Солженицын-ум, честь и совесть нашей эпохи или...

Недавно по белорусскому телевидению начали повторный показ фильма «В круге первом» по А.И.Солженицыну и поскольку я ни фильма раньше не видел, ни книги не читал, а тематика и личность самого А.И.Солженицына меня весьма интересовали и даже восхищали (несколькими годами ранее мне крупно, как я считал, повезло, - судьба мудро вложила мне в руки святописание заключенных сталинских лагерей - «Архипелаг ГУЛАГ», прочитав который, я был потрясен до глубины души), я решил, во что бы то ни стало, обязательно, для своего развития и образования, как человека и гражданина, киноленту посмотреть.
Что и говорить, фильм не разочаровал, разве что «по киношному» чересчур смелый главный герой, прототип самого Солженицына, не боящийся приспешников КГБ и не унывающий от своего патового положения «врага народа», корпящего над атомной бомбой в «шарашке», да и сами какие-то мягкотелые или напускно грозные дяди-НКВДшники – ай-яй-яй, вот мы тебя по попке, да в угол за плохое поведение, вызывали в начале какое-то субтильное чувство малодоверия, которое, впрочем, быстро прощалось, ведь, фильм то художественный, не документальный – как же режиссеру избежать всего этого «мыльного» утрирования?
Одним словом, облегченно думалось: «Побольше бы такого вот кино, неприкрытого, скребущего по обнаженным нервам, беспощадно обнажающего наше темное прошлое, кино, заставляющего не просто призадуматься на стремительном жизненном галопе, а скорее, в позе роденовского мыслителя, задуматься крепко и глубоко о том, что же на самом деле было».
Копаясь несколько дней спустя в Интернете, в целях узнать больше и о самом авторе «ГУЛАГа», и о его произведениях, которые открыли глаза всему миру на то, что творилось в стране Советов долгие годы, я открыл первые 3-4 статьи на разных сайтах и…застыл в немом ступоре. Что это? Прочитав мельком статью, я тут же перешел на другой сайт. Но и здесь то же самое. Затем на третий. Глаза не верили заголовкам: «Солженицын – стукач у дураков», «Шнобелевский лауреат», «Солженицын – доносчик» и т.д. Что за хула? Кто посмел? За что? Разобраться хотелось немедленно.
Помимо нескольких других статей, статью Ю.Р. Федоровского, кандидата исторических наук, я прочитал от начала и до конца два раза. Автор явно не поскупился на уничижительные эпитеты (так, казалось, велика его нелюбовь к «уму, чести и совести нашей эпохи» А.И.Солженицыну), приводя, как кажется, довольно невыразительные доказательства ошибочности безграничных веры и уважения миллионов соотечественников и иностранцев к автору «Архипелага ГУЛАГ».
Вначале я был поражен. Да как кто-то смеет поливать грязью человека столь многострадального, прошедшего горнило сталинских репрессий, лауреата Нобелевской премии, признанного во многих странах как борца с коммунистическим режимом, писателя высланного из страны за «желание жить не по лжи» и, в конце концов, человека, в которого Я ВЕРИЛ и которым Я ВОСХИЩАЛСЯ? Гнусная ложь! Низкая зависть! И ничего более.
Но при повторном прочтении я стал трезво анализировать доводы, приводимые Федоровским. Одни довольно слабы и даже противоречивы даже для неисторика, другие кажутся неоспоримыми.
Вот некоторые из них: 1) настоящее отчество Александра Исаевича Солженицына не Исаевич, а Исаакович. Подмена происходит при поступлении будущего Нобелевского лауреата в Ростовский Государственный Университет, где на документах он подписывается не иначе как «Исаевич». Ну и что это доказывает? – спросят многие и я в том числе. Во время тотального антисемитизма того времени неудивительно, что у Солженицына возникает желание «обезопасить» себя, заменить пару букв в своем еврейском отчестве, дабы дать себе возможность учиться и работать без риска для своей жизни. Что здесь удивительного? Или, возможно, он решает поменять свое отеческое имя на другое, схожее, по какой-либо другой причине? В силу юношеской неуверенности, здоровой амбициозности, ведь в моде другие имена? У кого из нас не возникало похожего желания в юные то годы? Александр молод, если не ошибаюсь, ему не больше двадцати, и желание «жить не по лжи», которое свойственно, скорее более зрелому человеку, воспитывается в гораздо более позднем возрасте и на протяжении многих лет. 2) Путешествуя по Кавказу Александр Исаевич (или Исаакович), захотел посетить музей Сталина в местечке Гори, который оказался закрытым. Тогда Солженицын получил разрешение у самого Лаврентия Берии. Федоровский недоумевает, как будущий борец со сталинским режимом решается на такой недопустимый шаг? Что за дуализм, что за двойные стандарты? Разве не подобает человеку всеми фибрами души своей ненавидящего сталинский тоталитаризм проявлять, при всяком удобном случае, свою непримиримость и несгибаемость с существующем строем? Повторюсь: в каком году это было? По всей видимости, до того как Александр Исаевич отправился в «места не столь отдаленные», до того, как узналась вся правда о лагерях и массовых репрессиях, до того, как трудно и мучительно родилось и воспиталось это ужасное чувство понимания всей трагичности, масштабности Красного террора. Что мог знать тогда юный Саша Солженицын? А если и знал, в чем преступление посетить музей вождя? C какой целью он там был? Что думал? Какие вопросы себе задавал? Что вынудило его быть там? Вы можете с точностью ответить на эти вопросы, господин Федоровский? Например, моя бабушка даже после смерти оплакивала «вождя всех времен и народов», хотя и она, и ее близкие прошли и через войну, и через голод, и на собственной шкуре испытали «любовь и отеческую ласку» товарища Сталина. Солженицын всего лишь человек, он не Моисей (хотя и пророк был слаб и терзаем сомнениями, как всякий человек). Впрочем, все это мелочи, которые подробно и разбирать то не хочется, поэтому заострять свое и ваше внимание на них, полагаю, не стоит.
Дальше – больше. 3) Федоровский выдвигает предположение, что лейтенант артиллерийских воск Солженицын сам на себя донес. Что был настолько дальновиден и прозорлив, зная, что в тюрьме ему будет уютнее (цитирую: «и своя койка, и постель меняют, и кормят регулярно»), что решит сам себя подставить, а заодно и своих товарищей. Вот это, действительно, умище! Не крест на себе поставить, не врагом народа себя сделать, подвергая опасности не только себя, но и своих родных и близких, что решил интеллигент филфака Саша Солженицын сесть в тюрьму! Потрясающе!
Федоровский приводит еще массу «доказательств», как путаны и расплывчаты подробности ареста Солженицына с его же слов. Как неосторожен он был при «плохо завуалированной» переписке со своими товарищами Виткевичем и Самутиным, как не нашелся что подумать и ответить при аресте, тот факт, что в момент ареста на месте оказалось слишком много офицеров (они должны были быть на своих постах) и т.д. Я допускаю, что по прошествии времени детали несколько исказились, расплылись за давностью времени. А что до написания книг - сам знаю, не соврешь – не напишешь.
Федоровский юродствует по поводу заключения Солженицына. Полгода в СИЗО, 1 год на Калужской заставе, 4 года в «шараге» (тюремном НИИ), 2,5 в Экибазстузе на общих работах – итого 8 лет ему кажутся сущим пустяком, безделицей «по сравнению со сроками других зэков». Извините, господин Федоровский, что всего 8 лет дали, а не пятнадцать! А сколько лично Вы отсидели в лагерях, хотелось бы знать, если следовать Вашей же схеме? Ах, Вы еще пешком под стол ходили в то время!
Но вот следующий пункт, действительно, вызывает массу вопросов, недоумения, и обязательно требует опровержения. Тот факт, что Солженицын, по всей видимости, был завербован КГБ под именем Ветров, кажется, неоспоримым. Тому имеются неопровержимые доказательства. Кстати, сам Александр Исаевич пишет об этом «интересном» факте в своей трилогии «Архипелаг ГУЛАГ». Наверное, любому мало-мальски знакомому с историей Красного террора человеку доподлинно известно, что отвертеться, дав свое согласие сотрудничать с органами, было практически невозможно. Из выступлений тех же
К. Симоняна и H. Виткевича можно узнать, что на следствии Александр Исаевич заложил буквально всех: и Виткевича, который "с 1940 г. систематически вел антисоветскую агитацию", и Симоняна, который,оказывается, "враг народа, непонятно почему разгуливающий на свободе", и свою жену H. Решетовскую, и школьную подругу Л. Ежерец, и даже случайного попутчика в поезде, некоего моряка Власова.
Другой, по всей видимости, неопровержимый факт «стукачества» Солженицына, по терминологии того же Федоровского — так называемый «экибастузский донос», который помог властям жестоко подавить в самом зародыше восстание украинских националистов в лагере в Экибастузе (Казахстан). «Поскольку социализм — это учет и контроль, то все бумаги, которые когда-либо попадали в архивы госбезопасности, бережно там сохранялись (и сохраняются поныне). Добрые дяди из Комитета разрешили ознакомиться с ним и скопировать двум журналистам — чеху Томашу Ржезачу (этот вроде бы из Восточного блока) и немцу Франку Арнау (представителю вероятного противника из блока НАТО). И тот, и другой не преминули воспользоваться щедрым подарком КГБ» согласно Федоровскому».
Вот его содержание:

«Сов.секретно.
Донесение с/о (секретный осведомитель — Ред.) от 20/1 -52 г.
В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель встретил меня у пошивочной мастерской и полузагадочно сказал: «Ну, все, скоро сбудутся пророчества гимна, кто был ничем, тот станет всем!». Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Коверченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих — бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из 2, 8 и 10 бараков должны разбиться на 4 группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать «своих». Далее разговор дословно:
«Она же займется и стукачами. Всех знаем! Их кум для отвода глаз тоже в штрафник затолкал. Одна группа берет штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так-то!». Затем Мегель рассказал, что 3 и 4 группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне.
Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолетов и собирают деньги. Теперь я окончательно убежден в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля «а полячишка-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!».
Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами.
Ветров, 20.1.52».
Это, пожалуй, главный довод и самого Федоровского, и других историков, вплотную «занимавшихся» Солженицыным А.И. Что можно на это ответить? А, действительно ли, существует этот документ, доказывающий неоспоримую причастность Александра Исаевича к Экибазстузскому восстанию? Кто его видел? Подлинен ли он? Что на все это отвечает сам Солженицын? И, наконец, если донос действительно имел место, умаляет ли он или сводит на нет все заслуги нобелевского лауреата перед отечеством и перед всем прогрессивным человечеством? Или же все последующая жизнь писателя «не по лжи», его работы и общественная деятельность в полной мере искупают вину слабого человека, последовавшему основному инстинкту самосохранения? Теряет ли при этом «Архипелаг Гулаг», произведение, которое изучают в учебных заведениях в нашей стране и за рубежом, труд, который стал библией для миллионов заключенных сталинских лагерей, их родных и близких, свою эпохальную значимость и достоверность? На эти вопросы трудно дать односложный ответ или вообще какой-либо ответ.
Далее Федоровский приводит и другие «нелицеприятные» факты трудожизни Александра Исаевича, местами вторгаясь в абсолютно интимные сферы писателя, куда любой благовоспитанный человек совать свой нос не будет, копаясь в грязном белье, как то «нобелевский развод» с Натальей Решетовкой и связь с Натальей Светловой, дает, на мой взгляд, субъективную оценку главному труду Солженицына: «С моей личной точки зрения, "Архипелаг" представляет собой сборную солянку бессистемных и некритических пересказов лагерных баек и слухов, вплоть до самоповторов (сравните т. 1, гл. 6 и т. 3, гл. 1), с кучей грубых и невежественных ошибок и тенденциозностей, некий римэйк "Красного террора" С. Мельгунова. Кстати, аналогичного мнения придерживались H. Виткевич, Л. Самутин, H. Решетовская. Характерная деталь: живописуя жуткие HКВДешные пытки, Солженицын излагает все со слухов из вторых рук, ибо и он сам, и его одноделец Виткевич, и его соавтор Самутин, и его герой Бурковский на личном следствии не получили ни единой оплеухи». Словно не Солженицын, а Федоровский отсидел восемь лет в лагерях, который лучше знает и о пытках, и о лагерной жизни.
Далее следуют подробные злопыхания по поводу Нобелевской награды, сводя все к всемирному семитскому комплоту (версия старая как мир, хотя и имеющая сторонников), уверения читателя в необъективности Нобелевского комитета, педантичные доказательства жадности, гордыни и мизантропии Солженицына-человека, впрочем, не буду пересказывать. Все это, уважаемый читатель, Вы можете прочитать у самого Федоровского. Для меня самым главным и мучительным, проходящим через весь этот подробный труд красно-КРОВАВОЙ нитью, остается почти неоспоримый факт «стукачества» Александра Исаевича. Все правда? Или все-таки гнусная фальсификация?
Сейчас, возвращаясь к подробностям прочитанного, я вспоминаю свое удивление по поводу досконального знания всех нюансов лагерной жизни, так точно описанными в «Архипелаге»: доскональные описания тюремной иерархии с ее подводными камнями и течениями, методов воздействия и ведения допроса, понимание передвижений политических фигур на Кремлевской доске, знание судеб, цифр и всего прочего, чего знать наверняка нельзя.
И еще один вопрос я не перестаю задавать себе: а как бы я поступил на месте Солженицына? Выстоял бы? Как бы ты, читатель, повел себя, внезапно вырванный из привычного круга своих любимых и близких, подталкиваемый прикладами по холодным, мрачно освещенным коридорам, которые ведут либо на допрос с пристрастием, либо в переполненную, зловонную камеру, где вперемешку сидят «политические» и уголовники, которые люто ненавидят друг друга, где непосильный рабский, ломающий хребет труд, за который плата одна – жидкая баланда и шесть часов беспокойного сна, где отняты надежда на освобождение и само понимание происходящего, так как большинство все еще стойко верит в товарища Сталина и светлое будущее? Как бы поступил сам господин Федоровский так лихо разоблачающий стукача Солженицына? Пока у меня одни вопросы, а ответов нет…