Взгляд со стены

Иду пешком от Белорусской-кольцевой по Грузинскому валу.

Не для прогулок маршрут - пробки, грузовики, клаксоны, гарь. Эта дорога 12 июня всегда пешком. Как в 97-ом проводить Булата на Ваганьково.
Вот и сегодня на ходу про себя - "...пока Земля ещё вертится, и это ей странно самой, пока ей ещё хватает времени и огня ...".

Улица. Ограда. Аллея к могиле Окуджавы.

У ворот стайка нищенок, неподвижных, но суетливых глазами. Среди них старик неопределённого возраста. Вид странноватый. Когда-то недешёвый костюм, давно бесцветный и мятый, на удивление чист. Ботинки перевязаны поверху верёвкой, но начищены до блеска. Взглядом скольжу от ботинок к лицу. В перекрестии морщин пустота слюды, отражающая расходящиеся в разные стороны кладбищенские дорожки. За слюдой темно. В отражение попалось мое удивление, качнуло старика мне навстречу, приподняв ладонь его, изогнутую лодочкой, к поясу.

- У храмов подаю, - раздражённо отмахиваюсь я.

Не то, чтобы я бессердечен окончательно, вовсе нет, но как часто в газетах и по телевидению говорят, что нищенство для многих уже стало средством совсем не бедного существования. Отворачиваюсь от протянутых ко мне рук. В центральную аллею. Старик в отдалении двух шагов увязывается за мной. Изогнув шею, старается заглянуть мне в лицо.

Ускоряю шаг. Шаркающие звуки догоняют у могилы Булата. За спиной одышка прерывается кашлем.

- Простите, ради бога. Могу ли следовать за Вами к храму? Я не буду Вам мешать. Такая большая нужда в деньгах.

Слово «деньгах» было произнесено непривычно с ударением на «Е».
Но голос…
Я обернулся и внимательно разглядываю хозяина знакомого голоса. Такой голос забыть нельзя, и спутать его тоже ни с каким другим. Он, без всякого сомнения, мог принадлежать только одному человеку - моему университетскому преподавателю истории. Этот державный голос, прочитавший тысячи лекций о становлении российской государственности времен Петра Великого в гулких аудиториях на Моховой, остался прежним.
Под взглядом Окуджавы моя рука, не пересчитывая содержимого, сама протянула кошелёк Дмитрию Сергеевичу Тихомирову.

К Грузинскому Валу возвращаюсь торопливо, разглядывая гравий дорожек, словно боясь споткнуться о чьи-то ещё глаза.

Вечером, созваниваюсь с однокурсниками, и, разузнав через третьи руки адрес нашего Великого Дмитрия, наметили ехать к нему в ближайшие выходные.

"... времени и огня, дай же ты всем понемногу, ... И не забудь про меня".

Я иногда подолгу смотрю в глаза Булата Шалвовича Окуджавы с чёрно-белой фотографии над моим письменным столом. Глаза человека, спасшего жизнь одного университетского профессора и честь целого поколения.

Моего поколения.