Вселенская скорбь

Вселенская скорбь

1
 Бедненькие мои слезки и сама я маленькая и бедненькая, вся раскисшая и сопливая. И всё вокруг черно, так черно и обидно, что хочется исчезнуть, переродиться в солёные струйки. А душа моя так больна, а горе мое так огромно… Не просто огромно! Оно вселенское, всепоглощающее. Я в нем тону, тону… в этом абсолютнейшем океане… Нет, не тону, а слезливой медузой растекаюсь. И она маленькая, ядовитенькая, сама себя отравляющая, сердце разъедающая…
 О, горе мое, горе неутешное, горлышко мое хватающее, носик свербящее, глазки зудящее… ящее… ящее…

2
 С курочек перышков нащиплю, с одуванчиков – пушка. Подушку себе сделаю как облака – огромную и пушистую. Лягу на лужок с травкой бархатистой, с ромашками белеющими, с кузнечиками стрекочущими, с жаворонками звенящими…
Да как бухну подушку на ухо, чтоб никто на мозги не капал, и дрыхнуть буду. Вот!

3
 Совсем неладно в стаде стало. К старому-то пастуху привыкли ужо, к его придури. Бывалоча подойдет бочком, к морде прислонится и лопочет всё что-то жалостное, аж за сердце берёт. А как мечтами-то одаривал:
 - Тебе, Маня, - говорит, - когда на пенсию пойдешь, отдельное стойло поставлю, с травушкой-муравушкой сладенькой.
 Маня на радостях, что не в общей ферме век доживать будет, на три литра больше дала, аж вспотела вся, бедолага. Так не ей-то одной говорил. Уж мы старались, доились. Мы ж, дуры, верили про пенсию-то. А, что. И сделал, коли б не смели его, сердешного. А теперяча понятное дело – Маня в досаде: по ночам рёвом ревёт, бодается, стадом обзывается. Разуверилась она, надежду потеряла…
А мы нет, мы на Бога надеемся. Намедни церкву открыли. Вот завтра всем стадом и пойдем.