Кудашеву
вставало очень странное виденье:
как будто я спешил сквозь полстраны
лишь для того, чтоб слышать это пенье,
чтобы понять: вот трели соловья,
а вот беду накаркивает ворон,
а там шакировские кумовья
вновь правят бал. И зал, как прежде, полон.
Шесть струн звучат – то нежны, то резки.
Его вихор горит, во тьме пылая,
а голос то заплачет от тоски,
то смехом полнится от края и до края.
Его слова – то пламень, то бальзам –
ложатся честно, прямиком на сердце.
И понял я, что нет, не передам
всей гаммы чувств о том ночном концерте,
когда тихонько таяла свеча
и стрелка круг за кругом отмеряла,
когда подумал, рубанув с плеча, –
отдать за это трети жизни мало.
22.05.88
Свидетельство о публикации №106100900761