увиденное из головы. Сто тысяч «почему» роилось в моей голове, не находя ответов. А вокруг с шумом проносился поток машин, среди которых всё реже узнавались авто отечественного производства, и сверкала огнями иллюминация здания «Газодобытчика», и уходил куда-то в ночь симбиоз человека и собаки, не нужных никому, кроме самих себя. И почему-то вспомнилось, как в далёком 1986, я ещё ребёнком вместе с родителями впервые приехала в этот суровый морозный край. Как жили «с подселением» в трёх-комнатной квартире, деля её просторы на 3 семьи, как, уходя из дома, не запирали входную дверь, потому что не было в том никакой необходимости, и как на улицах города было нонсенсом встретить бездомного человека.
А ещё слова «сострадание» и «неравнодушие» не были атавизмом и не указывали на принадлежность к мягкотелой интеллигенции, не способной перешагнуть через находящегося рядом ради достижения своих интересов. Так почему сейчас мы равнодушно наблюдаем или, в лучшем случае, стыдливо отводим взгляд при встрече с этими людьми, отгораживаясь от них, устанавливаем в подъездах металлические двери и домофоны.
От тюрьмы и от сумы не зарекайся…Сколько мудрости, проверенной не одним поколением, таится в этих нехитрых словах. Безусловно, не все эти люди являются жертвами обстоятельств, и для кого-то это сознательный выбор, выбор человека слабого, не способного более противостоять давлению извне, своим привычкам и справиться с ними в одиночку. Но и очевидно, что если мы можем оказать поддержку и помочь хотя бы десятой части этих людей, оказавшихся на обочине жизни, дело стоит того. Ведь немало среди них по-настоящему хороших специалистов, и на большой земле к их помощи прибегал не один собственник земельного участка. Это мастера на все руки, которых жизнь научила выживать. Я знаю, что силами Администрации города организован приют для этих людей. Но достаточно ли его пропускной способности для того, чтобы вместить в себя всех бездомных жителей нашего города? Нужна реальная и действенная программа реабилитации для этих людей, с привлечением медицинской и психологической помощи. У города немало рабочих мест, которые не спешат занять даже безработные наши соотечественники. Почему нельзя предоставить людям шанс и после прохождения реабилитационной программы трудоустроить их на эти рабочие места?
Когда я готовила эту статью, я понимала, что встречу неоднозначную реакцию: что есть, мол, у Администрации города более важные заботы, требующего её вмешательства и финансирования, что недостаточно ещё охвачены и решены проблемы субсидирования малообеспеченных и молодых семей, что не в полной мере компенсированы нужды бюджетников и пенсионеров. Но я так же думаю, что нельзя претендовать на звание демократического общества, пока у нас не решены проблемы социального характера. Кто-то возразит, что это проблема общегосударственного уровня, но если её можно решить в отдельно взятом регионе, неужели нас кто-то за это осудит?
Искренне надеюсь на понимание.

Анжелика.