Там, за Тоймой-рекой, праздник был, и какой!

 * * *

Брат Ольги Фокиной – Владимир
(известной поэтессы – да!) -
работал наравне с другими
у нас в издательстве. Тогда
из Верхней Тоймы, из сторонки
глухой – на адреса мои
рабочие – по электронке
он слал заметки и статьи.
Я редактировал газету,
и не одну, а целых три.
И как-то на исходе лета
мне Генеральный наш: «Смотри, -
сказал, - не хочешь, если –
не езди. К совести твоей
взывать не стану. Честь по чести
справляет Фокин юбилей
там, далеко, за речкой Тоймой.
Он журналюга ещё тот!
И мы с тобой должны достойно
поздравить Фокина…» - «Идёт! –
сказал я шефу. – Если надо
поехать за 500 кэме,
доставить юбиляру радость,
то я готов!» …Начальник мне
вручил подарочные «бабки»
(вот будет Фокину сюрприз!)
и в кожаной шикарной папке
похвальный – юбиляру - лист.
И не раздумывая долго
сказал: «Идти же не пешком -
поедешь на служебной «Волге».
водитель Шура МалашкОв
тебе знаком!» - Знаком, ещё бы,
мы с Шурой лет уж пять на «ты»,
водитель – негде ставить пробы –
все милицейские посты
на трассе от Северодвинска
до Архары* знакомы с ним.
Не может Малашков без риска,
и по сравнению с другим
любым водилой, Шура – гений
автомобильного руля,
с ним в дальний путь без опасений
погибшим быть, поеду я.
И вот сентябрьским утром с Шурой
в неблизкий путь рванули мы.
Ничтяк, что небо было хмурым,
зато лесистые холмы
горели золотой и красной
листвой берёзок и осин.
Водилы – впереди - напрасно
на газ давили, жгли бензин –
их обгоняла «Волга» наша
как антилопа черепах.
И что ни километр, то краше
вокруг природа. Ох и ах! -
какие краски, и какая
красивая река Двина,
там, слева, иногда мелькает
среди холмов! И старина
в глаза нам смотрит сёл прибрежных
глазами блёклыми окОн
громадных изб-хором… «Конешно, –
сказал мне Шура, - я закон –
пить за рулём – нарушу вряд ли,
тьфу, - он поправился – не пить.
Но что б за юбилей – ни капли?
Один стопарик, может быть,
приму. А ты, - спросил он, - тёзка?» -
«Я? Ехать за полтыщи вёрст
и – на сухую? Если в доску
напиться – это не вопрос,
да только вот перед народом
мне неудобно. Стопку-две
я разрешу себе»… Природа
дышала осенью - в траве
сплошная желтизна – зелёнка
исчезла напрочь. И вдали
в далёкий край по неба кромке
летели гуси-журавли.
В дороге всякое бывает:
а вдруг нарвёшься на грабёж?
Случается, что в ход пускает
монтажку, а бывает – нож
когда авария случится
в пылу разборки шоферня.
Но Шура – Шура не боится,
«Всё это, - говорит, - фигня!»
А не боится он недаром:
не с грузом едем – налегке,
и грозный газовый «Макаров»
лежит у Шуры в бардачке.
… Уж зА полдень, за узкой поймой
блеснула нам издалека -
ну, наконец-то! - речка Тойма
не речка – бурная река,
как оказалось в самом деле,
когда подъехали мы к ней.
И битых два часа сидели
на берегу среди камней,
покуда дождались парома
с другого берега… Пока
рекою плыли незнакомой,
мы фокинского земляка –
паромщика не без пристрастья
расспрашивали, как найти,
или точнее – как попасть нам
в деревню, где идут пути
в Корнилово? - там нынче будет
весёлый праздник-юбилей.
Он говорит: покажут люди
на берегу, а ехать к ней
по лесу километров двадцать
и до развилки, то есть там,
в лесу, дороги раздвоятся,
не заблудитесь – вправо вам,
а там до фокинского дома
рукой подать… И вот паром
причалил к берегу. С парома
осилила крутой подъём -
на берег - лихо наша «Волга».
А там поддатый индивид
нам объяснял довольно долго,
как ехать дальше. Умный вид
приняв, лихой водитель Шура
все сразу скорости включил,
понёсся пО лесу, и с дуру
развилку чуть не проскочил.
«Подать рукой», как оказалось
ещё ни чуть ли три версты
по бездорожью. Знать икалось
паромщику, когда мосты
машины нашей плотно сели
на спрятанный в грязи ухаб,
с него мы снялись еле-еле
да и б не снялись долго, каб
не мастерство водилы Шуры.
Но – позади остался лес,
И вот простой пейзаж с натуры:
на фоне пасмурных небес
деревня, шиферные крыши,
бревенчатая серость стен,
труб дымовых намного выше
рога кривых телеантенн,
десятка три домов, заборы…
И не скажу я, чтоб с трудом
но и не так, чтоб очень скоро
мы разыскали Фокин дом.
Здесь нас, естественно, не ждали
в такой (смеркалось) поздний час.
А из окошек увидали
«Волжанку» нашу, и сейчас
обеих нас под ручки белы
ввёл в избу Фокин-юбиляр,
а там уж празднество кипело,
мы аккурат в его разгар
явились. С юбиляром рядом
нас посадили вдоль стены
и граммов так по двести кряду
нам накатили в стаканЫ
прозрачной водочки. И люди
с нас попросили тост штрафной.
И я сказал: «А, будь что будет,
давай-ка, Шура, по одной
за юбиляра – в кои веки
приехать за полтыщи вёрст
и – не уважить человека?»
И произнёс свой главный тост,
сказал, что юбиляр – хороший
и человек, и журналист,
и снял ответственности ношу
с себя, вручив похвальный лист
ему и пачечку дензнаков
и руку стиснул – от души.
Тут Шура, по-шофёрски крякнув,
стакан до донца осушил.
И я вздохнул и выпил смело –
(да, водка крепкая была!)
А Ольга Фокина сидела
на том – другом конце стола.
Застолье – человек за двадцать,
гуляло здесь не первый час,
и кое-кто успел набраться
до появления здесь нас,
уже кого-то на «постелю»
свели и уложили спать,
но большинство степенно ели
и продолжали выпивать.
И мы с водителем, зароки
забыв, добавили ещё,
и мир к нам повернулся боком
безоблачным. Я был польщён,
что вот, сижу с такою дамой
пусть врозь, но за одним столом,
что с юности далёкой самой
с поэзией её знаком,
и что её широкой славе
я по-землячески был рад.
И ждал, что вот меня представит
своей сестре известной – брат.
А юбиляр, он знал, конечно,
давно – секрета в этом нет:
я по профессии - газетчик,
но по призванию – поэт.
Ну а покуда суть да дело,
и я сидел, как кот в мешке,
застолье дружное запело
«Ой, при лужке, лужке, лужке…»
И мы с моим водилой вместе
тем подтянули голосам,
мне нравятся такие песни,
они мне – нА душу – бальзам.
Да, что за прелесть песни эти,
они – о близком, о родном.
И я забыл про всё на свете
за песнями и за вином.
Простые местные старухи -
застолья фокинского треть,
не обладая тонким слухом,
так пели – Бабкиной не спеть!
Я, выпивая понемножку,
подтягивал старухам лишь…
Когда от «Муромской дорожки»
мы подошли к «Шумел камыш»,
я бросил вправо, на водилу
нарочно удивлённый взгляд,
хотя меня не удивило:
он спал, упав лицом в салат.
А перед этим краем глаза
следил я: Шура наливал,
и две двойные дозы сразу –
по двести граммов! - выпивал.
И чтоб не подвести водилу,
я кратко людям объяснил:
«Устал товарищ мой, сморило –
пятьсот килОметров вести
машину в полном напряженье –
оно не каждому под стать…»
И Шуру в этом положенье
за печку унесли - поспать.
И сам, скажу я, был нетрезвый,
но праздник же – что за дела?
А Ольга Фокина исчезла
случайно вдруг из-за стола.
А в продолжении что было? -
я так же всё и пил и пел,
а мой проснувшийся водила
(он, видимо, найти хотел
уборную), восстав за печкой
в холодный коридор пошёл,
и заблудился, и, конечно
чего искал, то не нашёл,
но продолжал искать упрямо…
Дверь в клеть попалась на пути,
у Фокина вторые рамы
стояли лето всё в клети
(кому не ясно – поясняю:
в деревне, как придёт весна,
вторые рамы выставляют
до холодов)… То ли со сна,
ну а всего скорее спьяну
приятель мой забрался в клеть
и надо ж – без единой раны
- царапины разбить суметь
все рамы – вдребезги… Водилу
Владимир вывел кое-как
на улицу, чтоб охладило
того, но он не будь дурак,
оправился у ближних ёлок,
забрался в «Волгу» и включил
во что есть мочи магнитолу…
От зажигания ключи
искали утром всем народом
(мы да ещё пять человек)
в снегу - расщедрилась природа:
в округе ночью выпал снег,
хоть сентября конец, но всё же
раненько что-то снег пошёл.
Себя ругая «пьяной рожей»,
не без труда ключи нашёл
в траве заснеженной водила
с лицом помятым – прямо жуть!
Ну а меня, меня тошнило,
не безуспешно, я скажу.
В мозгах темно, на сердце – пусто,
всё тело кажется чужим.
… Четыре кочана капусты
Владимир Фокин заложил
в багажник «Волги» и картошки
мешок – нам с шОфером – дары.
Пора в дорогу понемножку,
чтобы успеть нам до поры
к реке – до первого парома,
второй – вечерний, нам не в масть.
Мы по дороге по знакомой
успешно миновали грязь,
остановились на развилке
и для дальнейшего рывка
попили прямо из бутылки
«ерша» из водки и пивка.
«Ты расскажи мне, что там было
 вчера? – не помню ни хрена, -
рыгнув, спросил меня водила, -
ведь не хотел же я вина
употреблять, ну разве стопку …»
«Ты, Шура, думаешь, я сам
хоть что-то помню?...» Тут не робко
ударил Шура по газам,
помчал сосновыми лесами
по всем ухабам напролом…
Не вру – с закрытыми глазами
водитель въехал на паром
с крутого берега и сразу
уснул, упав на руль башкой.
Ох, мы потом и дали газу,
когда на берег на другой
взобрались. С дикого похмелья
верней, с похмельного «ерша»
вдруг разобрало нас веселье
мы – заправские кореша –
достали газовый «Макаров»
и ну палить по сторонам
как дети малые… Угара
похмельного хватило нам
на всю оставшуюся трассу,
на все ложбины и холмы,
и если б Шура не был асом,
лежали б непременно мы
в сырой канаве придорожной
и нас уже бы поминал
Господь… Всех-всех, кого возможно
на мокрой трассе обогнал
водитель-ас, с его сноровкой –
на гонки б, в Формулу-1.
За всю дорогу остановку
мы сделали у трёх рябин,
где бабы местные бруснику
и клюкву продавали. Я
купил ведёрко, поелику
меня ждала моя семья –
жена любимая и тёща,
брусника будет за презент.
…Я дверь в подъезд – темно – на ощупь
открыл, и лифт в один момент
вознёс меня домой. Я с чувством
вины стоял в дверях такой,
чуть-чуть хмельной, кочан капусты
под мышкой, под другой – другой,
в руке – пакет с ведёрком ягод…
А Шура с «Бондом» на губе
с весельем тем же и отвагой
в Северодвинск умчал – к себе.
Такой вот был у нас с ним случай,
всё, что здесь сказано – всерьёз.
Ну а меня всё время мучит
один-единственный вопрос.
Что – Ольга Фокина? – она же
не пообщалась со мной – нет.
Исчезла вдруг. Обидно даже.
А знала ведь, что я – поэт…

* Архара – то же что и Архангельск (народное)

 2006 г.