Поэтесса, или Смерть истукана

 1
Обрюзгший, постаревший и чужой
Приехал скульптор в город свой родной
И брёл, неузнаваемый, по лужам.
Здесь Мастером он был, здесь был он мужем.

Вздохнул приезжий. Бывшая жена
Умна была, красива и нежна,
Но в городе чужом нашёл моложе,
Да вздорную. Ошибся он, похоже.

Он вышел к центру. Был вечерний час,
Толпился люд у театральных касс.
Приезжий сонно глянул на афишу –
И встал, как вкопанный.
-- Кого я вижу!

С афиши на него глядела та,
Чья тихая святая красота
Сдержать его когда-то не сумела,
Хоть верною была душой и телом.

Когда-то он смеялся над женой:
Стихи она писала в час ночной.
А вот теперь она звала на встречу –
На юбилейный творческий свой вечер.

Не виделись они 15 лет…
Он усмехнулся, в кассе взял билет
И в зал вошел. Здесь музыка звучала.
Народу было, в общем-то, немало,

Да он всё прибывал и прибывал,
И вот уж полон театральный зал.
Приезжий сел в свой ряд – от сцены недалече
И внутренне страдал, подумавши о встрече.

О встрече ихних глаз: ведь он её смутит,
Она собьётся, кто-то освистит.
Какой позор! Рукою он прикрылся
И каялся: зачем сюда явился?


Но вот установилась тишина,
Поднялся занавес… В лучах стоит она –
Прелестное и дивное виденье.
Но Боже мой, какое превращенье!

Он помнил облик собственной жены:
Черты её всегда были нежны
В пушистости домашнего халата,
Но он ушёл, и вот она – расплата.

На сцене королева, видит Бог!
Вся в звёздно-чёрном с головы до ног,
Вся – как порыв, со статностью единый,
И жемчуга на шее лебединой.

Что слышит он: взорвался дружно зал –
Восторг любви, аплодисментов шквал,
И это всё – его былой супруге?!
Покинутой, увы, его подруге?

Он в молодости тоже славен был
И несколько шедевров сотворил
(Так в общем-то супруга говорила…
Она и глину для него месила).

Когда с скульптур срывали полотно,
Он тоже именинником был, но
Был сдержаннее, сдержаннее зритель –
Гранита или мрамора ценитель.

За что ж такая честь его жене?..
Вот смолкло всё, и в мёртвой тишине
Раздался голос – ясный, чуть гортанный
И прежний, юный, и какой-то странный.

В нём нотки, незнакомые ему,
И сила, неподвластная уму:
Она невольно в душу западала
И сердце упоительно сжимала.

2
Читала поэтесса не с листа.
Была и величава, и проста
Её манера: вроде бы для зала,
Но будто одному тебе читала.

Стихи её печальны и мудры,
Как стрелы, поразительно остры,
Как летний полдень, пламенны и жарки,
Как акварель, сочны, свежи и ярки.

Высокая гражданственность стиха,
Презрение к забвению греха,
Поэзией разбуженная древность
И лирики душевная напевность –

Всё было в них: и страстность, и покой,
Ночной набат и зорька за рекой…
Потом на сцену вышли музыканты,
Звучало на её стихи бельканто.

Искусства величавое родство –
Поэзии высокой торжество
И музыки певучее начало --
В притихшем зале царственно звучало.

Наш скульптор, как любой служитель муз,
Был меломан. Уже сомнений груз
Его покинул. Он уж наслаждался
И рад, что не сбежал он, что остался.

Ему уже приятно было, право,
Что в зале раздавались крики «браво!»
И вспыхивали вновь аплодисменты.
Был скульптор горд в подобные моменты.

Ревниво озирался он на зал.
Ах, если б из сидящих кто-то знал,
Что ОН к венцу вёл эту королеву –
В ту пору ещё трепетную деву,

Что ночи соловьиные без сна
Дарила ему юная жена,
Чья кожа, миль пардон, нежнее шёлка,
Что были они счастливы так долго!

Увы, увы! Никто не знал о том.
«Напрасно я покинул этот дом!
Но, может быть, ещё не всё пропало?
Жена моя ещё прекрасней стала,

И до сих пор – фамилия моя…
Не замужем? А это значит, я
Имею шанс? Коль провернуть умело…».
Он поднял взгляд. Она в глаза глядела.

Глаза в глаза – так встретились они.
Но нет улыбки, как в былые дни,
В её очах «испуганной газели»,
Они огнём нешуточным горели.

Напрасно опасался скульптор наш:
Жену былую этакий пассаж
Нет, не смутил. Не дрогнул её голос,
И ни один не шевельнулся волос.

3
…Читает поэтесса новый стих.
Читает так, что зал совсем притих
И, кажется, дышать все перестали –
Так много в нём и боли, и печали.

Рассказывает тихо о былом,
О двух сердцах, пылающих огнём.
Одно потухло, догорело пламя,
Другое сердце превратилось в камень.

В скрижаль любви тот камень превращён,
В футляр души навеки помещён,
А высечена болью на скрижали
История разлуки и печали.

Стих горестный читает за стихом…
Он понимал – они о ней, о нём,
Но не было уж гордости, как прежде,
Не оставалось места и надежде.

Безжалостна была её рука –
Разила сердце каждая строка,
Как шпага, что отравлена кураре.
Клинок звенел. Она была в ударе.

И нанесла смертельный свой укол:
Тот вечер, когда он к другой ушёл,
Она сравнила с Тайною Вечерей:
«Один предаст».. Никто из них не верил.

4
Ещё шумел разгорячённый зал,
Цветы своей любимице вручал,
Когда сбежал наш скульптор втихомолку
И стал бродить по улицам без толку.

Он понял вдруг, что был всегда смешон,
И осознал, кого лишился он.
То было впрямь безжалостным ударом:
ОНА – не он отмечен Божьим даром.

Она – не он – воистину Талант.
Хотя порой выигрывал он грант
И что-то там ему порой вручали,
Её успех – весомее медали!

О, стыд какой! Надутый дуралей,
Ведь это он подшучивал над ней,
Когда она стихи ему читала.
(Обиженная, вскоре перестала).

А сам пред ней хвалился, как индюк,
Творением своих корявых рук.
И где сейчас найдёшь его творенья?..
Он сам к себе исполнен был презренья.

Спустилась ночь. Он тёмным парком шёл
И вдруг на своё детище набрёл.
Не «Девушка с веслом», но что-то вроде:
Их истуканами зовут в народе.


Раскрашенный под бронзу гипс простой
Блестел когда-то словно золотой,
А нынче облупился, стал пятнистым,
Оброс по кругу вереском душистым.


Взошла луна. То был ночной обман,
Но хитро улыбался истукан.
У скульптора не выдержали нервы,
Увидел камень и ударом первым

Снёс голову уроду своему,
Затем и руки сокрушил ему,
И бил, и бил! Рассудок помутился,
Сдавило грудь… Он охнул и свалился.

Мелькнула мысль, как быстрая змея:
«Лишь утром сторожа найдут меня,
Лежащего ничком среди обломков.
А как мечтал быть в славе у потомков!»

И только тут, на грани полусна,
Пришла к нему красавица жена
И на пороге вечности простила.
Простим и мы.
Всех примирит могила.