Карусель

Грибной дождь за больничным окном незаметно смывал дорогу. Серые деревья с молодыми почками, грустно опустив ветки, мокли. Дождевые капли отбивали дробь по мутному стеклу и заставляли колыхаться блёклый тюль. Старый такой. Ему лет 30, не меньше, как я думаю. И его вряд ли кто стирал. Кружевные лепестки вились по этому пеплу.
"Это не палата, это тюремная камера, думала я, грязная, тёмная и пустая..."
–Ты мой единственный друг. Ты меня любишь. Обещай, что мы покатаемся!
Дождь потихоньку унимался. Вылезло уставшее, ещё по–зимнему белое, солнце. Теперь пейзаж уже больше походил на тусклый май.
Вот примерно в такую пору лет 12 назад я познакомилась с Пашей. В песочнице. Как рассказывал его отец, мы не поделили какую– то горсть песка.
С тех пор почти каждый день мы проводили вместе. И в школе в один класс попали, хоть он и был на год старше меня. Росли вместе, Всегда помогали друг другу. Когда стали старше, он начал отдаляться. Перестал провожать домой; он жил по соседству, и мне показалось, что это странно.
Так он взрослел. В школе мы перестали общаться вообще. Как он говорил, для его же имиджа. Чтобы никто не подумал, что у него есть девушка, или, что ему больше нравится дружить с девочками. А мальчики с девочками не дружат. Я всегда считала и считаю, что это глупости.
Вечерами мы сидели перед подъездом и разговаривали. Много лет. Это уже была традиция.
Родители никогда не понимали, как мы можем дружить. Я всегда спорила с Пашей. Он упрямился. Я часто на него обижалась и нервничала, когда он избегал меня. Обидевшись. Но вопреки всему, мы были лучшими друзьями. Даже, когда он делал вид, что мы не знакомы. Это была странная дружба.
Однажды он сидел у подъезда с какими–то парнями с сигаретой в руках. Я была поражена его довольному виду и с криками разогнала его ребят.
–Ты что делаешь?!! Брось сигарету! Когда это ты курить начал? Кто это был?!
–Ммм... А не слишком много вопросов?.. – сказал он с блуждающей улыбкой. И засмеялся. Неестественно так. Впервые мне стало страшно, я покрылась мурашками.
Я успокоилась. Села рядом. Он затянулся.
– Это не сигарета. Это.... Я не помню. На, попробуй!- он тыкнул мне в нос самокруткой. Снова засмеялся,– Катюха, ты перестань заботиться обо мне. Я тебя старше, я проживу как–нибудь без второй мамы... Ты это... Зря дёргаешься... Да...,– у меня наворачивались слёзы. Своими мокрыми глазами я пыталась поймать его пустой взгляд,– Ты не понимаешь... Меня никто не любит. Никто, – он демонстративно замотал головой.
–Ты не прав,– я забралась на скамью с ногами и спрятала лицо от травянистого дыма.
Его рука упала на колени. Он смотрел на надписи, на стене, сделанные пару лет назад. Там и наши были.
–Хм, я прав. Кать, невозможно жить иллюзиями. Моя жизнь кончалась! Я сам её прикончил! А она всё изворачивается, путается под ногами! – Паша начинал кричать,– К тому же, я не курю. Мне нужно расслабление. Всё. Я не затянусь во всё это, это... Э...Забыл. Надо жить здесь и сейчас. А ты не дёргайся, – повторил Паша и попробовал поймать мою руку слабыми пальцами.
Но он затянулся. Сразу. Сначала курил, потом перешёл на более серьёзные вещи. Кололся. Я его не выдавала. Не знаю почему. Наверное, боялась, что его увезут куда– нибудь, а может отказывалась верить в то, что это опасно. Но ему постоянно читала лекции о вреде наркоты. А он улыбался.
У него началась паранойя. Паша боялся выходить из дома. А квартирка превратилась в свалку. Он с опаской поглядывал на обшарпанные стены, а, убедившись, что там не появились фиолетовые ангелы или зеленые черти, нащупывал иголку.
Я обнимала себя своими холодными руками и тихо плакала. Понимала безысходность. Я практически жила у него. Я знала, что долго он не протянет, и дорожила каждым моментом, проведённым рядом с Пашей.
Родители его отвергли и уехали на старую квартиру, бросив 18–летнего Пашу наедине с его страхами. И мной. Я не уехала никуда. Я осталась с ним. Больше он никого не видел. Его жизнь - галлюцинации, я и воспоминания. У меня же остались только последние.
В институт я не поступила. У меня не было времени, средств и достаточных знаний.
Пошла подрабатывать кассиром в магазине отца подруги. Обзавелась новыми друзьями и перестала дневать и ночевать у Паши. Он не расстраивался, не замечая моего отсутствия. Когда я приходила, приносила еду, он лишь удивлённо вскидывал брови:
–Катя?! Ка-атя, – и опять улыбался.
В день своего 20летия он увеличил дозу. Сделал себе подарок.
На работу мне позвонили из нашей городской больницы.
–Ковалёва Катерина Сергеевна?- я выслушала рассказ главврача,– Павел Анатольевич у нас. Передозировка. Но он жив остался. Родился в рубашке...
–..но без мозгов,– завершила я.
–Катерина Сергеевна, приезжайте.

Я зашла в палату, пропахшую лекарствами.
–Катя....
Я тяжело вздохнула и села на скрипучий стул.
–С днём рождения.
Воцарилось молчание. За окном накрапывал дождь.
–Катюх, я не прав был. Но ничего уже не изменить. Я выздоровею?- он смотрел на меня, как голодный пёс смотрит на хозяйку.
–Конечно! Я обещаю! Всё будет, как обычно! – я сделала глупую и неудачную попытку улыбнуться. Он мне поверил, за что я себя проклинаю.
–А давай потом посидим у подъезда. А как там Сонька? Жива?
–Они переехали давно. Ещё, когда мы в седьмом классе были.
–А я и забыл... Обещай мне, что мы выйдем отсюда и пойдём в кафе. Мороженое есть. А потом борщ. И солёные огурцы, и торт! И, что мы в подъезде попишем, или нет. Лучше мы его помоем! Помоем квартиру ещё, ладно? И на каруселях покатаемся. Как раньше. Под дождём, – он замолк,– Ты мой единственный друг. Ты меня любишь. Обещай, что мы покатаемся!
–Обещаю, – сказала я дрожащим голосом и уставилась в окно, в дождь.
–И давай сходим в школу, навестим учителей... Помнишь Людмилу Михайловну? Училка. Самая первая.
–Александровна. Людмила Александровна.
–А, ну да..., – он снова утих,– Катюх, живи здесь и сейчас. Не повторяй моих ошибок.
А мы точно борщ есть будем? Нет, сначала карусели, а потом борщ. А то меня стошнит, как в 12 лет. Помнишь? Ха, помнишь, как смешно было, а я верещал, что здесь не над чем смеяться... Ты про карусели не пообещала.
Я молча смотрю в окно. Вспоминаю. Я обещаю.
Дождь закончился. Я обошла его кровать. Поцеловала в щёку, осела на пол и заплакала. Паша молчал.
–Да не дёргайся ты....
–Я обещаю! И борщ, и карусели, и мороженое, и Соньку найдём...
Всхлипывая, я вышла из палаты. Из больницы.
–Надо жить здесь и сейчас,– повторила я сама себе и взглянула на треснувшее окно его палаты. Затем опустила глаза на влажный асфальт, – Здесь и сейчас.
Села на автобус и поехала в парк.
Эту жизнь я проживу за нас обоих.